Перезагрузка - Андрей Константинов

Брюнет!..

…В офис «Магистрали» на Свердловскую набережную Петрухин приехал спустя три часа. Время потребовалось, чтобы элементарно прийти в себя: побриться, отмокнуть в ванне, попить чаю. Меры, безусловно, примитивные и снять последствия недельного запоя не могли, но Петрухин уже принял решение «начать новую жизнь» (это ж в какой по счету раз?) и откладывать его осуществление «на потом» не захотел…

…Офис производил впечатление уже с набережной. Даже самый невнимательный прохожий, который и по сторонам-то не глядит, а исключительно себе под ноги, не смог бы его не заметить. Перед фасадом «Магистрали» неровный, в выбоинах, асфальт сменялся на двухцветную импортную брусчатку. Горели большие матовые шары, и стояли синтетические деревья в больших кадках… Словом, этакий маленький европейский оазис среди расейского убожества, от созерцания коего само убожество становилось еще более наглядным. На стоянке, обнесенной легкой ажурной оградой, стояло десятка два автомобилей. Над входом со сверкающими мраморными ступеньками нависал голубоватый стеклянный купол. Сверкала полированной бронзой литая плита: «Магистраль-Северо-Запад».

«Все как у людей, – подумал Петрухин, входя в шикарную стеклянную дверь. – Интересно, думал ли Брюнет еще лет пять назад, что сумеет так подняться?»

Из застекленной будочки на Петрухина внимательно смотрел не очень молодой охранник.

– К Брю… к генеральному директору, – сказал Петрухин.

– Простите, ваша фамилия? – спросил охранник, и Дмитрий подумал, что охранник из отставных офицеров. Время покажет, что он не ошибся.

– Петрухин.

– Вас ждут, Дмитрий Борисыч. По коридору прямо и налево. Там приемная генерального.

Внутри, как и снаружи, все было «на уровне»: от сверкающего паркета до длинноногих девах, снующих по коридору. Евростандарт. Приемная в дереве и коже. Секретарша и знакомый уже телохранитель на диване…

– …Виктор Альбертович, – осторожно заглянула в кабинет секретарша Аллочка, – к вам пришел тот человек. Который звонил с утра и представился очень странно: Борисыч… впускать?

– Да-да, пусть войдет, – ответил генеральный директор, крутанулся в кресле и поднялся. Во время серьезного разговора он любил ходить по кабинету или, по крайней мере, быть на ногах. Отчасти то был рецидив тех времен, когда Брюнет занимался делами, подробно прописанными в особенной части УК РФ. Всё верно – стоящий человек более собран и быстрее сумеет «сделать ноги»…

– Моё почтение!

– О! Привет еще раз, Борисыч… Спасибо, что хм… оперативно подскочил. Да и – искренне рад, что ты передумал.

– Не торопи коней, Брюнет. Я еще окончательно не решил. Может, и возьмусь. Но для начала мне нужно ознакомиться с обстоятельствами. – Петрухин осмотрелся, прищурился лукаво. – К слову, место для офиса ты толково выбрал – Арсенальная, 7, совсем рядом. При надобности недалеко переезжать.

– Типун тебе на язык!.. Кофейку? Или, может, коньячку?

– Минералки. Холодной.

Голубков продублировал слова Петрухина в переговорное устройство и с пониманием поинтересовался:

– Что, трубы горят? Ничего, Борисыч, трубы – наш профиль, поможем.

– Что значит: трубы – ваш профиль?

– ОАО «Магистраль-Северо-Запад» входит в тройку крупнейших поставщиков труб по Северо-Западу.

– М-да, трубы – это довольно-таки далеко от фарцовки шмотками и кустарного производства водки-палёнки, а, Витя? Кстати, твоя компания уже обзавелась фирменным слоганом? Если нет, могу продать креатив, за недорого: «Наше дело – труба!» Как тебе?

Брюнет посмотрел на безработного оперативника с легкой укоризной:

– Знаешь, когда на меня Игорек Строгов с этой темой выкатился, я поначалу тоже весь расклад не сразу просек. А потом бумаги посмотрел, калькулятором пощелкал и ахнул: ни фига подобного – Клондайк! – Генеральный директор заметно оживился, явно оседлав любимого конька. – Ты вот, Борисыч, наверное, думаешь: трубы!

– Я думаю?

– Что такое? Какие трубы? А ведь без них ничего не делается. Они везде! Под землей, на земле, в космосе. Миллионы километров труб! Понимаешь?

– Понимаю, – усмехнулся Дмитрий. – Понимаю, что в душе ты, оказывается, поэт.

– Брось! Какой там из меня поэт? В лучшем случае – прозаик. Опять же, мой многолетний опыт показывает, что на самом-то деле нет никакой разницы, чем торговать. В основе все равно лежат бабки.

– Мудро. Глыбко. Афористично… Кстати, ху ис Строгов?

