Бокс-офис - Владимир Прягин

внесли в зал лёгкий и длинный фанерный столик, поставили его перед экраном. Притащили три стула.

— Мистер Свиридов, мисс Квон, — окликнул нас Джонсон, — прошу сюда. И мисс Бьянчи тоже, само собой разумеется!

Мы сели за стол — я в центре, Сон-Хи с Розанной слева и справа.

Теперь мы оказались лицом к лицу с наследниками империй.

— Да, — заговорил неспешно цесаревич Андрей, сверля меня взглядом, — вопросы есть. Особенно к сценаристу.

Глава 4

— Погоди, Андрей, — сказал Манфред. — Успеешь ещё поцапаться с земляком. Давайте сначала наградим комплиментами фройляйн Бьянчи, юную нимфу! О, эта чудесная непосредственность! Фройляйн, вы в жизни ещё прекраснее, чем на киноэкране. Я очарован и буду вашим верным фанатом.

— Спасибо, ваше высочество.

Розанна порозовела, но больше не запиналась от страха и отвечала вполне уверенно. Даже стрельнула глазками.

— Ну, естественно, Манфред, — хмыкнул Андрей. — Кто бы сомневался, что в этом… гм… кинопроизведении ты отметишь вполне конкретный аспект. К комплиментам я, впрочем, присоединяюсь. Ваша игра, мисс Бьянчи, была выразительна и свежа, тут не о чём спорить. А вот что касается остального…

Пауза, взятая цесаревичем, получилась многозначительно-веской. Джонсон, достав платок, взволнованно вытер лысину. Первой нарушила молчание Изабелла:

— Вижу, что предстоит серьёзное обсуждение. Но сначала позвольте задать вопрос, который не даёт мне покоя. Где проходили съёмки? Столичный город, который нам так красиво продемонстрировали, местами напоминает Лондон, но это явно не он…

Сейчас, при ярком освещении, я смог рассмотреть её лицо лучше. Веснушки в сочетании с рыжим проблеском в волосах придавали принцессе несколько простоватый вид, но это ей, как ни странно, шло.

— Вы совершенно правы, выше высочество, — сказал я, — это не Лондон. Это комбинированные съёмки, а город полностью нарисован.

— О, это поразительно.

— И вновь соглашусь, — произнёс Андрей. — В фильме очень много визуальных моментов, способных привлечь внимание. И при этом отвлечь от содержательной части, которая, как верно сформулировал мистер Джонсон, представляется как минимум спорной.

Он перевёл взгляд на живчика-председателя, продолжавшего обильно потеть:

— Не стоит переживать, мистер Джонсон, вы сделали верный выбор, показав нам эту картину. Благодаря ей мы можем более полно судить о тех настроениях, которые наблюдаются в среде творческой интеллигенции к нынешнему моменту.

— Ваше императорское высочество, — сказал я, — при всём уважении, я бы воздержался от обобщений. Мой сценарий ни в коем случае не является высказыванием от имени какой-либо группы, а тем более — от имени творческой интеллигенции в целом.

— То есть, господин Свиридов, этот сценарий транслирует вашу личную антипатию к институту монархии? Или вы будете отрицать, что наследник трона изображён в картине в весьма неприглядном виде?

— У этого персонажа скверный характер, — подтвердил я. — Он избалован, груб, но способен признать ошибку и не лишён мозгов. Так что, вероятно, он станет не худшим из королей в итоге. Но будет ли он от этого счастлив? Вряд ли.

Цесаревич поморщился, но перебивать не стал. Я продолжил:

— Смысл этой сюжетной линии — сочувствие к человеку, который вынужден играть роль, вызывающую у него отторжение. Это, кстати, касается не только монархии. Подобная ситуация может быть и в семье потомственного купца, и в семье нефтепромышленника, к примеру. Даже в семье владельца обувной мастерской. Но в случае с монархией контраст проявляется наиболее резко. Нельзя просто взять и сменить профессию. Это грустно. Поэтому, простите за дерзость, ваше высочество, я ни за какие деньги не хотел бы оказаться на месте любого из здесь присутствующих. Это отразилось в сценарии.

— Благодарю за заботу, — желчно сказал Андрей. — Но лично я совершенно в ней не нуждаюсь. А ваши рассуждения о монархии нахожу до крайности упрощёнными.

— А вот я, — задумчиво сказал Эрих, старший сын кайзера, — увидел в картине примерно то, о чём герр Свиридов только что говорил. Эмоционально не разделаю метаний принца из фильма, но на умозрительном уровне понимаю их.

Заговорил Цзинь-Лун, китайский наследник:

— Место человека на иерархической лестнице — древняя и глубокая тема. Ей посвящено множество трактатов. И мне не показалось, что данный фильм претендует на её детальное осмысление.

— Вы совершенно правы, выше высочество, — кивнул я. — Тема затронута, но по большому счёту эта картина — просто развлекательное кино. С некоторым смыслом, но без интеллектуальных глубин.

— Такое признание, — усмехнулся Андрей, — забавно звучит из уст литератора, который воспитывался, как я понимаю, на русской классике. Вы всерьёз полагаете, господин Свиридов, что подобным подходом нужно бравировать?

— Я полагаю, ваше высочество, что кино и литература существуют в различных художественных контекстах. Нет смысла подходить к ним с одной и той же меркой. Впрочем, и к нашей литературной классике у меня неоднозначное отношение. Но вряд ли это интересует кого-нибудь из присутствующих.

— Ну почему же? — бесстрастно сказал Джу-Вон, корейский наследный принц. — Нечасто выпадает возможность спросить у автора что-либо напрямую.

— Ага, вот именно, — сказал Манфред. — Давайте-ка, герр Свиридов, ответьте. В фильме грызутся толстосумы-магнаты и родовая знать. А вы за кого? Вот если без экивоков?

— В фильме, — ответил я, — всё показывается утрированно. В реальности ситуация не настолько усугубилась.

— Да, господин Свиридов, — сказал Андрей, — в реальности монархии доказали, что способны к саморазвитию, избежав крайних проявлений как социального, так и межгосударственного антагонизма. Пережитки феодализма устранены, а колониальная система практически демонтирована. Разум возобладал, представьте себе.

— Или нам просто повезло, — пожал я плечами.

— Да вы просто ас геополитической аналитики! — расхохотался Манфред. — Но всё же давайте начистоту — вы не любите родовую аристократию? Бароны в вашем сценарии — либо нахрапистые болваны, либо надутые индюки.

— Сословная система, — сказал я, — закрепляющая за кем-то привилегии по рождению, действительно кажется мне неправильной. Я рад, что в реальном мире она уже почти не работает, хоть и сохраняется на бумаге. Сам я — из мещан, поэтому могу лишь приветствовать социальные реформы последних десятилетий. Лично мне они дали новые возможности.

— Крупные буржуа в вашем фильме, — сказал Андрей, — тоже не вызывают симпатий. Я вообще не вижу в сюжете положительных персонажей среди богатых и знатных. Или вы, господин Свиридов, считаете, что достойные люди встречаются только на низовых социальных уровнях? Странное проявление подросткового нигилизма. Оно, вероятно, может способствовать вашей популярности среди люмпенов, но вряд ли добавит вам уважения в интеллектуальных кругах.

— Позвольте не согласиться, ваше высочество. В фильме есть положительный персонаж среди буржуа — это отец главной героини. Он не участвует в закулисных интригах, а спокойно работает, делает своё дело. Если бы я писал социальную драму, то акцентировал бы этот момент сильнее. Но я писал, повторюсь, сценарий для развлекательного кино.

— В связи с