Пешком над облаками - Георгий Садовников

Ну, и как я уже говорил, необитаемым стал этот остров.

Смерч сбросил меня на песок у полосы прибоя и затем изнеможенно расстаял в воздухе. А я, полежав, как и следовало, на песке, поднялся на ноги и, оглядевшись по сторонам, обнаружил то, что и ожидал, - на острове не было ни души. Предавшись отчаянию, я уже было собрался бедствовать пятнадцать лет, полных одиночества, невзгод и лишений, но через два дня ретивые служаки пассаты принесли к моим ногам толстый пакет, перевязанный прочным шпагатом. Сверток был сплошь заклеен яркими марками и пестрел почтовыми штемпелями разных стран. Из-под штемпелей и марок проглядывал адрес: "Тихий океан, необитаемый остров, юнге Ивану Ивановичу".

Некто, проживающий в далеком Туапсе, воспользовался системой ветров в качестве международной пневматической почты и послал мне заказную бандероль в грубой бумажной обертке. Признаться, я был несколько обескуражен. Каким образом он узнал мой адрес, этот неизвестный отправитель? Ведь я, как и положено робинзону, исчез и попал на заброшенный остров, и вообще было неизвестно: жив бедняга или его больше нет на белом свете? Или, может, я вовсе не робинзон, а мне только кажется? Это предположение было убийственным! Слов нет, страдать на необитаемом острове нелегко, но еще страшней прослыть во мнении современников бессовестным самозванцем!

Желая покончить поскорей с мучительной загадкой, я лихорадочно, сдерживая дрожь в руках, вскрыл бандероль. Нет, все было в порядке: я имел законное право считать себя подлинным робинзоном! Это подтверждало содержимое почты. В пакете лежали дневник ученика средней школы Пыпина и послание, написанное изящным каллиграфическим почерком, в котором сразу угадывалась тонкая рука учителя черчения. "Дорогой юнга, SOS - говорилось в письме. - Пишет Вам педсовет средней школы. Конечно, Вы сразу же спросите, как мы Вас нашли, ведь в данный момент Вы на необитаемом острове, находящемся в стороне от оживленных морских и воздушных путей. Но кто не знает широту Вашей души и ее долготу?! Мы не сразу решились прервать Ваше вынужденное одиночество, полное, как и следует, невзгод и лишений, но у нас нет другого выхода, помогите..."

Текст прерывался на самом важном месте, видимо, педсовету отказали душевные силы, и он не смог закончить письмо, а возможно, счел лишним дописывать до конца, полагаясь на мою пресловутую сообразительность.

Я начал листать школьный дневник, и в моих глазах зарябило от бесчисленных двоек и множества замечания о плохом поведении незнакомого сверстника Пыпина. Несомненно, они и были причиной бедствия, которое терпел педсовет.

Подсчитав количество двоек, полученных Пыпиным, я понял, что теперь мне следует думать не о дальнейшей своей несчастной судьбе, в моей немедленной помощи нуждался совсем другой человек! Помнится, тогда я трудился всю ночь, сколачивая тримаран. Он вышел кособоким, один бок тоньше другого, и мне пришлось приделать еще два бревна... Так, каждый раз прибавляя бревна и находя недостатки в очередном маране, я собрал отличный стомаран!

Он мчался по океану и днем и ночью. Вначале я греб руками, потому что вся растительность острова ушла на стомаран и на весла не осталось даже тоненькой веточки. Затем мне в голову пришла счастливая мысль приспособить тельняшку как парус. То есть эта идея каким-то образом поселилась во мне сразу, но для ее осуществления не хватало мачты. И вот, потеряв надежду поспеть к Пыпину вовремя, я сунул натруженные руки в карманы и обнаружил в них шариковую авторучку. Это был поистине царский дар судьбы! Это была мачта! Конечно, авторучка была невелика. И если ее не хватало на основание и середину мачты, то верхушка из авторучки получилась отменная. Я написал на тельняшке магическое слово "тайна" и натянул ее как парус. И тотчас со всего света слетелись молодые, очень любознательные ветры и один за другим исчезли в моей нехитрой ловушке. Гибкие, сильные, они бились в полах и рукавах тельняшки, стараясь найти тайну, и невольно гнали стомаран в сторону Туапсе.

И тут я сгоряча совершил ошибку; желая срезать путь, направил свое судно в Панамский канал, и оно уткнулось крайними маранами в его берега. Если бы не необходимость тотчас предаться отчаянию, я бы, наверное, от неожиданного удара вылетел на берег Панамской республики. Но я вовремя стукнул себя по лбу, говоря:

- Ну какой же ты юнга? И куда только смотрели твои глаза?

