Медный лук - Элизабет Спир

— Его не надо бояться. Он наш братец Даниил. Он вернулся. Когда он пойдет тебя доить, стой смирно и не брыкайся. Посмотри, какой он большой и сильный. Он о нас позаботится, и все будет хорошо.

На юношу снова напал испуг. Отвернулся, не в силах смотреть на шелковистые, золотые волосы девочки, сияющие на свету, не в силах слышать этого нежного голоса. Маленькая беспомощная фигурка грозила разрушить его жизнь, все смелые планы.

Руки и ноги затекли. Как же тут жарко и душно. Светильник брызгает маслом, распространяя вокруг тошнотворный запах. Голова болит, так хочется снова очутиться на воле, там, где легкий вечерний ветерок качает у входа в пещеру тоненькие ветки. Он с облегчением заметил, что старуха вытащила из ниши в стене спальные подстилки.

— Я приготовила твое старое место — на крыше.

Даниил схватил потертую скатанную подстилку, пожелал им спокойной ночи и вышел из домика. Вскарабкался по шаткой приставной лестнице на крышу. Тут ненамного прохладней. Жара накрыла селенье удушливым покрывалом. Он сел, обхватив руками колени, и посмотрел вниз.

Зачем я сюда пришел? Как бы поскорее отсюда убраться. Ужасно есть хочется. Там, в горах все сидят вокруг костра, набив животы ворованной бараниной, запивают ее виноградным вином, хвастаются, рассказывают забавные истории. Потом завернутся в плащи и мирно уснут, вдыхая чистый горный воздух, а над головой звезды — сверкают так близко, что, кажется, можно до них дотянуться. Интересно, Иоктан покормил Самсона? Или гигант все так и стоит у входа в пещеру? Внезапно Даниил упал на подстилку, уткнул лицо в ладони и разрыдался в тоске по дому — родной пещере.

Глава 4

Утро субботы такое тихое. Не слышно ни скрежета точильного камня, ни громких голосов. Ни один дымок не поднимается от глиняных очагов. Спустившись по лестнице с крыши, Даниил обнаружил завтрак — горстку оливок и ломоть черствого, вчерашнего хлеба. Маленькая козочка бродит по крохотному садику позади дома.

Было раннее утро, но Даниилу казалось — еще немного, и он просто не выдержит. Однако скоро к двери подошел Симон. Услышав стук, Лия стремглав бросилась в угол. Даниил поспешно вышел на улицу, захлопнул за собой дверь.

— Я иду в синагогу, — объявил Симон, — может, пойдешь со мной?

— Я не был в синагоге пять лет, — нахмурился Даниил. — Одной субботой больше, одной меньше — какая разница.

— Ты не прав, друг мой, — улыбнулся Симон. — Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.

Даниил стиснул зубы, наклонился, подобрал камешек, бросил в зеленую ящерку, юркнувшую куда-то за дом. Симон поднял брови. Наверно, по закону не полагается бросать камни в субботу.

— Мне хотелось, чтобы ты посмотрел на одного человека, — продолжал Симон. — Говорят, он сегодня придет в нашу синагогу.

Даниил глянул на друга. Вроде бы, простые слова, но в них скрыт какой-то неясный намек.

— А что за человек?

— Право, не знаю. Он из Назарета.

— Тогда уж точно лучше остаться дома, — проворчал Даниил.

Симон многозначительно промолчал, и Даниил спросил:

— Он зилот?

— Похоже на то. Пойдем, сам посмотришь, кто он такой.

— В этой одежде?

— Я принес тебе плащ и сандалии.

Даниил широко открыл глаза. Если Симон, всегда ревностно соблюдающий Закон, решился тащить сверток с одеждой в субботу только затем, чтобы он, Даниил, увидел того человека, дело, выходит, немаловажное. Даниил взял плащ, вернулся в дом. Бабушка дремала в углу. Приоткрыла глаза, посмотрела на юношу и, обознавшись со сна, пробормотала имя его отца. Лия робко подошла, помогла застегнуть кожаные сандалии.

— Хочешь пойти со мной? — вырвалось у Даниила, но тут же пришлось прикусить язык — голубые глаза наполнились ужасом.

— Ничего, ничего, не обращай внимания, — горестно пробормотал он и бросился к двери.

Симон одобрительно окинул взглядом друга, когда тот переступил порог, и спросил:

— Ну и как дома?

— Называть это домом! — взорвался Даниил.

— Бабушка только и делает, что спит, а сестра одержима бесами.

