На тропе Луны - Вологжанина Алла

– Profondeure! Мить, помнишь, французские слова на обрывке? Там одно было без начала: ondeure propre, это и было profondeure propre, то есть «настоящая глубина», ну, или «истинная глубина»!

Митька покачал головой:

– Тебе от этого легче стало? Что-то прояснилось? Нет? Тогда вернись из космоса, забирай эту штуку и пойдем. – И Митька, решив не тратить времени на обратную дорогу, бросился к окну. – Я вылезу и тебя вытащу, а то ты не достанешь.

Действительно, если вниз надо прыгать, то наверх – ухватиться руками за карниз и подтянуться. И если подтянуться она сможет без проблем, то достать до карниза без посторонней помощи не получится, ибо ростом пока не вышла. Эх, как же хорошо, что есть Митька.

Секунда – и он уже на подоконнике, дергает задвижку, куски засохшей краски грязным снегом оседают на полу. Что теперь? Ногами на нижний край форточки, ухватиться за карниз, только бы еще кусок не отвалился не вовремя. Митькины ноги мелькнули в окне. Интересно, это он сам по себе такой гимнаст-самоучка или любой подросший оборотень так сможет? Оборо… Вот это мысль! Сердце заколотилось как сумасшедшее, Карина выдохнула, пытаясь успокоиться. Она поняла, куда делись карточки из ящика «ВН – ВП». В ящик «Обо» – оборотень. Раздумывать было некогда, она бегом кинулась в кабинет, из которого они только что пришли.

– Стой, куда?

Ну надо же, невезуха. Какой-то высоченный грузный тип торопливо шел по коридору. Видимо, кого-то совесть заела или реклама посреди матча достала, и он пошел дозором обойти владенья свои.

Карина молнией метнулась в двери и к архивному шкафу. К счастью, ящик помеченный «Обл – Обо», тоже оказался невысоко. Бумаг в нем оказалось не то чтобы много, но еще меньше было времени на раздумья. Руки тряслись, она схватила столько, сколько сумела сцапать за один раз, и пружиной взлетела на подоконник. Только бы Митька догадался, где ее теперь ловить, за сломанный карниз-то вообще никак не ухватишься…

Бегущий ввалился в двери как раз, когда она встала ногами на фрамугу. Ногой влегкую отшвырнул архивные шкафы, попавшиеся на дороге.

– Митька-а-а, я тут!!!

– Стоять, я сказал!

Последнее, что она почувствовала, были чьи-то пальцы, вцепившиеся в ее кеды… и пустота под ее собственными руками. И звон разбитого стекла, в которое она заехала пяткой, вырываясь. И треск рвущейся ткани, и острая боль в лодыжке. И ужас падения, и дикая боль в затылке. И еще… а не многовато ли для последнего мига?

Карина открыла глаза, и в ту же секунду ее снова с ужасной силой рванули вверх за косу. Она заорала от боли и страха, замахала руками и поняла, что за ногу ее больше не держат. Перед глазами мелькнуло ночное небо, а потом она просто кулем рухнула на крышу, продолжая позорно завывать от пережитого ужаса.

– Совсем больная?! – заорал Митька, выпуская ее косу. Карина не отвечала, лежа носом в крышу и не рискуя даже пошевелиться. Митька навис над ней, сжав кулаки. – Слезем, сам тебя прибью, дура ненормальная.

Ну и пусть дура, зато, кажется, живая… Из глаз Карины что-то полилось. И из носа тоже. Она тихонько села, пытаясь понять, на месте ли волосы или хотя бы голова. Голова была на месте и почти в порядке, чего не скажешь обо всем остальном – левая штанина джинсов оказалась разорвана от колена до низа. Теперь Ларисиного ворчания не оберешься, наплевать, что одежка сама от старости помирала. Перчатки разодрала, пальцы тоже… Еще ногу порезала, больно, да и кеды кровью измазала. Но главное… По всей темной крыше валялись разлетевшиеся листки, которые она не глядя цапнула из ящика «Обл – Обо».

– Мить, надо их собрать…

– Надо валить отсюда. – Митька шмыгнул носом. Вот номер, сам реветь собрался, что ли? – Кто там тебя за ноги хватал? Сейчас вылезет, и нам конец.

Ну конечно, зря, что ли, она едва не убилась? Карина встала и, глотая слезы, принялась собирать листки. Митька, все еще сопя и злясь, отлепил последний клок бумаги от антенны.

