Час ворона - Михаил Зайцев

Первая мысль, посетившая мою седую голову, была, как водится, самой глупой и эгоистичной. Операцию захвата я связал с инцидентом в электричке и двумя искалеченными хулиганами. К чести своей, могу похвастаться – первую мысль мозг мгновенно отбраковал. Если бы возмездие настигало правонарушителей с подобной стремительностью, то преступность в нашей стране была бы давным-давно побеждена окончательно и бесповоротно. Таким образом, первая мысль не удостоилась дальнейшего обдумывания, однако изрядно повлияла на мое поведение. Зная о том, что совесть моя перед правосудием нечиста, я не стал ни сопротивляться, ни возмущаться. Покорно отдался стихии штурма. Безропотно позволил себя скрутить и сковать наручниками.

Вторая мысль вспышкой прояснила смущенное сознание и обескураженный разум в тот момент, когда завалили Захара «Ну разумеется! – думал я. – Ну, конечно! Конечно, омоновцы явились брать Захара! Уголовника, зека Захара, кого ж еще? Почем я знаю, что на нем «висит»? Захара, наверное, «пасли», «довели» до санатория и ждали удобного момента для начала операции. Толик поперся в буфет, открыл дверь и тут...».

И тут меня посетила третья мысля. Я ничего по большому счету не знаю о сегодняшнем бытии Захара Смирнова, но по такому же большому счету и про Толика я ни фига не знаю, кроме того, что он вроде как коммерсант. А вдруг менты явились за Толиком Ивановым? Могло такое быть? Вполне!

Третья мысль оказалась последней. Когда меня схватили за волосы, я думал лишь о том, сдерут с меня скальп живьем или обойдется и волосяные луковицы выдержат паровозную тягу железного омоновского хвата. Резюмировать триаду посетивших меня мыслей во время оперативного штурма санаторного люкса вкратце можно следующим образом: явились не за мной, я просто-напросто угодил под горячую руку. Но нужно вести себя как можно более скромно, ибо есть что скрывать от подмосковной милиции. Повезет – меня скоро отпустят. Последние десять лет, по крайней мере, я лично к делам и господина Смирнова, и господина Иванова никакого касательства не имею. А что они были за фрукты в годы оно, извольте, расскажу без утайки. Законопослушные были ребята до тошноты, как и я сам. Между прочим, я и сейчас ангел безгрешный, ежели забыть о налоговой полиции и нелепой утренней драке в вагоне электрички.

– На выход! Двигай! – Омоновец, что держал меня за волосы, потянул за собой. Краем глаза я заметил, как другой омоновец подбирает с полу мою голубую спортивную сумку, а еще один человек в жилете из брони переводит скованного стальными браслетами Захара из положения лежа в положение буквы Г.

Нас с Захаром вывели из номера двадцать пять в коридор второго этажа и погнали к черной лестнице. Идти пришлось согнувшись в три погибели. Выпрямиться, оглянуться по сторонам конвоиры не позволяли. Да и не шли мы, строго говоря, а бежали, семенили трусцой. И про то, что гонят нас по черной лестнице, я догадался только благодаря природной смекалке – уж очень на лестнице было темно и грязно.

Запасная лестница имела выход, наверное, на нечто типа хозяйственного дворика с тылу санаторного здания. Едва меня выволокли на улицу и едва я увидел собственную тень на потрескавшемся асфальте, в нос ударили запахи скисшей капусты, солярки и гнилого мяса. Помимо собственной тени, я умудрился заметить впереди пару заплетающихся ног в угольно-черных брюках и догадался, что догоняю Толика, который в том же положении, что и я, то есть, согнутый пополам, трусит под опекой суровых конвоиров. Потом тень моя исчезла, растворилась в теневом пятне более внушительных размеров, я уткнулся коленями в железные ступеньки и сообразил, что ступеньки эти ведут в салон допотопного автобуса Львовского автозавода. Получив ощутимый удар по заднице, я кое-как забрался в автобус и с чужой помощью упал в проходе. Сзади заматерились. Сначала незнакомый голос матерился по-хозяйски, затем знакомый голос Захара матюгнулся сдавленно и злобно. Удар твердого по мягкому. Что-то упало. Не иначе Захар. Хлопнули автоматические автобусные двери, чихнул и затарахтел мотор. Автобус тронулся с места, и я осмелился приподнять голову.

Мы, трое, Толик, Захар и я, лежали на полу в узком проходе между автобусных сидений. Рифленые подошвы дорогих Толиных ботинок совсем рядом, руку протяни и дотронешься до них. Но и у меня, и у Толика руки скованы наручниками за спиной. Конечно, и Захар в том же положении. Я его не вижу, однако чувствую, как он ворочается сзади за мной. Омоновцы кто уже сел в пассажирские кресла, а кто еще усаживается. В позах сидящих бойцов и в движениях рассаживающихся сквозит небрежная расслабленность победителя-легкоатлета после рекордного забега на короткую дистанцию. Ребятишкам в масках есть чем гордиться. Нас повязали, вывели и ткнули носами в грязь на круг минут за семь, плюс-минус тридцать секунд. Оперативно сработали оперативники, ничего не скажешь.

