Туз в трудном положении - Джордж Мартин

Хартманн вздохнул.

– Да, придется. – Он повернулся к Джеку. – Джек, боюсь, что мне придется тебя оставить.

– Мне уйти?

В устремленном на Джека взгляде Хартманна снова появилась озабоченность.

– Я был бы очень тебе благодарен, если бы ты остался. Вы с Хирамом Уорчестером – два моих самых выдающихся сторонника. Если бы вам удалось уладить ваши разногласия, это очень много для меня значило бы.

Джек на секунду задумался о том, удалось ли Иуде Искариоту и святому Павлу уладить свои разногласия.

Он вздохнул. Рано или поздно через это пройти придется.

– У меня к Уорчестеру претензий нет, Грег. Это у него ко мне они есть.

Хартманн улыбнулся.

– Вот и хорошо, – сказал он.

Он снова поднял руку и сжал Джеку плечо.

После того как Хартманн с Эми ушли, кабинет резко опустел. Джек смотрел, как на столе стынет завтрак.

Планер Эрла у него в голове падал снова и снова.

9.00

– Сара, – сказал Рикки Барнс, – тебе надо бросить всю эту историю с Хартманном. У тебя крыша едет. У тебя развивается навязчивый невроз.

Они сидели за круглым столиком, застеленным зеленой клетчатой клеенкой, у окна «Ле Пип». На улице группа делегатов из какого-то сельскохозяйственного штата в аляповатых галстуках ехала вниз по выложенным плитками внутренностям торгового центра «Пичтри» в направлении вестибюля отеля «Хайатт». Вокруг другие делегаты сражались с декоративными папоротниками за место, пытаясь подкрепиться низкокалорийной «новой яичной кухней». Им приходилось выбирать между ней, фастфудом и ресторанами отеля, где все места были зарезервированы до конца столетия.

– По словам «Роллинг стоунз», это болезнь века, – ответила Сара Моргенштерн, разламывая омлет вилкой.

В этот день ее волосы цвета инея были зачесаны слева направо. На ней было простое розовое платье, доходившее до колен, черные капроновые чулки и белые туфли на танкетке.

Барнс отправил в рот кусок омлета с тофу и шпинатом. Пиджак его строгой двойки висел на спинке стула. Белая рубашка и подтяжки делали его похожим на пастора-методиста времен «Пожнешь бурю», но круглые очки в тонкой золотой оправе выбивались из этого образа.

– Оно соревнуется со СПИДом, – сказал он. – Но будем говорить серьезно – ты оказалась далеко от своей привычной джокертаунской сферы. Всем тем, что будут на этой неделе сообщать из Атланты, станет заниматься Вашингтонское бюро, а там не будут относиться к твоим заскокам с той же снисходительностью, что в нью-йоркском. Сенатор Грег – любимчик «Пост». Можно подумать, он личное творение Кэти Грэм. Начальству не понравится, если ты начнешь швырять в него камнями.

– Мы журналисты, Рикки, – возразила она, подаваясь вперед, словно собралась дотронуться до его руки, лежащей рядом с тарелкой. Белые пальцы замерли в считаных миллиметрах от светло-шоколадных. Рикки на это не отреагировал. Он был ее давним другом, несколько лет назад посещал ее семинар по журнализму в Колумбийском университете и знал, что ее сдержанность не имеет никакого отношения к цвету его кожи. – Мы должны говорить правду.

Рикки покачал своей продолговатой ухоженной головой.

– Сара, Сара! Ты же не настолько наивна! Мы говорим то, чего хотят наши владельцы или наши коллеги. И если правда некстати придется между этими двумя запросами, то сторонников у нее окажется мало. И потом – что есть истина, как спросил человек, умывший руки?

– Истина в том, что Грег Хартманн – убийца и чудовище. И я выведу его на чистую воду.

Когда Хирам Уорчестер вошел в кабинет, Джек вздрогнул и уже принялся было вставать, но потом решил этого не делать. Он снова откинулся на спинку стула, держа чашку кофе и сигарету. Они с Хирамом вместе были на «Крапленой колоде», и хоть и не могли считаться друзьями, но в формальностях нужды не было.

Казалось, Хирам не спал всю ночь. Он молча направился к сервировочному столу, взял тарелку и принялся ее наполнять.

Джек почувствовал, что у него намокают от пота волосы. Его пульс то и дело менял ритм. Он возмущенно спросил себя, какого черта так нервничает, и глубоко затянулся сигаретой.

Хирам долго наполнял свою тарелку. Джеку даже стало казаться, что его дикая карта неожиданно изменилась, придав ему невидимость.

Хирам повернулся, жуя пирожок с таким видом, словно не ощущал его вкуса, и уселся напротив Джека. На самолете он использовал свое управление силой тяжести для того, чтобы сильно уменьшать свой вес, что придавало ему странную быстроту и ловкость. Похоже, сейчас он этого не делал. Он устремил на Джека потухшие глаза.

– Браун, – сказал он, – эта встреча – не моя идея.

– И не моя.

– Ты был моим героем, знаешь ли. Когда я был мальчишкой.

«Нам всем рано или поздно приходится взрослеть», – подумал Джек, но решил не произносить это вслух. Пусть выговорится.

– Я сам никогда не пытался быть героем, – продолжил Хирам. Джеку показалось, что он довольно давно обдумывал эту речь. – Я толстый владелец ресторана. Моего портрета не было на обложке «Лайф», я не играл главной роли в художественном фильме. Но я всегда был верен своим друзьям.

«Ну и молодец, приятель». На этот раз Джек чуть было не произнес эти слова. Однако он вспомнил Эрла Сэндерсона, летящего к полу в фойе «Мариотта», и снова промолчал.

Он сморгнул с глаз капельки пота. «Зачем я это с собой творю?» – спросил он себя.

Хирам продолжал говорить лишенным всякого выражения голосом:

– Грег сказал мне, что ты хорошо поработал в Калифорнии. По его словам, мы пропали бы без поддержки знаменитостей и тех денег, которые ты обеспечил. Я благодарен за это, но благодарность – это одно, а доверие – совсем другое.

– Я бы в политике никому не доверял, Уорчестер, – проговорил Джек и моментально задумался над тем, настолько этот модный цинизм соответствует истине. Ведь он же доверяет Грегу Хартманну, знает, что тот по-настоящему хороший человек, и хочет его победы на выборах сильнее, чем хотел чего бы то ни было за последние тридцать лет.

– Важно, чтобы Грег Хартманн победил на этих выборах, Браун. Лео Барнет – настоящий исламист в американском костюме. Помнишь Сирию? Помнишь, как джокеров на улицах забивали камнями? – Глаза Хирама странно вспыхнули. Он поднял руку и сжал ее в кулак, забыв о том, что держит в ней полпирожка. – Вот что здесь решается, Браун. Они готовы на все, чтобы нам помешать. Они будут подкупать, очернять, соблазнять, применять силу. И где окажешься ты, Браун? – Он уже почти кричал. – Где ты окажешься, когда они по-настоящему тебя прижмут?

Внезапно вся нервозность Джека исчезла. Его охватил холодный гнев. С него хватит!