— Ей не лучше?

— Еще до того, как я попал к Амалику — Лии тогда было пять — она похоронила себя в доме. С той поры ни разу не переступила порог.

— Да, так все говорят. Похоже, бесы крепко за нее ухватились. Но, я слышал, она замечательная ткачиха. Твоя бабушка продает ее работу в Хоразине.

Даниил не придавал большого значения ткацкому станку в углу, но теперь от слов Симона стало еще больнее.

— И кто этот человек, что на него стоит посмотреть? — юноше хотелось отделаться от мыслей о сестре.

— Иисус бен Иосиф, плотник. Но он больше не плотничает, а ходит из селения в селение и проповедует.

— Проповедует? Я-то думал — он зилот.

— Он проповедует приход царства.

— Ты его уже слышал?

— Нет, но видел. Я ходил с одним другом в Назарет, ему там сосватали невесту. А пока мы гостили в селении, этот плотник вернулся домой и проповедовал в своей синагоге.

— Наверно, все в Назарете просто поумирали от гордости…

— Вовсе нет. Они его чуть не убили.

Даниил искоса глянул на друга. Любопытство разжигали не столько слова, сколько тон Симона. Но Симон больше ничего не сказал, они уже подходили к синагоге — маленькому каменному оштукатуренному строению в самом центре селения. Теперь вокруг них собралось немыслимое множество людей.

При входе в низкую дверь Даниилу пришлось нагнуться. Он вжался в стену, стараясь казаться меньше, стесняясь высокого роста и широких плеч. Но скоро понял — сегодня все любопытные взгляды прикованы не к нему.

Ему казалось — в детстве в синагоге никогда не бывало столько народа. На низких скамьях тесными рядами сидели мужчины, колени задраны чуть ли не к подбородку. Каждый занял место сообразно своему занятию, чистые ремесла — серебряных дел мастера, портные и плетельщики сандалий — ближе к раввину, за ними пекари, сыроделы и красильщики, а подальше у стены, там, где устроились Симон и Даниил, стояли остальные ремесленники и земледельцы. Многие, кому не хватило места, сгрудились в проходе, а сквозь открытую дверь на улице виднелась целая толпа. Из-за перегородки, отделяющей женскую часть синагоги, слышался неумолчный шепот и шелест одежды — многие привели с собой жен.

— Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть; и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею и всеми силами твоими…[18]

Величественные слова заповеди прокатились по синагоге и на мгновенье снова, как в детстве, захватили Даниила. Но скоро внимание стало рассеиваться — зазвучал длинный отрывок из Торы, сперва на иврите, потом — слово в слово — на арамейском, том языке, на котором говорили люди в селении. Хотя все вели себя почтительно, Даниил чувствовал — другие тоже чего-то ждут. Напряжение росло. Согласно обычаю, приезжему равви надлежало выйти вперед и прочесть несколько строк из Торы. И вот настал долгожданный миг, все головы повернулись — к возвышению приближался незнакомец.

Фигура его ничем особенным не выделялась. Худощавый, с мускулистыми руками человека, с детства привыкшего к тяжелой работе, ничего внушительного или величественного. Одет просто, сверху накинут длинный, белый, никак не украшенный талес[19]. Белый капюшон низко надвинут на лоб и скрывает лицо. Но стоило ему повернуться и встать перед толпой, у Даниила мурашки пошли по коже. В то же мгновение все вокруг словно исчезло, осталось только лицо проповедника — тонкое, с четкими, резкими чертами. Живое и энергичное, оно будто светилось изнутри пылающим в незнакомце огнем.

Да! Он один из нас! Настоящий боец!

Иисус взял свиток Торы, развернул благоговейно, отыскивая место, которое хотел прочитать. Затем поднял глаза и произнес, явно зная текст наизусть:

— Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим, и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедовать лето Господне благоприятное[20].

С первых же слов Даниила как молнией ударило. Такой спокойный голос, даже тихий, а слышен по всей зале, теплый, звонкий, сулящий неведомую силу. Произносит слова, не напрягаясь, а если заговорит в полную мощь, звук разнесется кругом самым раскатистым громом.

Иисус скатал свиток и отдал служителю. Пришедшие в синагогу, затаив дыхание, единым движением подались вперед. И снова от этого голоса по жилам юноши словно огонь прошел.

— Говорю вам, ныне исполнилось писание сие, слышанное вами. Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное. Оно близко, при дверях. Покайтесь и веруйте[21].