– Пидор, харю опусти! – громко скомандовал кто-то, недоступный моему глазу.

Пидор – это, безусловно, я, по мнению бравого милиционера. Штаны белые, волосы длинные, «харя» без прыщей и угрей, как у дружков-омоновцев. Короче, не такой я мужик, как все, не свойский, выродок, пидор.

– Харю опусти, кому сказано!

Тыкаюсь лбом в замусоренный пол, в висках перестук, во рту тошнота, мышцы выкрученных рук мелко трясутся. Начинается отходняк. Стресс перерождается в общее недомогание взбаламученного психикой организма. Нормальная реакция обычного человеческого естества на нестандартную ситуацию. Из нас, троих пленников, сейчас, наверное, проще всего Захару. У Захара, думается мне, самый богатый опыт общения с ментами. Опыт и привычка – узда и шпоры для нервной системы и прочих систем жизнедеятельности.

С полчаса автобус катил по относительно ровной дороге. Омоновцы лениво переговаривались между собой, травили старые анекдоты и строили планы относительно сегодняшнего вечера. Я так понял, что большинство бойцов собираются вечером в ресторане кутить. «Откуда у нашей рабоче-крестьянской милиции берутся деньги на кабаки?» – успел удивиться я перед тем, как автобус круто свернул с накатанного пути и запрыгал по колдобинам. Меня подбросило вверх, швырнуло на бок, едва не перевернуло на спину, свалило обратно на живот и снова подкинуло кверху. Пытка колдобинами продолжалась минут пятнадцать. До того как автобус остановился, я дважды очень больно ударился одной и той же коленкой об пол, расшиб локоть и так приложился щекой о металлическую подпорку пассажирского сиденья, что потемнело в глазах. Однако всему приходит конец, закончились и мои дорожные муки. Допотопный гроб на колесах подпрыгнул в последний раз и замер. – Вставайте, козлы, приехали! – заорал прямо в ухо звонкий, мальчишеский голос.

Курносый омоновец, успевший за время отъезда из санатория, как и многие его коллеги, снять бронежилет и маску, привычно схватил меня за волосы. Я взвыл, кое-как встал на колени, а потом и на ноги.

– Пошел! – Будто коня за гриву, мальчишка в сером потянул меня к выходу из автобуса. Едва за ним поспевая, я чуть не упал, спускаясь по неудобным автобусным ступенькам. Но не упал, удержал равновесие, спрыгнул вниз, на траву. Конвоир отпустил волосы, и я наконец-то получил возможность выпрямиться во весь рост. Выпрямился, заработал пинок ногой в спину, широко шагнул и опять сумел удержать равновесие. Оглянулся. Из автобуса двое плечистых, вихрастых ребятишек вытягивали спиной вперед изрядно перепачканного Толика. Анатолий мычал что-то невразумительное, членораздельно выражаться ему мешал красный галстук, кляпом засунутый в рот. Мой третий старый друг – Захар покинул автобус раньше всех и сидел на корточках в трех метрах слева. Убедившись, что не одинок и пленников по-прежнему сгоняют в одну кучу, я более внимательно осмотрелся по сторонам.

Автобус стоял на краю лесной поляны, поросшей сочной зеленой травой. Совсем рядом пролегла разбитая песчаная дорожка. Протекторы автобусных колес оставили на ней свежие, отчетливые следы. Других автомобильных следов на узкой лесной дорожке не наблюдалось. Омоновский транспорт свернул с дорожного песка, и далее песок этот был ровен и чист. Куда ни повернешь голову, везде деревья. Где дальше, где ближе. Где сосны, где березы. С высоты птичьего полета зеленая плешка поляны посреди леса должна казаться почти идеальным кругом, перечеркнутым тонкой желтой линией песчаного тракта.

– Кто кого ждать должен? Мы их или они нас? – С этим странным вопросом из автобуса вылез очередной омоновец. – А ну как они вообще не приедут, чего делать будем?

– Приедут, еще не время, еще пять минут до срока. Я с ними по рации связывался, когда этих брать собирались, время обкашляли, – ответил курносый милиционер, тот, что тягал меня за волосы, мимоходом взглянув на циферблат дешевых блестящих часов, украшавших его левое запястье.

Вокруг нас, пленников, топтали траву девять милицейских бойцов, я сосчитал. Трое служивых вышли прогуляться просто так, без оружия, остальные шестеро, вооруженные короткоствольными автоматами, зорко приглядывали за мной и моими товарищами по несчастью. Плюс к этим девяти не пожелали покинуть автобус еще человека три и шофер.