Алла Пугачева: Рожденная в СССР - Федор Раззаков

Летом 1967-го началась очередная арабо-израильская война, в которой Советский Союз выступил на стороне арабов. Помощь заключалась в поставках оружия и предоставлении разного рода специалистов. Попал под эту компанию и Романов, которого отправили на Ближний Восток в качестве переводчика. Но прежде чем уехать, он пришел к Пугачевой, чтобы предложить ей отправиться с ним. «Ты можешь поехать со мной как моя жена, – огорошил он девушку неожиданным предложением. – В таких случаях людей расписывают в три дня». Однако Пугачева колебалась. Выходить замуж, да еще покидать страну на год-два совершенно не входило в ее планы. В итоге она отказалась от предложения своего кавалера, но пообещала его обязательно дождаться.

Осенью Пугачева снова уехала с гастролями в Тюмень. Вновь они давали концерты в богом и чертом забытых уголках, которые потом станут городами. Добирались они туда на теплоходе ВТТ-10 по Оби, Иртышу. С легкой руки Бориса Вахнюка теплоход прозвали «Броненосец Поносцев», поскольку практически всех артистов на протяжении всего маршрута мучала дизентерия. В Москву артисты вернулись поздней осенью. 7 ноября все вместе участвовали в демонстрации на Красной площади. Именно там Пугачева поставила свою подпись на гитаре Бориса Вахнюка.

Новый 1968 год Пугачева встречала в кафе «Молодежное», что на улице Горького. И там с ней приключилась весьма забавная история. Она спела песню «Одинокая гармонь», переиначив ее на шутливый манер. К примеру, там были такие строчки: «Знаю я, знаю я, шо те надо. Я не дам, я не дам, шо ты хошь». Публика была в восторге. Однако едва Пугачева сошла со сцены, как к ней подошли двое комсомольских дружинников и попросили пройти с ними в их штаб. Там Пугачева уже приготовилась выслушать поток нравоучений, как вдруг вместо этого… ее похвалили за хороший голос и предложили выступить на городском конкурсе комсомольской песни от Фрунзенского района. Но Пугачева им отказала. Обиделась на то, что ее увели из кафе самым бесцеремонным образом.

Во время зимних каникул 68-го Пугачева съездила с концертами на Ямал, где благодарные слушатели преподнесли ей в подарок белый полушубок. В марте уехала на два дня в Тюмень, где участвовала в открытии Дворца нефтяников. Там она спела три песни: «Король, цветочница и шут» Владимира Шаинского, песню Кирилла Акимова и свою собственную – «Единственный вальс». Успех был грандиозный. На волне этого успеха, вернувшись в Москву, Пугачева записала еще одну песню на тюменскую тему – «Джинн». Про природный газ.

Тем временем Трифонов и Иванов пробили на телевидении новую передачу – «С днем рождения!» (прообраз будущей «Утренней почты»). И в качестве одной из первых исполнительниц пригласили в нее свою хорошую знакомую – Аллу Пугачеву. Правда, далось им это с боем. Теленачальники наотрез отказывались видеть Пугачеву на голубом экране, называя ее не иначе как «хабалкой». Но тогда создатели передачи поставили вопрос ребром: либо они будут приглашать в передачу тех артистов, кого хотят, либо передачи вообще не будет. Подействовало.

Летом 68-го Пугачева должна была окончить Музыкальное училище имени Ипполитова-Иванова. Но диплом ей не выдали. Как вспоминает ее преподаватель И. Тупиков: «Теорию Алла сдала прекрасно, отрепетированную хором под ее руководством колыбельную из фильма «Цирк» спели хорошо, а напоследок надо было исполнить под собственный аккомпанемент песню. Алла спела «Дороги». Но начальник экзаменационной комиссии (Александр Александрович Юрлов. – Ф. Р.) поставил ей «пару», сказав, что слишком много эстрадного налета, недопустимого к преподаванию в советской школе! Мы пытались возразить, но спорить с председателем не было смысла. Студентку отправили на полгода работать в школу учителем музыки…»

«Перековку» Пугачева проходила в средней школе № 621, которая только-только открылась на Ташкентской улице. Вела там музыку. Почти с первого же урока за ней закрепилась кличка – Алка-кричалка. А все потому, что, не обладая должным опытом и авторитетом, она не находила ничего лучшего, как кричать на своих нерадивых учеников. А однажды и вовсе пригрозила их побить, если они не перестанут хулиганить. Причем сказала это так убедительно, что ребята поняли – эта может.

Постепенно порядок на ее уроках был восстановлен. Во многом это произошло благодаря певческому таланту Пугачевой. В конце уроков, если дети вели себя примерно, она пела им песни под собственный аккомпанемент. Особенно нравилась ребятам в ее исполнении песня «Огромное небо» из репертуара Эдиты Пьехи. Еще она им рассказывала о своих поездках в Тюмень, о встречах с известными людьми.

Однажды кто-то из ребят стал вовсю хвалить тогдашнюю советскую эстраду и на этой почве у них с Пугачевой вышел большой спор. Молодая учительница, которая так проникновенно пела «Огромное небо», вдруг принялась уверять своих учеников, что эстрада – это ерунда, а вот классика… Она даже принесла в школу свой старенький проигрыватель и поставила ребятам пластинку с оперой «Князь Игорь». Ученики послушали, но эстраду не разлюбили. По-прежнему орали на переменах «Опять от меня сбежала последняя электричка…».

В апреле 1969 года Пугачева устроилась певицей и аккомпаниатором в эстрадно-цирковое училище. Произошло это случайно. В училище пришла разнарядка на Калужскую и Тамбовскую области: надо было спешно формировать бригаду и отправляться туда с концертами. Исполнителей всех жанров найти удалось быстро, и не было только певицы. Вот тут кто-то и посоветовал Михаилу Плоткину, который формировал бригаду, Аллу Пугачеву. «А кто это такая?» – спросил Плоткин. «Ну, та, которая про робота поет», – последовал ответ.

Между тем Плоткин не стал сам встречаться с Пугачевой, а поручил эту миссию своему коллеге – преподавателю пантомимы Олегу Непомнящему. Последний вспоминает:

«Мы договорились с Аллой о встрече на следующий день, 24 апреля. Я сказал, что буду ждать ее в фойе циркового училища в час дня. По благоприобретенной привычке строжиться на студентов, я придирчиво спросил:

– Не опоздаешь?

– Нет. Я хотела бы заработать.

Слегка обескураженный таким предметным отпором, я, тем не менее, не утратив педагогических интонаций, попрощался и почему-то уверовал, что моим поискам и мытарствам пришел конец.

На следующий день, по-видимому, в связи с законом мировой справедливости, я сам опоздал к назначенному часу. Всего на пять минут, но мне было чрезвычайно неловко. У входа в училище я столкнулся со своим студентом Миколасом Орбакасом, который тоже опаздывал непосредственно на урок, за что немедленно получил от меня разнос (23-летний Орбакас тогда учился на 4-м курсе. – Ф. Р.). Миколас извинился, ссылась на трудности с транспортом, прибавил шагу и немного обогнал меня…