Античные битвы. Том II (СИ) - Добрый Владислав

Например, он постоянно говорил правду.

Для любой другой профессии, это скорее недостаток. Но вот врачу, это, чаще всего, ставится в заслугу.

Лорд Моран был личным врачом Уинстона Черчилля и оставив в дневнике весьма лицеприятные о нем замечания, со свойственной англичанину сдержанностью, оставил и несколько куда более резких суждений.

Разумеется, позаботившись вложить их в уста других людей. Один из хороших примеров:

Иногда проявляя неожиданный энтузиазм, Уинстон Черчилль делал странные вещи. Вот и в августе 1944-го он зачем-то поехал в Италию, проведать генерала Александра. Несмотря на то, что войска союзников пока успешно удерживались немцами вдоль готской линии, Уинстон, разумеется, вовсе не желал «дать перцу» генералу Александру.

В Лондоне принято считать, что человек, допустившийю ошибку, может быть жертвой обстоятельств. Но давать ему возможность повторить её — значит стать жертвой обстоятельств самому. Генерал Александер, случалось, проигрывал сражения. Но он не делал ошибок — встреча прошла хорошо. В конце августа Александр сосредоточил достаточные силы для уверенного прорыва Готской Линии и прорвал её. И уже первого сентября получил фельдмаршала.

На встрече генерала и премьерминистра присутствовал и наш скромный лорд Моран. Он довольно подробно описал её, со свойственной лорду Морану, очень английской, сдержанной иронией. Из записей лорда Морана можно узнать, что Черчилль в любом разговоре роль говорящего брал на себя. Поэтому в их беседе генерал Александер больше слушал Уинстона. Но делал это с видимым удовольствием, и хоть и участвовал в беседе больше короткими репликами, но делались они на уровне оратора и говорить Черчиллю даже помогали. Тонкое искусство. Говорили генерал и премьерминистр о стратегии. Черчилль, в частности, сказал генералу, что хотел бы быть на его месте — делать дело и двигать войска, стремясь к великой цели.

Уже уходя, лорд Моран спросил Александера: «Был бы Черчилль хорошим генералом?».

И привел ответ генерала прямой речью:

«Нет, Уинстон — игрок».

Я могу привести еще довольно много таких, весьма поверхностных эпизодов, которые ничего не скажут человеку, не погруженному в тему.

Суть же проста — Черчилль был склонен к излишнему риску. И, что хуже, в момент планирования был склонен верить в то, во что ему бы хотелось верить.

И поэтому, в жестокой и беспощадной войне против Нацистской Германии, ему отводилась роль вдохновляющая и объединяющая. Но к управлению войсками, его и близко не подпускали.

Черчилль, пользуясь широкими связями своей семьи и собственным высоким положением лорда Адмиралтейства, во время Первой Мировой продавил ряд решений, которые казались ему единственно верными. Одно из таких — высадка в Дарданеллах. Это стоило Англии и её колониям 300 000 солдат и значительных ресурсов. После этого Черчилль перестал быть возможной кандидатурой для высоких кабинетов.

Во время Второй Мировой, он снова стал премьер-министром, поскольку был единственным видным (и хоть относительно приличным) человеком, который последовательно критиковал действия Германии, Гитлера и английского правительства.

Однако, став премьер-министром, Черчилль оказался в забавной ситуации. Несмотря на полноту власти де юре, в реальности он оказался весьма скован в своих решениях. На первых порах Черчиллю удалось продавить идею высадки в Норвегии. Однако эту операцию саботировали. Официальная версия — выдвинутый вперед эсминец сообщил, что заметил немецкий самолет. Нас раскрыли, все пропало, сворачиваемся.

Другие яркие идеи Уинстон не смог продавить и до такой стадии — все, от таких масштабных проектов как вторжение на Балканы, до такой мелочи как бомбардировка немецких городов отравляющими газами — не встречало поддержки в безликой машине английской политики и войны. И, со временем, как-то само собой, эти вопросы теряли актуальность.