«Почему за нами никто не погнался?» – думала Карина, с трудом выбираясь на пожарную лестницу, ведущую на балкон третьего этажа. Порезанная нога болела, но уже как-то не всерьез. Хоть что-то хорошее за сегодня.

– Что за бред вообще? – ворчал тем временем Митька. – Там же годами никого не было, по пылюге понятно. И вдруг – на тебе. Полгорода собралось затусить. Послушай, а если это был твой, как его… DeepShadow? Или он кого-то еще в архив направил? За тобой.

– А зачем тогда просил информацией поделиться?

– Чтобы ты ничего не заподозрила.

– Потом разберемся, погнали уже отсюда…

За ними, конечно же, никто не гнался. Человеку, застукавшему Карину в коридоре, в общем-то, не было дела до незадачливых взломщиков. К охране он не имел никакого отношения (если не считать позаимствованного на время костюма). Если вертлявая малявка умудрилась вылезти в окно, то, будем надеяться, и дальше шею себе не свернет.

Человек был огромного роста, в нем вообще все было огромным – плечи, руки, – но двигался он легко. Он деловито опорожнил ящик «Обл-Обо», отбросил все, что не начиналось с «Обо», и внимательно всмотрелся в бумаги. Вот дела. Оказывается, мелкая взломщица с подельником (как она его позвала? Витька? Митька?) приходила за той же информацией. И даже умудрилась увести из-под носа приличный кусок. Человек усмехнулся. К детям он вообще неплохо относился, а к ушлым авантюристам и пронырам – еще лучше. Просто сейчас было совершенно не до них. Человек вчитался в написанное. Темнота в комнате ему не мешала.

– Логово, надо же, – пробормотал он и направился к ящику, на котором значилось «Лар – Лог». Карточки и листы полетели на пол. Все, что ему было надо, уместилось на карточке размером с половинку тетрадного листа.

– Место, которое считает домом волк-оборотень. «Эффект логова» – невозможность добраться до этого места без приглашения любого обитателя логова. Явившийся без приглашения заблудится, не найдет дом или квартиру. Предположительно на месте входа в Логово возникает мебиус-эффект с направленным переходом в Глубину пространства. Приглашение в данном случае считается воздействием на структуру мира по принципу так называемой магии словесности, пропускающим приглашенного в Глубину. Глубину, значит?

На секунду громадный человек задумался. Простое ли совпадение? Эта малявка уволокла не что иное, как часть нужной ему информации… Человек подошел к окну легко распахнул его (на полу добавилось облетевшей засохшей краски). На осколках разбитой фрамуги засыхали следы крови. Их-то он и понюхал. И замер.

– Детеныш, – пробормотал он. – Будь я проклят, детеныш! Настоящий. Прирожденный.

Он высунулся в окно и принюхался. Для кого-то воздух нес только ароматы осенней ночи, но для него эти ароматы были очень, очень информативны.

– Два детеныша! – Человек отсалютовал почти полной луне. Впервые за долгое-долгое время он был счастлив.

Человек извлек из своего громадного рюкзака коробку, а из нее очень бережно вынул странное устройство, больше всего похожее на восьмиконечную снежинку около полуметра в диаметре.

Центром «снежинки» было круглое, с ладонь взрослого человека, серебристое нечто – то ли тарелка, то ли коробка. От нее в разные стороны расходились восемь «лучей», каждый заканчивался крошечным «вертолетиком» – сплюснутым шариком с пропеллером наверху.

Человек постучал по серебристому центру, как будто в гости пришел, и тот раскрылся. Внутри обнаружилась емкость – в самый раз, чтобы вместить аккуратно сложенные бумаги, украденные из архива; даже еще место осталось. Серебристая крышка закрылась, на гладкой металлической поверхности отчетливо проступили цифры, это было похоже на калькулятор, но без всяких там кнопок. Человек уверенно набрал нужную комбинацию и подошел к окну. Осмотрел «снежинку» со всех сторон – к дну «тарелки» была приделана фотокамера. Он проверил, достаточно ли надежны крепления, и нажал значок запуска. Едва слышно зажужжали моторы, пропеллеры пришли в движение. Беспилотник снялся с руки как с аэродрома и устремился вверх, сливаясь с темным небом. Он немного покружит над городом, съемка местности не повредит, а затем отправится в Москву, прямиком к хозяину.