Ключи от Лас-Вегаса - Людмила Леонидова

— А… поняла, что ты имеешь в виду… — Татьяна многозначительно заулыбалась.

— Нет, дело не только в сексе, это я как пример из животного мира привела. У людей по-другому. В каждой женщине должно быть что-то такое… внутренний свет, который она излучает.

— Свет, — скептически протянула Татьяна и повторила свой вопрос о мечте.

— Есть у меня мечта, — коротко ответила Наталья.

Сестры молча вскинулись.

— Когда сбудется, расскажу.

— А, знаю, — разочарованно протянула Галина, — у тебя и мечта не для себя.

— Как это не для себя? — удивилась Татьяна.

— У нее все для кого-то, даже мечты, — махнула рукой подруга.

— Мечты — это такое личное.

— Личное, личное. Что может быть более личного, чем желать для любимого.

— Любовник? — Зеленые глаза Татьяны понимающе заблестели.

— У нее одна любовь, — разочаровала сестру Галина, — ненаглядный муж.

— Мечта для него?

— Для него, — подтвердила Наталья…

— А что, он такой раскрасавец? — заинтересовалась женщина.

— Он… он… — Галина задумалась, как описать мужа подруги. — Он очень интересный мужчина. Всем женщинам люб. У него даже фамилия — Лю-бо-мир-ский.

4

— Нравится?

Бархатная черная шляпка с узенькими полями сползала на хорошенькое личико и никак не хотела устраиваться на черноволосой головке Лизы.

— Очень, — откровенно призналась мать девушки, с нескрываемым восхищением оглядывая ее с головы до ног.

Коротенькое пальтецо-френчик из черной кожи и эта шляпка делали черноглазую Лизоньку похожей на пантеру.

— Главное, не спеши, — напутствовала ее многоопытная мать. — Он, конечно, мужик что надо, стоящий, но перед такой, как ты, ему не устоять.

Вполуха слушая мать, Лиза минут пять покрутилась в прихожей, примеряя то одну, то другую пару обуви. Наконец, остановившись на мокасинах с узкими носами, вставила в них свои длинные ножки и выскочила на площадку, оставив после себя в доме сущий погром. В ванной — раскрытый тюбик с тушью для ресниц, в комнате — груду пиджаков, юбчонок и даже вчерашние трусики, которые тщательно припрятывала от материнских глаз куда подальше. Хотя с мамой у них было полное взаимопонимание. Они доверяли друг другу, как закадычные подружки.

— Привет, — помахала она соседскому парнишке Никите, который жадно уставился на белолицую секси. И даже его злобный пес, учуяв что-то, исходящее от нее, не оскалил зубы и не пронесся мимо на прогулку, сокрушая все на своем пути, а приостановился, словно галантный кавалер, пропуская красавицу Лизоньку вперед, как особь противоположного пола.

— Джек! — Лиза приложила два пальца к своим губам, а потом бесстрашно к носу пса.

Тот, от удовольствия присев на задние лапы, сначала уткнулся ей между ног, вбирая запах плоти, а потом, подняв вверх морду, выдал призывный звук.

— Во дает, ни с кем так не ласкается! — Парень, осаждая кобеля, дернул за поводок.

Изображая мужскую солидность, он расправил плечи, поправил очки, сползшие на кончик носа, намереваясь неспешно побеседовать с красивой соседкой. Но Лиза, словно порыв ветерка, уже неслась по лестнице, перескакивая через ступеньки, оставляя за собой нежный шлейф сладких духов.

— Может, потусуемся вечером, я классную музыку на компактах добыл? — призыв соседа эхом разнесся по подъезду.

— Мо-о-жет быть, — услышал он ответ вместе с лязгом парадных дверей.

Лизонька спешила на работу. Любомирский не терпел опозданий и строго отчитывал девушку, стоило ей наткнуться на него в раздевалке или в холле. Тетя Наташа жалела и заступалась за нее.

— Геннадий, но она же на транспорте, — удерживала она мужа. — Ты, наверное, на остановке автобуса прождала? — подсказывала она девушке.

— Да, — проглатывая гордость, врала Лизонька.

Она не ездила на городском транспорте, духота и вечные вокзальные мешочники портили ей настроение. Выйдя из дома за пять минут до начала работы, она изящно выставляла вперед ручку и тут же залавливала частников. Потом долго с ними торговалась. Обычно это были замотанные новой жизнью бывшие инженеришки, колымившие по утрам и вечерам, бритоголовые водители «крутых», клевавшие на ее внешность, шоферюги раздрызганных служебных машин.

Люди, подобные Любомирскому, больше не попадались. Тот день, когда они познакомились, в ее гороскопе был выделен особо счастливым. Но пока Лизе ничего счастливого не высвечивалось. Они оба делали вид, что ничего не случилось, что они не знакомились в его авто, в общем, никогда не разговаривали об этом.

Заходя по делам в его кабинет, Лиза, по маминой научке, нарочито томно облизывала пухлые губки и, хлопая черными ресницами, изображала из себя влюбленную. Иногда, завидев его где-нибудь вдалеке, она специально двигалась навстречу, зазывно покачивая бедрами, выставив вперед острые грудки. В эти минуты Любомирский делал стойку, он весь подбирался, словно кот, готовый броситься на добычу, но вечно кто-нибудь появлялся рядом и все портил.

Коллеги женского пола люто возненавидели Лизоньку. То ли ревновали к мужчинам, то ли чувствовали ее презрение к ним, незаметным и серым. Она даже не понимала за что. Стоило ей появиться на пороге, как тут же замолкали разговоры, все утыкались носами в бумаги.

Лизоньку, правда, мало волновали сослуживицы, и она всем своим видом выказывала им свое пренебрежение.

Зато мужчины изо всех сил ухаживали за ней. Набиваясь в друзья, вытаскивали ее во время обеда в близлежащие ресторанчики. Про кофе с сигареткой и говорить не приходилось. Женатые, неженатые, разведенные, подсаживаясь к ней в служебном кафетерии, угощали пирожными и сладостями, вкрадчиво нашептывая комплименты. Ей нравилось слушать о том, какие у нее длинные и красивые ножки, о чудесно пахнущих роскошных волосах, о грудках, светящихся сквозь блузон, о том, что неплохо было бы провести вместе выходные на даче или даже слетать в отпуск куда-нибудь за рубеж. Но мама не давала на это добро. Подробно обсудив каждого из коллег, она считала, что принц для ее дочери еще не нашелся. А попусту растрачивать свою красоту на абы кого негоже.

— Кроме того, сейчас в цене девушки строгих правил, а я рекомендовала тебя именно так. Любомирский должен клюнуть. Наберись терпения и жди, — спускала она на тормозах рвущуюся в бой сексапильную дочку.

По правде сказать, Геннадий Александрович был не во вкусе Лизоньки. Староват, да и белобрысых она не очень-то жаловала. Ей больше нравились накачанные черноглазые брюнеты.

Однажды, еще в институте, они с подружками закатились на мужской стриптиз. Вот там действительно были мальчики, что называется — улет. Узкобедрый мулат с горящими глазами, медленно вылезая на ходу из узеньких джинсов, двигался по подиуму. Девчонки, облепившие помост, с визгом приветствовали красавчика. Небрежно бросив взгляд на толпу, он выбрал именно ее среди всех и… кинул свой ремень с медной «ливайсовской» пряжкой — знак выбора. Конечно, ненормальная толпа поклонниц подняла дикий рев и тут же вырвала у нее многозначащий презент. Но стриптизер явно положил на Лизоньку глаз.