Фея с островов - Симона Вилар

– Мы с моей Тилли прожили девять лет, Львенок, – как-то рассказал Перси подвыпивший Дэвид. – Это были хорошие годы. Детей у нас долго не было, а когда она наконец понесла… не смогла разродиться, и я ее потерял. С тех пор жизнь утратила для меня свои краски и смысл. И отныне мне все равно, где я сложу голову.

Граф тогда заметил Майсгрейву, что так может рассуждать лишь одичавший среди горцев бродяга. А ведь по происхождению Дэвид не был бродягой. И он должен был дать Нейуорту наследника – будущего защитника края. Вот тогда Генри решился: он предложил другу обвенчаться с его сестрой Грейс Перси.

Грейс не была его законнорожденной сестрой. Одно время старый Гарри Перси подгулял в Йорке, завел себе там любовницу, но, когда та умерла, забрал маленькую дочь в Олнвик. Леди Мод Перси была не очень довольна таким положением, но, будучи добронравной супругой, смирилась, что этот ребенок будет расти и воспитываться в ее доме. Так что Грейс выросла в семье графа Нортумберленда, и хотя она не считалась столь завидной невестой, как законнорожденные Перси, все же ее статус был достаточно высок, чтобы Дэвид Майсгрейв смог его оценить.

Он только и сказал:

– Конечно, это великая честь для меня. Но я еще не забыл свою Тилли Маклейн.

– Но твоя Тилли умерла, Дэвид, а ты все еще глава рода. Грейс же сможет родить тебе сына. Мы даем за ней неплохое приданое, а главное, если ты породнишься с нашим домом, я смогу похлопотать, чтобы Майсгрейвам вернули титул барона.

Отец Дэвида и впрямь одно время был титулованным бароном. Но это было при прежней династии Йорков. Когда же Дэвид подрос, старый Гарри Перси узнал, что баронство Майсгрейвам более не принадлежит: лишать титулов верных сторонников Йорков было обычной практикой новых Тюдоров. Но если Дэвид войдет в семью Перси, титул, возможно, будет восстановлен.

Этим браком Генри Элджернон также рассчитывал немного угомонить своего Почти брата, привязать его к земле, внести в его жизнь упорядоченность. И когда пятнадцатилетняя Грейс стала женой Дэвида, первое время казалось, что так и произошло. Через год у четы Майсгрейвов родилась дочь Анна, еще через год – сын Филипп. Однако мальчик вскоре умер. Смерть ребенка обычно сближает супругов, но на этот раз вышло иначе. Что-то разладилось в их семье, Дэвид опять стал общаться с риверами, и, чтобы помешать ему окончательно уйти в разбой, Перси дал ему новое поручение. Ведь Дэвида обучали быть лазутчиком, и граф Нортумберленд отправил Почти брата в Горную Шотландию. Надо было поддержать восставший против Якова Шотландского клан Макдональдов во главе с их вождем Дональдом Дуфом. Перси традиционно считали, что чем больше смут и непорядков в Шотландии, тем меньше угрозы для Англии. Однако в этот раз мятеж Дональда Дуфа долго не продлился, и Гебриды навсегда потеряли свою независимость от короны[18]. Майсгрейв вскоре осознал это и оставил мятежников до того, как до них дошли руки эмиссаров Якова IV. Зато он побывал при дворе, где вызнал, что признанная любовница и предполагаемая невеста короля Якова Стюарта леди Маргарет Драммонд умерла и шотландский король подыскивает себе новую партию. С этой вестью он явился к графу Нортумберленду, и тот подсуетился: заплатив своим поверенным при шотландском дворе, дабы те посоветовали Стюарту подумать о дочери английского короля, он одновременно послал весть ко двору Тюдоров, чтобы и там рассмотрели вероятность подобного брака.

Так было положено начало союза двух враждующих государств. Майсгрейв как посол Нортумберленда ездил в Лондон, участвовал в переговорах, а когда договор о браке короля и английской принцессы состоялся, он был одним из спутников юной Маргариты Тюдор к шотландскому двору. Причем однажды даже спас ее высочество: уже в Шотландии, в замке Далкит, где после дневного переезда ночевала будущая королева, случился пожар. Охранявший покои ее высочества Дэвид сразу сообразил, что происходит, растолкал дам принцессы, а саму сонную Маргариту вынес на руках из загоревшихся покоев. На принцессу это произвело сильное впечатление. Она и до этого происшествия заметно отличала в свите красивого зеленоглазого воина, а тут вообще не отпускала его от себя, называла своим спасителем и верным рыцарем. Однако такое поведение Маргариты не понравилось ее жениху Якову Стюарту, и он потребовал, чтобы Майсгрейв покинул кортеж его невесты.

