Последствия неустранимы - Михаил Черненок

Антон решил досконально выяснить, как формируются и работают наемные бригады. Русаков прекрасно знал «систему шабашников». Сколачивает такое добровольное объединение пройдоха-бригадир, который умеет и выгодный договорчик заключить со строительной организацией и при необходимости различными плутовскими махинациями раздобыть для стройки недостающие материалы. Он же подбирает людей в бригаду. Берет обычно пять-шесть человек с высокой квалификацией, а остальных — случайно подвернувшихся, для черновой работы: землю копать, стройматериалы подносить, бетонный раствор приготовить и так далее и тому подобное.

— Словом, «бичи» делают самую грязную и малооплачиваемую работу, — с усмешкой сказал Русаков.

— Как им платят?

— Зарплата каждому из наемной бригады начисляется согласно тарифам и отработанному времени по табелю. Потом бригадир распределяет общую сумму между шабашниками в соответствии с предварительной договоренностью.

— Почему бы не выдавать им деньги в кассе? Каждому, персонально…

— После первой же подобной выдачи развалится вся бригада. Тут весь секрет заключается в чистоплотности бригадира. У нас есть стабильные наемные бригады, работающие добросовестно на протяжении многих лет, но попадают и хапуги типа Алексаняна.

Антон поинтересовался, когда и какую сумму получал последний раз в ПМК бригадир Алексанян. Приглашенная Русаковым кассир — худенькая, похожая на школьницу смуглянка — заявила, что на основании частично закрытого аккордного наряда в прошлую пятницу Алексаняну было выдано на бригаду пять тысяч рублей. По просьбе Антона она даже вспомнила, что большую часть этой суммы составляли сторублевые купюры, совершенно новенькие. В этот же день, по словам кассира, около трехсот пятидесяти рублей отпускных получил и Головчанский.

— Они вместе получали? — спросил Антон.

Кассир чуть задумалась:

— Нет. Александр Васильевич получил отпускные утром, как только я из банка приехала, а Хачик Алексанян — поздно вечером, перед самым концом рабочего дня.

Поблагодарив кассира за информацию, Бирюков заканчивал разговор с Русаковым наедине. После, так сказать, деловой части Антон поинтересовался у Глеба Гавриловича поведением Головчанского в быту и семейными отношениями. Русаков ничего определенного об этом не знал.

5. Хачик Алексанян нервничает

Он был из тех темпераментных южных мужчин, которые нередко добиваются успеха в жизни не столько умом, сколько неудержимой энергией и безрассудной смелостью. Густая шапка черных волос. Загоревшее горбоносое лицо. Плечи — косая сажень, талия — словно у гимнаста. Глаза — диковатые, со жгучим взглядом из-под густых широких бровей. Голос — резкий, гортанный, но почти без акцента.

По паспорту он значился Хачиком Геворковичем Алексаняном — тридцати лет от роду, однако выглядел несколько старше своего возраста. Уже с первых минут разговора Антон Бирюков понял, что с таким собеседником надо держаться настороже. Ответив на предварительные вопросы, Алексанян уставился Бирюкову в глаза и нагловато спросил:

— Кушать хочешь, начальник? Настоящий шашлык из молодого барашка, как на Кавказе, организую…

— Спасибо. Оставим кушанье до лучших времен.

— Теперь плохое время, да?..

Разговор состоялся возле строящегося дома, где работала наемная бригада. Антон огляделся. Увидел в стороне, под ветвистой старой березой, два пустых ящика, перевернутых кверху дном, и предложил Алексаняну сесть. Когда уселись, сказал:

— Время хорошее, но пришел я к вам не ради шашлыков. Давайте разберемся в ваших отношениях с Головчанским. Где и когда встречались с ним последний раз?

— Не помню, — быстро ответил Алексанян.

— Придется напомнить… — Бирюков сделал паузу. — В пятницу вечером были на даче Головчанского?

— Вся бригада там была.

— Из-за чего поссорились с Александром Васильевичем?

Алексанян улыбнулся:

— Ссориться с начальством — все равно, что тигра за хвост дергать: и удовольствия мало, и страшновато… Мы не ссорились.

— Но встречу эту помните?

— Помню.

— Почему сразу не вспомнили?

— Потому что забыл. — Алексанян опять уперся взглядом Антону в глаза. — Нет, ну давай шашлычок приготовим! Разве нельзя по-человечески поговорить?

Антон прищурился:

— Вы ведь, по существу, взятку мне предлагаете…

Алексанян расхохотался:

— Шутки не понимаешь, да?..

— Всякая шутка хороша ко времени и один раз. Сколько денег отдали Головчанскому в пятницу?

На лице Алексаняна промелькнула сначала растерянность, затем возмущение, но ответил он спокойно, будто речь шла о сущем пустяке:

— Три тысячи… — И, вроде полюбовавшись произведенным эффектом, с усмешкой добавил: — В долг попросил Головчанский, чтобы с девочками отдохнуть на юге.

— Не многовато ли для месячного отдыха?

— По русской пословице… хозяин — барин.

— Вам известно, что этого «барина» уже нет в живых?

— Жалко, конечно, человека.

— А деньги?..

— Чего деньги жалеть… — Алексанян указательным пальцем постучал себя по лбу. — Будет башка на плечах — будут деньги.

— А за какие «шутки на Кавказе башку отрывают»? — внезапно спросил Бирюков. Заметив в жгучих глазах Алексаняна мелькнувшее недоумение, быстро продолжил: — Дело, Хачик Геворкович, складывается печально. Головчанский умер, как принято говорить в народе, не своей смертью…

— Я убивал его, да?! — выкрикнул Алексанян.

— Вы оказались в числе подозреваемых. Если будете отделываться шутками и вилять в показаниях…

— Ну, пошутил я с Головчанским насчет башки. Понимаешь, да?.. Честно, пошутил… Зачем мне его башка? Я добросовестно зарабатываю свои деньги, вместе с бригадой кручусь белкой в колесе…

— И три тысячи швыряете ни за понюшку табака? Не верю, дорогой товарищ, что можно с такой легкостью разбрасывать заработанное трудом.

Алексанян промолчал. По его напряженному лицу было заметно, что он ищет убедительный ответ и не может найти.

— Поймите, Хачик Геворкович, стечением обстоятельств вы попали в очень сложную ситуацию, — сделав ударение на слове «очень», снова заговорил Бирюков. — Ведь, если уголовному розыску известно о вашем конфликте с Головчанским, значит, есть свидетели этого конфликта…

— Кто?

— Это не имеет значения.

Алексанян, заметно нервничая, прикурил дорогую сигарету, раз за разом сделал несколько затяжек. Потом исподлобья посмотрел на Бирюкова и сердито бросил: