Дом стекла и света - Марк Хармс

руки в стороны, словно все сейчас сцепятся в драке. Затем он ласково обратился к окаменевшему Отто, скрестившему руки на своем стуле. – Ты же гений, Отто, я знаю, ты сможешь. Помнишь, какой чудный план ты придумал, чтобы похитить принцессу? Это было так гениально – выманить ее на балкон с помощью дрона, который разговаривал голосом ее давно пропавшей матери!

Отто, польщенный, почти незаметно улыбнулся.

– Хорошо, я придумаю новый план, – смягчившись, пробубнил он.

В голове у Питера зашумело. Принцесса? Уж не о принцессе Элли говорили эти подонки и убийцы? Если это так, он должен выяснить, где она и все ли с ней в порядке! Но как?

– А тот план, благодаря которому нами стал править Его Великолепие? – мягко, словно подлизывающийся кот, продолжал Ромо, и благоговейно посмотрел в потолок, на котором Питер заметил огромный линзообразный экран, нависший над центральным столом. Экран был выключен, но, похоже, для взора Его Великолепия в Доме не бывает выключенных экранов. С помощью них он глядит на своих подчиненных, заглядывая в каждый уголок, в каждую душу! – Джеронимо, может, расскажешь нам, как вы с Отто это устроили? Это моя любимая история!

6. Рассказ Джеронимо

Джеронимо, польщенный всеобщим вниманием – даже бармен за стойкой, казалось, навострил уши, в сотый раз начищая до блеска стакан в своей руке – медленно откинулся на спинку стула и положил на стол обе руки.

– Да-а-а, – протянул Джеронимо, глядя куда-то в потолок, – когда-то Дом был совсем иным местом – он и назывался-то тогда вовсе не Дом, а МЦСИ – Мировой Центр Современных Искусств, и было в нем всего лишь полсотни этажей. Именно он должен был объединить в себе все телевизионные и музыкальные студии мира, все художественные галереи, а также все новейшие изобретения, позволяющие погрузиться в другую реальность. Материалы Центра – кинофильмы, видеоролики, музыка, искусство, цифровая живопись, виртуальная архитектура и многое другое – должны было увеличить свое качество, а, следовательно, свою ценность в глазах всего мира из-за жесткой внутренней конкуренции между работниками Центра. Первым главой Центра стал Бенедикт Хоуп – он намеревался создать в Центре по-настоящему рабочую атмосферу, чтобы все работники буквально жили творчеством и выдавали свой максимум, ведь именно в этом была главная ценность Центра – создавать действительно качественный материал. И первое время Центр исправно выполнял свою задачу.

Старик рассказывал эту историю таким голосом, словно она была у него любимой с самого детства. Он немного помолчал, наслаждаясь всеобщим вниманием, и продолжил:

– Но вскоре обнаружилась неприятная… тенденция, – сказал Джеронимо после небольшой паузы. Остальные слушали молча и внимательно, и только Шон демонстративно плевал в потолок. – Актеры, режиссеры и все остальные, связанные с производством фильмов, попав в Центр, начинали думать, будто они достигли высочайшего престижа, и все их работы начинали заметно терять в качестве. У режиссеров появились иные ценности – они перестали снимать кино про человеческие чувства, про высокие чувства, про эмоции, и перешли к так называемому “черному кино”, которое обнажало все жестокости и всю мерзость человеческой натуры. В картинах стали цениться грязь и насилие. Музыка превратилась в электро-синтетический хаос с дикими криками, ужасными, разрывающими уши, звуками и мрачными нагнетающими ритмами. Такой музыке дали название ультрастеп, и она стала захватывать молодежь. Цифровая живопись так же, как и кино, скатилась на самое дно и стала изображать только примитивные физиологические процессы, – тут Эггс поморщился, что-то себе представив, – и самые низкие проявления человеческого характера.

Но что самое ужасное, понял вскоре Бенедикт, так это то, что весь мир беспрекословно следовал всем тенденциям современного искусства, слепо подражая, копируя и распространяя каждое новое извращение, вышедшее из недр Центра… Хоуп понял, что мир стал погружаться в бездну, ведь теперь искусство служило не для того, чтобы тянуть людей кверху, к небесам, а для того, чтобы принизить людей до уровня их самых низменных качеств! Он понял также, что это возникло из-за него и самой концепции Мирового Центра – когда люди искусства начинают жить друг с другом, в полной изоляции от остального мира, их видение реальности начинает искажаться, и они начинают видеть высокое в том, что всегда было мерзким и недостойным всеобщего внимания. После этого Бенедикт, обезумев, вознамерился разрушить Мировой Центр.

Но! – тут Джеронимо победно поднял палец вверх. – К счастью, этому не суждено было случиться. О намерениях уничтожить Центр прознал наш великий будущий Его Великолепие, – старый злодей вновь благоговейно посмотрел в потолок, – и понял, что, хоть Центр и погряз в грязи и извращении искусства, он все же может исполнить свое предназначение, и разрушать столь грандиозное сооружение было бы верхом безумия. Будущий Его Великолепие обратился за помощью ко мне и Отто, – Джеронимо благодарно посмотрел на бледного Отто, – и мы не подвели его! Тогда под основанием Центра как раз был обнаружен чудесный солин, но он не интересовал Хоупа, зато очень заинтересовал нынешнего президента корпорации “Мираж” – тогда еще никому неизвестного бедного ученого, доктора Моррисона. Доктор Моррисон изобрел первый в мире лайвер, и мы вместе с Отто решили подарить его Бенедикту. Доктор Моррисон тайком ото всех изобрел прототип портала, какими сейчас повсеместно пользуются клиенты “Миража”, но он не обладал достаточной силой внушения без солина и лайверов.

И вот, перед торжественным ужином, за которым собирались Хоуп и еще ряд доверенных ему людей, среди которых был и будущий Его Великолепие, звавшийся тогда, простите за дерзость, Хэйлом, и бывший тогда еще неприметным продавцом рекламы, мы с Отто пробрались на кухню и подсыпали в еду Бенедикту щепотку солина. Вы, наверное, хотите узнать – как же мы догадались, что именно будет есть Хоуп? – Джеронимо медленно обвел взглядом напряженных слушателей – всех, кроме невидимого Питера. – Очень просто! Владетель Дома обожал печеные груши – кроме него никто эту гадость – хе-хе-хе – не ел, поэтому наш выбор пал именно на это блюдо. Вскоре груши подали, Бенедикт их слопал, после чего его глаза широко раскрылись – верный признак того, что человек сейчас готов поверить во что угодно! – Джеронимо тоже широко раскрыл глаза и захихикал. – И Его Великолепие спрашивает Бенедикта: “Многоуважаемый господин Хоуп, не хотели бы вы взглянуть на наше новое изобретение?” Тот, естественно, кивает, словно ребенок, и послушно идет за будущим Его Великолепием. Они приходят в мастерскую доктора Моррисона, Бенедикт получает свой лайвер и отправляется в путешествие в один конец, хе-хе-хе… Вы только представьте себе – первый лайвер и первый портал – и все для господина Хоупа! Какая честь! Наверняка он и поныне бродит по какому-нибудь заброшенному миру, одному из миллиона миров “Миража”!

– И что потом? –