Бедолагу Уинстона выперли из Даунинг-стрит уже в мае 1945-го. Никто не хотел видеть этого человека главой правительства, и с ним мирились только на время войны.

Еще один человек, кто уверенно характеризуется как «игрок», и который известен каждому, это Гитлер.

Забавно, что они оба легко раскусили друг друга.

Успехи Гитлера, как вы возможно знаете, довольно часто висели на волоске.

Если бы Франция объявила войну Германии в 1939-м, когда Германия напала на Чехию — согласно международным договорам это бы втянуло в войну против Германии и Советский Союз. Если бы Англия и Франция напали на Германию в 1939-м, не ограничившись формальным объявлением войны, а двинув дивизии, когда Германия вторглась в Польшу, Германия не смогла бы сделать практически ничего. Если бы во Франции у правящих кругов хватило бы мужества продолжить борьбу, то измученная танковая группа немцев, проходившая к тому времени едва 15–20 километров в день, неизбежно бы была остановлена. И так далее, и тому подобное. В отличии от Уинстона Черчилля, Гитлеру заметно везло. Увы, везение плохой фундамент для долгосрочных планов.

А долгосрочные планы — основа стратегического успеха. А стратегический успех — единственное, что имеет значение.

И, если смотреть с этой точки зрения, то Александр, опять таки, в первом приближении, кажется баловнем судьбы. Унаследовав мощную военную машину, ему остается лишь применить её в дело. Выбор не велик — или гонять полудикие племена на севере, у которых нет почти ничего, кроме ярости. Можно высадиться в Африке, где кроме редкой цепи финикийских колоний, вроде Карфагена, тоже не особенно много возможностей. Или высадиться в Италии и Сицилии — спору нет, земли вкусные. Но если сравнить с тучными и богатыми городами Державы Ахеменидов, то нет, накопленное тысячелетиями богатство востока не идет ни в какое сравнение. Поэтому Александр просто нападает на то, что поближе, и повкусней. И каждый его успех граничит с поражением. Его едва не убивают при Гранике. Он ранен под Иссом. Он теряет почти год на сопротивление Тира и Газы. И снова тяжело ранен. Он, несомненно лично смел, целеустремлен, активен — но все это очень хорошо для командира кавалерии, для полководца нужны другие качества.

А тут внезапная фоточка. Это македонские золотые серьги с янтарем в виде головы африканца. От 200−100 года до н. э:

Долгий горизонт планирования, понимание врага, четкий план действий, умение использовать свои сильные стороны, и наоборот, нивелировать преимущество противника.

Но, если присмотреться внимательней, то можно обнаружить, что Александр вовсе не безбашенный гусар, дорвавшийся до престола.

Вне всякого сомнения, Александр Македонский долго и давно думал о вторжении в Персию. Это понятно и из его споров с отцом, и из его действий.

Разбив Дария под Иссом, причем нанеся Великому Царю по настоящему царское поражение, Александр вместо того чтобы по Чапаевски ворваться на плечах бегущего врага в сердце империи, продолжает движение вдоль средиземноморского побережья. По-видимому, придерживаясь первоначального плана. Он теряет больше года, давая тем самым Дарию передышку, и возможность создать новую армию почти с нуля. Но и Александр не сидит на месте. Если планы Филиппа, обычно заканчивались отвоеванием Милета, то Александр, помимо Финикии, захватывает и Египет. Житницу древнего мира.

И делает это весьма основательно. Не самое легкое, и главное, совсем не безопасное путешествие в отдаленный священный оазис, где его объявят богом — по мнению большинства историков тщательно разработанный пиар ход.

Несмотря на то, что Египет сдался без сопротивления, а самого Александра объявили фараоном, он задерживается в покоренной стране. Для обустройства. Помимо чисто политических заявлений и перестановок в руководстве, он словно гвоздем прибивает Египет к своей империи. Он строит город Александрию с греческим населением в важном месте Египта. И делает её столицей! И у него все получается. Потому что у него есть все необходимое — инженеры, архитекторы, деньги. А главное — финикийский флот, обеспечивающий сообщение с Грецией, и привозящий переселенцев.