Раса и история - Клод Леви-Стросс

И точно так же природные пожары могут порой произвести обжиг или зажаривание; но довольно трудно представить себе (помимо случаев вулканических явлений, но их география ограничена), чтобы они произвели варку в воде или на пару. Однако эти способы готовки не менее универсальны, чем прочие. Итак, раз уж пожелали объяснять прежде упомянутые способы, то нет оснований исключать акт изобретения, который, конечно, требовался для последних.

Гончарство представляет собой превосходный пример, поскольку, согласно весьма распространенному представлению, нет ничего проще, чем отрыть ком глины и дать ему затвердеть на огне. Попытаемся это проделать. Сперва потребуется найти глину, подходящую для обжига. Для такого действия большое число природных условий необходимы, но ни одно из них не является достаточным, ведь никакая глина, не будучи смешана с инертном веществом, подобранным в зависимости от его особенных характеристик, не даст после обжига пригодный к употреблению сосуд. Требуется разработать техники формовки, позволяющие ловко сохранять уравновешенность в течение значительного времени, при этом видоизменяя пластику сосуда, который "не держится". Наконец, требуется обнаружить особое топливо, форму печи, тип жара и продолжительность обжига, которые позволят сделать сосуд прочным и водонепроницаемым, неподвластным всяческим неприятностям - трещинам, крошению и деформациям. Можно множить примеры.

Слишком многочисленны и слишком сложны все эти операции, чтобы их мог учесть случай. Любая из них, взятая отдельно, ничего не значит, а только их сочетание - возникшее в воображении, ставшее желанием, стремлением и прошедшее эксперимент - приводит к успеху. Случайность, несомненно, существует, но сама по себе не приводит ни к какому результату. Около двух тысяч пятисот лет назад западный мир узнал о существовании электричества конечно, случайное открытие, но этой случайности предстояло оставаться бесплодной вплоть до направленных усилий, руководствовавшихся гипотезами Ампера и Фарадея. Случайность сыграла не более значительную роль в изобретении лука, бумеранга и сарбакана, в рождении земледелия и скотоводства, чем в открытии пенициллина (ведь известно, что он не отсутствовал). Таким образом, надо внимательно проводить различение между трансмиссией техники от поколения к поколению, что происходит всегда сравнительно непринужденно благодаря повседневному наблюдению и тренировке, и, с другой стороны, созданием техник или их улучшением в пределах каждого поколения. Последнее обычно предполагает и силу воображения, и столь же упорные усилия со стороны определенных индивидов, какова бы ни была конкретная техника, на которую нацелены. Общества, называемые нами примитивными, не менее богаты Пастерами и Палис-си5,чем прочие.

Очень скоро мы обнаружим и случайность, и вероятность, но с другими местом и ролью. Мы воспользуемся ими не для ленивого объяснения того, как рождаются изобретения любых вещей, но чтобы дать интерпретацию феномену, располагающемуся на другом уровне реальности: для познания того, что, несмотря на толику воображения, выдумки, творческого усилия (мы предположили, что так везде происходит, почти постоянно, на протяжении истории человечества), их сочетание предопределяет важные культурные мутации лишь в определенные периоды и в определенной среде. Ибо для достижения этого результата недостаточно чисто психологических факторов: сперва они должны быть в наличии, со сходной ориентацией у достаточного числа индивидов, так чтобы сразу же творец был обеспечен публикой, а само это условие зависит от соединения значительного числа других факторов - исторического, экономического и социологического характера. Получается, таким образом, что для объяснения различий в самом ходе цивилизаций требуется привлечь столько причин, сложных и прерывистых, что их целокупность окажется непознаваемой, то ли по практическим, то ли теоретическим основаниям, таким, как неизбежное появление помех, связанных со способами наблюдения. Действительно, чтобы распутать клубок, образованный столь многочисленными и тончайшими нитями, потребуется никак не менее, чем подвергнуть конкретное общество (а также и окружающий его мир) глобальному и длительному этнографическому обследованию. Не говоря даже об огромности такой затеи, мы знаем, что этнографы, работающие все же в несравненно меньшем масштабе, часто ограничены в своих наблюдениях теми неуловимыми изменениями, что привнесены ввиду лишь одного их присутствия в изучаемой ими человеческой группе. Для современных обществ также известно, что polls9общественного мнения - одно из наиболее результативных средств зондажа - видоизменяют ориентацию во мнении самим фактом их применения, задействующим у населения фактор рефлексии, до того отсутствовавший.

Такая ситуация оправдывает введение в социальные науки понятия вероятности, уже долгое время присутствующего в определенных областях физики, например в термодинамике. Мы к этому вернемся; сейчас достаточно вспомнить, что сложность современных открытий не является результатом большей частоты или большего резерва гениальности у наших современников. Как раз наоборот, поскольку мы признали, что на протяжении веков каждому поколению для участия в прогрессе потребуется лишь прибавить постоянных сбережений к общему капиталу, переданному предшествующими поколениями. Девятью десятыми наших богатств мы обязаны им; и даже больше, если, как это уже делалось ради забавы, оценивать эту долю по дате появления основных открытий, отсчитывая от приблизительного начала цивилизации. Тогда устанавливаем, что земледелию, появляющемуся в недавнюю фазу, соответствует 2% продолжительности всего периода, металлургии - 0,7%, алфавиту - 0,35%, физике Галилея - 0,035% и дарвинизму - 0,009%10. Научная и индустриальная революция Запада целиком вписывается в период, равный примерно половине одной тысячной всей жизни человечества. Итак, можно бы поостеречься перед тем, как утверждать, что ее предназначение - полностью изменить смысл человеческой жизни.

Тем не менее верно - и вот то определенное выражение, которое, полагаем, мы можем придать нашей проблеме, - что в отношении технических изобретений (и научной мысли, делающей их возможными) западная цивилизация проявила себя как более кумулятивная сравнительно с прочими; что, получив в свое распоряжение тот же первоначальный неолитический капитал, она смогла внести улучшения (алфавитное письмо, арифметика и геометрия), кое-какие из них, впрочем, вскоре оставила забытыми. Но после периода стагнации, длившегося две-две с половиной тысячи лет (с первого тысячелетия до н. э. до приблизительно XVIII в.), она вдруг проявила себя в качестве очага индустриальной революции, которой некогда представляла эквивалент - по размаху, универсальности и значительности последствий - одна лишь неолитическая революция.

Следовательно, дважды в своей истории, примерно с интервалом в две тысячи лет, человечество смогло аккумулировать множество изобретений, ориентированных в одном и том же направлении. С одной стороны, их число, а с другой - их непрерывность были сосредоточены в достаточно коротком промежутке времени для осуществления высоких технических синтезов. Эти синтезы вызвали значительные изменения в отношениях человека с природой, что, в свою очередь, сделало возможным другие изменения. Образ цепной реакции, запускаемой катализаторами, позволяет проиллюстрировать этот процесс, который, вплоть до настоящего времени, повторялся дважды, и только дважды, в истории человечества. Как же это произошло?

Во-первых, не надо забывать, что другие революции, с такими же кумулятивными характеристиками, смогли развернуться в различных местах и в другое время, но - в разных областях человеческой деятельности. Мы объяснили выше, почему наша собственная индустриальная революция и революция неолита (предшествовавшая во времени, но обусловленная теми же интересами) единственные, которые нами могут быть восприняты в качестве таковых, поскольку наша референциальная система предоставляет для них меру. Все другие изменения, несомненно происходившие, обнаруживаются лишь во фрагментарном виде или глубоко деформированными. Они не могут составить смысла для современного западного человека (в любом случае, не все, что в них самих окрашено смыслом); для него они могут даже оставаться как бы не существовавшими.

Во-вторых, пример с неолитической революцией (единственной революцией, которую современный западный человек в состоянии представить себе достаточно ясно) должен внушать ему некоторую скромность по части возможной попытки настаивать на превосходстве одной расы, одного региона или страны. Индустриальная революция зародилась в Западной Европе; затем она возникла в США, позднее в Японии; после 1917 г. она взяла ускорение в Советском Союзе, а завтра, несомненно, внезапно проявится еще где-либо; от одного к другому полувеку более или менее ярким светом она сверкает в том или другом своем центре. Чем же становятся - на шкале тысячелетий - вопросы приоритета, которым мы так кичимся?