В Пограничье тогда немало подшучивали над этим происшествием, однако леди Грейс это совсем не понравилось, она стала ревновать супруга, в семье начались ссоры. В итоге Майсгрейв снова оставил ее, перебравшись в свое йоркширское поместье, правда, несмотря на размолвку с женой, вскоре вернулся, ибо узнал, что она вновь в тягости. У них родилась вторая дочь, и казалось, что в семью наконец-то пришло согласие. Увы, именно тогда и случилось несчастье. Леди Грейс упала с лошади и повредила спину. После этого она стала калекой, прикованной к креслу. Муж был с ней внимателен и ласков и дважды отказывался от поручений Перси, ссылаясь на то, что его присутствие необходимо супруге. Но поговаривали, что леди Грейс все больше впадала в меланхолию, стала раздражительной и сварливой. И когда граф Нортумберленд, отправляясь на коронацию Генриха VIII, призвал Дэвида в свою свиту, тот согласился почти с облегчением. Однако, похоже, отношения с супругой после этого только ухудшились. Жена Дэвида злилась, что остается неподвижной, в то время как ее муж принимает участие в увеселениях двора.

Дэвид действительно сумел отличиться на празднествах в Лондоне, обратив на себя внимание молодого короля. Генрих Тюдор, сильный турнирный боец, пару раз преломлял с ним копья на ристалище и остался доволен. Может, это и было одной из причин, почему и на этот раз граф Нортумберленд оправил Майсгрейва с особой миссией на юг. Да и кто, кроме Дэвида, смог бы лучше объяснить его величеству, насколько опасно ныне начинать войну на континенте, когда англо-шотландский союз находится под угрозой.

Брак Якова Шотландского и англичанки Маргариты Тюдор состоялся одиннадцать лет назад. Тогда же был заключен и мирный договор между островными королевствами – первый за двести лет. Но в прошлом году, посещая по заданию Перси Эдинбург, Дэвид отметил небывалое число французских вельмож при дворе Якова Стюарта. Обычно союз между Францией и Шотландией возобновлялся всякий раз, когда англичане угрожали Франции. В таких случаях французы сразу обращались к северному соседу Англии, рассчитывая, что те начнут военные действия и отвратят англичан от выступления на континент.

Вот и на этот раз Дэвид привез вести о том, что, похоже, французы сейчас особенно заинтересованы в шотландцах. Что за всеми праздничными турнирами и увеселениями, какие так любит король Яков, можно усмотреть нечто большее. Отметил Дэвид и присутствие в Эдинбурге французского графа д'Асси, известного мастера полевых сражений. И в период, когда Франция ждет нападения Священной лиги, в которую входила и Англия, его присутствие среди войск Стюарта не могло не вызвать подозрений. Все это встревожило Перси, они обсудили ситуацию с Дэвидом, и тот, несмотря на зимнее ненастье и ужасающие дороги, отправился в Лондон с донесением.

Некогда Дэвид понравился королю Генриху, к тому же он был в курсе происходящего, поэтому должен был приложить все усилия, чтобы убедить двор Тюдора, что шотландцы готовятся к вторжению. Причем не исключено, что как раз тогда, когда английский король выступит с войсками на континент. И что в таком случае произойдет на северной границе королевства? Обычное дело. Север всегда принимал удар шотландцев. Те доходили даже до Йорка и опустошали все окрестности. Однако… Однако Север так далеко от благоустроенных английских графств, а жители юга так привыкли, что северяне обычно сами справляются с набегами… Да и в глазах Дэвида была такая грусть, когда он смотрел на своего лорда…

Раздумывая и оставаясь какое-то время в неподвижности, Генри Элджернон не заметил, как озяб. Дрова в камине уже прогорели, и граф, поднявшись, выбрал пару поленьев и подбросил их в жерло камина. Через пару минут огонь вновь разгорелся, в покое сразу стало светлее, а вот небо за переплетом окна стало казаться совсем темным. Зимние дни коротки, ночь наступает, едва минует полдень. Но ведь прошло уже столько времени и где, черт возьми, носит Майсгрейва? Этот Почти брат должен понимать, что никакая любезность с милыми родственницами Нортумберленда не освобождает его от обязанности отчитаться перед своим господином.

В дверь поскреблись, из-за створки выглянуло унылое овечье лицо дежурного пажа:

– Принести свечи, милорд?

– Давно уже следовало, ленивец.

Понятное дело, даже этому мальчишке интереснее находиться в зале, где пируют, а не в полутьме графской прихожей. Когда паж вносил шандал со свечами, сквозь приоткрытую дверь донеслись звуки музыки и взрывы хохота из зала. Генри поморщился и уже хотел было отправить пажа за Майсгрейвом, как вдруг заметил его самого. Причем не в прихожей, а за аркой уводившей от графских покоев галереи, в одном из оконных проемов. Майсгрейв словно таился в нише окна или же просто хотел побыть один. Не будь он в своем великолепном джеркине[19] с прорезями и вышивкой, граф не узнал бы его во мраке.