Сквозь огонь - Александр Владимирович Мазин

ним, Деррудом, сойтись при первой же встрече. И потом, когда им выпало биться, по счастью не до смерти, сумел ему, Убийце, противостоять достойно, и никто никого не убил. И о щедрости безмерной, которую Сергей явил позже, тоже рассказал, не забыв сообщить, что серебро это Сергеем в бою добыто. Удача, храбрость и щедрость – вот качества настоящего вождя. Потому он, Дерруд, будет с радостью убивать для Вартислава. А надо будет за него умереть, так и умрет.

– Не надо умирать, – попросил Сергей, попытавшись обнять Дерруда. Вышло непросто. Плечи у дана – широченные. – Не надо умирать, Дерруд Сиггтрюггсон. Кто тогда будет моим первым ярлом, когда придет время?

Хорошее пиво у Торварда. Особенно после первых двух литров.

* * *

Прежде чем что-то решать по претенденту на приданое и руку младшей дочери, ярл решил посоветоваться.

Позвал двоих. Грума и Кари. Последнего потому, что тот лучше знал юного нахала. Хотя нет, называть нахалом того, кто подарил тебе мечту, неправильно. Эйфория уже прошла. Отчасти. Однако каждый раз, когда Торвард касался рукояти франкского меча, теплая волна накрывала его, и губы невольно растягивались в доброй улыбке. Непривычное дело для мимических мышц ярла.

– По годам он мальчишка, а держится, будто сын конунга, – высказался Грум.

– Сыновья конунгов тоже бывают юными, – заметил ярл. – Не удивлюсь, если и этот таков. Кари!

– Я шел с ним от главного гарда Стемида-конунга, – неторопливо, взвешивая каждое слово, произнес племянник. – Успел присмотреться. Так скажу: власть у него в крови. Дренгом стал год назад, а в начале осени Стемид его поднял. И даже не в хускарлы, а сразу в хольды. Глупый и кичливый возгордился бы, юный, но разумный проявлял бы осторожность, искал советчиков и поддержки. Этот приказывает, не задумываясь, ни у кого не спрашивая и не сомневаясь, что приказ будет исполнен. И взгляд у него временами такой… Прямо как у тебя, дядя. Словно он – ярл, а ты его хирдман. По мне, так это явно говорит о благородной крови.

– А что говорит он сам? Кто он по происхождению? – спросил Три Скалы.

– Говорит, что он – старший в роду, – Кари чуть усмехнулся. – Говорит: сказать больше ему не позволяет гейс[5].

– Гейс, значит… – Торвард коснулся меча и улыбнулся. – А что о нем говорят люди?

– Разное говорят, – Кари помедлил.

Ярл не торопил. Сидел, задумавшись, крутил в пальцах косичку бороды.

– Говорят: то ли он сын какого-то конунга из дальних стран, то ли вообще… бога. – Кари поглядел на дядю: не улыбнется ли? Не улыбнулся.

– Еще вроде бы, что Ререх его у каких-то вестфолдингов отбил. Парень сам его окликнул, по имени назвал, хотя Ререх его тогда впервые увидел. Еще говорят: удача у него – не у всякого князя такая. Полтора года назад одно исподнее на нем было, да и то чужое, а теперь большой дом в главном Стемидовом гарде, серебра-золота не счесть. Стемид его, мальчишку, хольдом назвал. Был бы он конунгу сын, тогда понятно, но ведь не сын. Даже не родич.

– Думается мне, хочет он удачу этого Вартислейва присвоить, – рассудительно произнес Три Скалы.

– Да ты погляди, дядя, каких людей он вокруг себя собрал. Пегобородый, которого Милошем зовут, точно не простой хускарл. А уж Дерруд… Ты ж его видел, дядя. Видел, что у него на руках написано.

– Видел, – ярл задумчиво пожевал рыжеватую косицу. – И раньше я его тоже видел. Этот Дерруд был поединщиком у конунга Олафа Груды Развалин. Убил для конунга многих. А ушел, когда тот не позволил ему кровника убить.

– Громкая вышла история. Я тоже ее помню, – проворчал Грум Три Скалы. – По мне, так это неправильно. Запретить хольмганг тому, кто за тебя на отмель встает…[6] Так негоже.

– Он – конунг, – желчно отозвался Торвард. – Для конунга то гоже, что ему выгодней! – Ярл стиснул оголовье нового меча и сразу успокоился. – Когда Дерруд ушел, Олаф очень рассердился. Объявил, что лишает его своей защиты. По мне, так это совсем уж не по чести было. Убивал Дерруд для конунга, но убивал-то Дерруд, так что у многих на него обида была. Однако Убийца все еще жив, а это говорит о нем многое. И о нашем юном хольде – тоже.

– А слыхал, как Дерруд сказал, что умрет за него? – напомнил Три Скалы. – По мне, так и эти слова многого стоят.

– А по-моему, важней то, что парнишка ему ответил. Вот это слова истинного вождя.

– Сын Геллира-ярла тоже с ним, – сказал Кари. – Тот молодой, беловолосый, в кольчуге без рукавов.

– Геллира-ярла? – Торвард нахмурился, вспоминая.

– Геллир Свирепый. Похож на тебя, ярл. Люди говорят: когда-то была земля в Вестфольде, которая теперь отошла сыну Харальда-конунга Бьерну Мореходу. Стемид-конунг принял его, потому что Свирепый приходится ему родичем по первой жене. Но Геллир хоть и без земли теперь, но все же ярл. И отец его был ярлом, и дед. И все же Свирепый отдал своего сына не равному в хирд, а Вартислейву. И думается мне, непроста так поступил.

– Я бы сына в чужой хирд не отдал, – Торвард снова нахмурился.

Его единственного сына убили три года назад. Остались только дочери.

«Я еще не так стар! – с ожесточением напомнил себе Торвард. – У меня две жены, и младшая ждет ребенка. Это может быть мальчик. Это должен быть мальчик!»

И пока сын будет расти, Торвард должен как следует закрепиться на этих, все еще чужих для него землях. И набрать достаточно денег, чтобы рассчитаться по долгам. В первую очередь – со Скельдумом. Ярл еще больше нахмурился. Как же ему не хотелось отдавать родной фюльк в чужие руки. Пусть даже это руки давнего соратника и будущего родича. Но выбора не было. Да и родство со Скельдумом принесет немалую пользу. Конунг Скельдума ценит. А родство со Стемидом-конунгом стало бы неплохим подспорьем здесь, в Биармии. А что даст ему родство с мальчишкой, у которого нет сильной родни?

Или – даст? Неспроста же служат ему Дерруд Убийца и молодой Геллирсон. Откуда у юнца такая сила? Нет, в этом стоит разобраться.

– Я буду говорить с ним, – сказал ярл. – Но завтра. Сегодня… – ярл погладил оголовье меча. – Сегодня у нас – праздник. Пусть наши гости увидят: я тоже умею быть щедрым.

Сказал… и поморщился. Настроение внезапно испортилось. Каждый день ярл думал о том, кто носит это прозвище. Каждый день убеждал себя, что два года назад поступил правильно. А если нет?

* * *

– Да, у меня есть еще одна