Увидимся в августе - Габриэль Гарсия Маркес

раз не из приличий, а чтобы он не понял, как вскипела ее кровь, разгоряченная шампанским. Но он придвинул ее к себе, сначала мягко, а потом вложив всю силу в руку у нее на талии. И тогда она почувствовала на своем бедре то, что он, обозначая территорию, хотел дать ей почувствовать. У нее ослабли колени, и она прокляла себя за биение крови в венах и непозволительный жар дыхания. Ей все же удалось прийти в себя и отказаться от второй бутылки шампанского. Он не стал настаивать, а предложил прогуляться по пляжу. Она скрыла разочарование за снисходительной и легкомысленной фразой:

— Вы знаете, сколько мне лет?

— Я не могу себе представить, чтобы у вас был иной возраст, кроме того, что вы сами пожелаете, — ответил он.

Он еще не договорил, когда она, уставшая от вранья, поставила своему телу ультиматум: сейчас или никогда. «Простите, — сказала она и поднялась, — мне нужно идти». Он в замешательстве вскочил на ноги.

— Что случилось?

— Мне нужно идти. Я плохо переношу шампанское.

Он предложил какой-то другой, более невинный план, не зная, видимо, что, когда женщина уходит, нет власти, божеской или человеческой, способной ее остановить. Наконец он сдался.

— Можно мне вас проводить?

— Не утруждайтесь. И спасибо. Незабываемый получился вечер.

В лифте она уже жалела, что ушла. Точнее, испытывала к себе жгучую ненависть. Хотя было утешительно осознавать, что она поступила правильно. Она вошла в номер, разулась, легла на кровать и закурила, смотря в потолок. Взревела пожарная сигнализация. Почти одновременно в дверь постучали, и она мысленно испепелила чертов отель, где рука закона достает постояльцев даже в уединении уборной. Но за дверью стоял не закон, а ее недавний партнер. В полутемном коридоре он напоминал музейную восковую фигуру. Без всякого сострадания, не убирая руку с дверной ручки, она всмотрелась, убедилась, что это он, и наконец отодвинулась от прохода. Он вошел, как к себе домой.

— Предложите мне что-нибудь выпить?

— Угощайтесь, — ответила она непринужденно. — Я понятия не имею, как что работает в этом космическом корабле.

Он, напротив, прекрасно умел со всем управляться. Приглушил свет, включил легкую музыку, достал из мини-бара шампанское и налил два бокала — словно работал художником-постановщиком. Она включилась в игру — не как Анна Магдалена, а как актриса, исполняющая ее роль. Они сдвинули бокалы, и тут зазвонил телефон. Она подошла. Очень любезный сотрудник безопасности отеля сообщил, что никто не может находиться в люксе после полуночи, если не зарегистрирован.

— Разумеется, я знаю, — сказала она, краснея. — Прошу прощения.

И в полном смущении повесила трубку. Он, словно слышал весь разговор, просто сказал: «Они ведь мормоны». И без дальнейших проволочек пригласил ее посмотреть с пляжа полное лунное затмение ровно через час с четвертью. Это было заманчивое предложение, поскольку к затмениям она питала детскую страсть, но весь вечер она балансировала между приличиями и соблазном и теперь соглашаться было неловко.

— У нас нет выбора, — сказал он. — Это наша судьба.

Сверхъестественность события избавила ее от колебаний. На его роскошном внедорожнике они отправились смотреть затмение в маленькую бухту, окруженную кокосовой рощей, куда не ступала нога туриста. Далеко на горизонте мерцал город, небо было звездное и прозрачное, а луна светила одиноко и печально. Он припарковался под пальмами, снял ботинки, ослабил ремень и откинул свое сиденье. Только тогда она заметила, что задних сидений в машине нет, а передние превращаются в ложа одним нажатием кнопки. Остальное пространство занимал крошечный бар, магнитола, из которой журчал саксофон Фаусто Папетти, и микроскопическое подобие ванной с портативным биде за бордовой шторкой. Она все поняла.

— Затмения не будет, — сказала она.

Он заверил, что затмение обещали.

— Не будет, — повторила она. — Затмения бывают в полнолуние, а сейчас мы в первой четверти луны.

Его это не смутило.

— Значит, будет солнечное. Торопиться некуда.

Дальше разговаривать было незачем. Оба знали, к чему идет, она — еще с первого болеро. Ее удивило, как искусно, с мастерством фокусника, он снимал с нее вещь за вещью, кончиками пальцев, будто луковицу чистил. При первом штурме ей показалось, что она сейчас умрет от боли и невероятного смятения, что ее распластали на бойне. Дыхание перехватило, ее омыло ледяным потом, но она обратилась к примитивным инстинктам, желая чувствовать не меньше, чем он, и доставлять не меньше чувств, и вместе они отдались немыслимому наслаждению, какое дарит грубая сила, подчиненная нежности. Она никогда не стремилась узнать, кто он такой, но три года спустя после той безумной ночи увидела в телевизоре его фоторобот: полиция всех карибских стран разыскивала печального вампира, мошенника, сутенера беспокойных вдов и, возможно, убийцу двух из них.

4

Анна Магдалена Бах нашла своего следующего августовского мужчину еще на пароме. Собирался дождь, море было неспокойное, как в октябре, и на палубе оставаться не хотелось. Как только паром отвалил от причала, заиграл карибский оркестр, какие-то немцы, туристы, пустились в пляс и плясали до самого острова. Она укрылась в пустой — было всего одиннадцать утра — столовой и попыталась сосредоточиться на «Марсианских хрониках» Рэя Брэдбери. У нее почти получилось, как вдруг раздался крик:

— Что за счастливый день!

Доктор Акилес Коронадо, знаменитый адвокат, школьный друг Анны Магдалены и крестный ее дочери, шел к ней по проходу, раскинув руки и переваливаясь, словно престарелая горилла. Он сгреб ее в объятия, поднял в воздух и чуть не задушил поцелуями. Его несколько театральное радушие незаслуженно отваживало от него людей, но она знала, что радуется он искренне, а потому ответила с той же радостью и усадила рядом с собой.

— Вот ведь гадство! — сказал он. — Видимся теперь только на свадьбах и похоронах.

На самом деле они не виделись три года, и за это время он так постарел, что ее ужаснула мысль: а что, если он смотрит на нее с такой же оторопью, как она на него? Гладиаторская стать по-прежнему была при нем, но кожа совсем загрубела, вырос второй подбородок, как у персонажей ренессансной живописи, а бриз ворошил пожелтевшие пряди на лбу. Когда они познакомились в средней школе, он уже был специалистом по беззаботной любви, но отвага его простиралась только до тайных походов в кино на шестичасовые сеансы. Зато женился он так удачно, что брак принес ему больше почета и денег, чем вся осененная Гражданским кодексом трудовая жизнь.

Единственную неудачу он потерпел с Анной Магдаленой Бах, которая пресекла его первые поползновения в пятнадцать