Удар кулаком, совершенный в приступе самокритики, нейтрализовал силу инерции, и я удержался на месте. А затем ко мне залетела чья-то гуляющая сообразительность. Она указала на два грузовика, бегущих по обе стороны канала, и вернулась к хозяину. Я же вместе с водителями погрузил крайние мараны в кузова и провез свое судно над Панамским каналом. При этом моим добровольным помощникам не пришлось жечь бензин. Мечущиеся в поисках тайны молодые азартные ветры по-прежнему надували парус, и он тащил стомаран и вместе с ним машины через весь перешеек.

А пока мы следовали до вод Атлантического океана, местные жители пользовались моим стомараном как мостом, переходя с берега на берег, и этот импровизированный мост сыграл существенную роль в экономическом развитии маленькой латиноамериканской страны.

Остаток путешествия прошел в изобилии разных приключений. В свободное от них время мой искусственный остров служил посадочной площадкой для уставших самолетов и местом отдыха туристов. Однажды на стомаран высадился очередной робинзон, но через день, увидев меня, извинился, прыгнул в океан и уплыл, оставив только что добытую с помощью лука шкуру оленя. Я забыл сказать, что за месяцы плавания на моем судне вырос небольшой пальмовый лес, в котором завелись птицы и небольшое количество зверей.

Но наконец наступил долгожданный день, когда на горизонте появился портовый город Туапсе, расположенный на крутых склонах гор. А через час мое судно пришвартовалось правым бортом к берегу, и я, пробежав через его палубу, вошел в порт. Таким образом, конструкция стомарана сократила расстояние до Туапсе. Окажись под моими ногами обычное судно, мне бы еще пришлось плыть и плыть, и, кто знает, может быть, силам, ставившим мне преграды на всем пути, удалось меня задержать именно на последнем отрезке дороги.

Но прежде чем покинуть мой добрый стомаран, я снял свою верную тельняшку, извлек из нее розу ветров, и так - с розой в одной руке, с тельняшкой в другой - вступил в город Туапсе.

На берегу меня уже давно ждал педсовет школы в полном составе.

Учителя во главе с директором школы с надеждой всматривались в морскую даль, приложив к глазам козырьком ладонь.

- Где Пыпин? - спросил я, дорожа каждой минутой.

- Он там, - ответил директор, указав на одну из улиц. - Но за время, пока наша посылка летела к вашему необитаемому острову, у нас произошло еще одно грозное событие. Пыпин стал законченным хулиганом. Но и это не все. Он начал оказывать нездоровое "влияние улицы" на других ребят. И дети нашего города Туапсе, можно без преувеличения сказать, в опасности.

Директор мог бы этого мне не говорить. Я уже почувствовал сам, как из-за угла, на который он указывал, тянет неблаготворным влиянием улицы. А затем кто-то заунывно, будто под шарманку, запел:

Дети, дети обоего пола,

Бросьте с папой и мамой гулять,

Позабудьте влияние школы,

Приходите, я буду влиять!

Убедю в совершенно обратном,

Что неграмотность - истинный свет!

Как приятно ходить неопрятным,

И лентяям мой братский привет!

Голос показался мне удивительно знакомым, будто я слышал его каждый день.

- Это он - Пыпин! - встревоженно воскликнул директор. - Он опять зазывает нестойких детей!

Я не медля бросился за угол и увидел паренька в оранжевой футболке и джинсах. Он стоял ко мне спиной и пел, обращаясь к окнам.

А на этом я песню кончаю,

Сочинять уже нетути сил4,

протянул паренек и, откашлявшись, сложил ладони рупором, закричал на весь квартал:

- Ребята, айда на улицу! Я вас кое-чему научу. Я научу вас обижать маленьких и слабых, и вы сразу почувствуете себя сильными и смелыми. Я научу вас курить окурки, и вы сразу почувствуете себя взрослыми. Я научу вас говорить неправду, и вы сразу почувствуете себя мудрыми!

И нестойкие мальчики и девочки побежали к нему со всех сторон. Потому что каждому хотелось побыстрей стать смелым и сильным, взрослым и мудрым.

- Теперь вы увидели сами, что он вытворяет, этот Пыпин! - горестно сказал директор школы.

- Да, да! Он - злейший наш враг! - печально подтвердили остальные педагоги.

Услышав их голоса, Пыпин обернулся, я я узнал его. Это был я сам! То есть это было мое плохое "я"!

Каждый из нас состоит из хорошего и плохого. И носит в себе и то и другое всю жизнь, неустанно борясь с плохим и каждодневно улучшая хорошее. И я, например, не давал своему плохому "я" никакого спуска. Стоило ему солгать или обидеть слабого, как сейчас же перед ним вырастало мое строгое, хорошее "я". И плохое "я" дни и ночи мечтало избавиться от этого контроля.