– Земляк мой, – как-то сразу поскучнел и сдулся Брюнет. – И компаньон. Собственно, он всю эту кашу и заварил. А я теперь расхлебываю! К слову, если сегодня это жЫвотное все-таки выпустят на подписку, клянусь, Борисыч, я его собственными руками на такие…

Виктор Альбертович оборвал сию эмоциональную фразу на полуслове, так как в кабинет вкатилась секретарша Аллочка с минералкой, стаканами, ногами и улыбкой. Оставив первые две позиции на столе, она вопросительно посмотрела на шефа и, не получив от него новых руководящих инструкций, молча удалилась. Провожаемая заинтересованным взглядом Петрухина.

– Какие, однако, у тебя тут кадры работают!

– А я тебе что говорю? Вливайся! Может, и сам кого закадришь. У меня тут девки работают сплошь чуткие. Синих чулков не держу принципиально. Исключительно – ажуры с подвязками.

– Верю. – Петрухин ловко вскрыл бутылку, с наслаждением глотнул воды и бесцеремонно плюхнулся на диван. – Ладно, покончим с лирикой и перейдем к делу. И – очень прошу тебя! – меньше эмоций, больше фактов.

– Как скажешь. Вот только… Для начала, видимо, следует обсудить условия нашего… э-э… сотрудничества.

– Стоп, Витя! Ни о каком сотрудничестве нет и речи… пока, во всяком случае. У тебя, как я понял, сложилась нехорошая ситуевина с криминальной подкладкой. И тебе нужно, чтобы кто-то, кто рубит в деле, разобрался, что произошло… так?

– Так. У меня, Борисыч, из-за этой ситуевины такие заморочки…

– Погоди! О заморочках ты мне еще расскажешь. Сейчас я хочу, чтобы ты понял: за дело я возьмусь только в том случае, если оно действительно представляет интерес. Это – во-первых. А во-вторых, мне на хер не нужны никакие руководящие указания. Я должен обладать полной свободой. И если я вдруг открою, что эту мокруху организовал ты, например, то именно так я шепну в убойный отдел. Понял?

– Понял, – кивнул Брюнет. – Ни фига ты, Борисыч, не меняешься.

– Нет, Витя, я сильно изменился… Короче, если тебя устраивают МОИ УСЛОВИЯ, то давай-ка перейдем к делу. Рассказывай, что у тебя приключилось.

Виктор Альбертович показушно вздохнул, уселся в свое начальственное кресло и принялся рассказывать:

– Ты, Борисыч, мою биографию знаешь. До известных пределов, разумеется. Но все-таки многое знаешь… Мне перед тобой ломаться понту нет… Я фарцевал, я кидал, я паленку гнал… Короче – бабки делал. Но я на ножи никогда никого не ставил. Ты знаешь. Меня махновцы грабили – это было. Меня беспредельщики из ОМОНа грабили – тоже было. А я честно жил… ну ты ухмылку-то спрячь, знаю, что сейчас думаешь…

– Не обращай внимания, дружище! Это у меня нервное.

– Короче, сколотил я кое-какой капиталец и начал прикидывать, куда бы его понадежнее вложить. На ларьках-то нынче особо не подымешься, а на зарубежных счетах держать оно, конечно, надежно. Вот только – скушно. Потому как ни ума, ни куражу… Ну прикупил я по случаю универсамчик. Еще кое-что, так, по мелочи. Но все равно – чую, не то! Не то пальто!.. Как вдруг в какой-то момент услышал самый натуральный трубный глас!

– О как?! – не удержавшись, хмыкнул Петрухин.

– Нет, ну не в религиозном смысле или каком мистическом, а в сугубо материальном… Да ты меня не торопи, сейчас объясню. Ты же сам сказал: давай с самого начала. Вот я и начинаю с са-а-мого начала. Я, как тебе может быть известно, не питерский.

– Из Череповца, кажется?

– Ну у тебя и память! – восхитился Брюнет. – Да, именно так. Я из славного города Череповца. Хотя ничего славного в нем, конечно, нет. Как был дырой, так и остался. Но я-то в нем родился и вырос. Родина! Хрен ей между… Однако без Череповца нам никак не обойтись – все сегодняшние завязки оттуда. В общем, так: лет пять назад вышел на меня землячок один мой, Игорь Строгов. Он к криминалу никаким краем не шьется, офицер морской. Вышел он ко мне с хорошим предложением: есть у нас в Череповце один заводик. Который, как в перестройку слег, так с тех пор и лежал себе – не в реанимации, но в глубокой коме. И все это время его потихонечку разворовывают все кому не лень. А у Игорька Строгова там кое-какие кореша оказались из заводских бугров. Все – бля! – коммунисты с девятьсот пятого года… в смысле скоммуниздить чего с родного завода со всей душой. И вот пришел ко мне Игорек: мол, есть дело на лимон. Толстенький, зелененький, с поросячьим хвостиком…

– То бишь трубы твои – они, выражаясь высокопарно, родом из детства?