Барышня-попаданка (СИ) - Анастасия Сергеевна Кольцова

— Да, на Москву, — кивает Марья Ильинична. — Нужно будет поспрашивать у соседей, не было ли какого происшествия в последние дни, может, удастся выйти на след ваших родных. Не могли же вы в столь юном возрасте путешествовать в одиночку!

— Спасибо за помощь, — благодарно вздыхаю я, и делаю испуганные глаза. — Если бы не вы и не ваши крестьяне, страшно представить, что бы могло со мной случиться!

— Что вы, дитя моё, не нужно благодарности, помогать ближним — долг каждого христианина. Мы с супругом не можем оставить вас в таком плачевном состоянии, — слышу в голосе Марьи Ильиничны коварные нотки, и навостряю ушки. У неё есть ко мне какое-то интересное предложение? Если всё именно так, как описала мне Маринка, и живущие в девятнадцатом веке действительно так сильно зависят от общественного мнения, это может сыграть мне на руку.

— Предлагаем на время занять место нашей дочери, — Марья Ильинична завершает фразу именно так, как я и предполагала. — Вы на неё похожи, да и возраст тот же, восемнадцатый год шёл нашей Дашеньке… То, что мы с вами встретились, несомненно, знак Божий. Господь внял нашим молитвам, и послал нам вас, дабы мы могли доказать, что несмотря на все испытания сохранили в своём сердце любовь!

— Благодарю вас! Если бы не вы, мне совсем некуда было бы идти, — отодвигаю от себя пустую чашечку из-под кофе и восторженно прижимаю руки к груди. То, что мне двадцать один, а не семнадцать, предпочитаю разумно умолчать.

— Хорошо, что учитель танцев и француженка ещё не успели покинуть наше имение, — Марья Ильинична сразу берёт быка за рога. — Маринка, сбегай к ним, скажи, чтобы вещи не паковали, у них в ближайшие дни будет много работы. Пусть спустятся в гостиную и вспомнят с Дарьей азы, чтобы брат князя ничего не заподозрил. А дальше посмотрим, найдутся ли родные Дарьи, и решим, что делать дальше.

После завтрака Пётр Алексеевич уходит, Марья Ильинична дожидается, пока Маринка и Васька убирают со стола, и устраивает «смотрины» моих скудных умений. Грассирующая француженка мадемуазель Дюбуа и старенький учитель танцев Павел Аркадьевич приходят в ужас от моих «талантов».

— Ни единой гаммы порядочно сыграть не можете, ни одного предложения по-французски повторить без ошибок не в состоянии! — всплёскивает руками по уши напудренная гувернантка, когда я с чувством выполненного долга встаю из-за пианино. — И с пением совсем беда! Ни единого романса не знает!

— Ни единого «па» чисто не выходит! — хватается за голову учитель танцев, после того, как мы с ним проделываем по паркету гостиной несколько вальсовых троек. Это ему ещё повезло, что мы с вальса начали, вальс я хотя бы три года назад на выпускном танцевала. А вот если бы дедуля попытался вытащить из меня неведомые мне менуэт или полонез, без оттоптанных ног явно бы не обошлось.

— Всё в порядке, до приезда князя ещё не меньше суток, — изучающая меня сквозь очки с одной дужкой Марья Ильинична не теряет присутствия духа. — Мадемуазель Дюбуа, ваша задача — вспомнить с Дарьей с десяток самых распространённых фраз и уделить внимание манерам, Павел Аркадьевич, поработайте с Дарьей над осанкой, этого пока, пожалуй, хватит. Дарья, сегодня вы весь день посвятите занятиям, надеюсь на ваше усердие.

— Буду стараться, — киваю я, с ужасом представляя, какой приятный денёк меня ждёт. Манеры, французский — я вам что, гуманитарий какой-то? Я бы лучше физикой или математикой занялась! Жаль, что выбора мне не предоставили.

Когда вечером Маринка переодевает меня в ночнушку, и я без задних ног заваливаюсь в кроватку под балдахином, ко мне заглядывает Марья Ильинична.

— Мадемуазель Дюбуа и Павел Аркадьевич довольны вашим усердием, всё намного лучше, чем было с утра, — дамочка усаживается на край моей кровати. — Как ваше здоровье? Может, всё же стоит перестраховаться? Доктор Бельский отличный врач, использует только лучшие современные методы — мышьяк, ртуть, кровопускания, медицинских пиявок…

— Нет, нет, что вы, мерси, я совершенно здорова, — уверяю я неадекватную дамочку, явно желающую моей скорейшей смерти. Не хочу я окочуриться в этом дурацком безграмотном веке от какого-нибудь яда или потери крови, я хочу вернуться домой и жить долго и счастливо! Поэтому забываю о головной боли, головокружении, шуме в ушах и прочих симптомах сотрясения мозга, усугубившихся после экзекуций по работе над осанкой и изучением французского, и бодренько выдаю:

— Память моя по-прежнему слаба, но благодаря вашей заботе и сегодняшним занятиям чувствую я себя прекрасно! Единственное что мне сейчас нужно — это здоровый сон.

— Как знаете, дитя моё, — сокрушённо вздыхает Марья Ильинична. — И да, с этого дня можете называть меня «маменькой», думаю, так будет намного удобнее. А если всё же надумаете, мы с супругом с радостью вызовем доктора Бельского. Уж он обязательно позаботится, чтобы к приезду князя Орлова вы были в добром здравии. Спокойной ночи.

— Хороших снов, маменька.

Да уж, повезло мне. Моя новоявленная маменька, как бы помягче выразиться… Полный гуманитарий. Как в русском переводе моего любимого фильма «Семейка Аддамс»: «Основная специальность заклинания и порча? Так и запишем, гуманитарные науки».

Как только чокнутая дамочка выходит из моей комнаты, я мигом убираю с лица радостное выражение и начинаю спокойно страдать от головной боли. У-у, тупой Платон, не придумал ничего лучше, чем таскать меня по лесу вниз головой после сотряса, а мне теперь последствия расхлёбывать. Ни но-шпы, не пенталгина в этом дурацком веке наверняка ещё нет!

Интересно, что там за князь такой на днях приедет? Тоже поди гуманитарий…

5. Особенности женского гардероба

Из-за вчерашних дурацких занятий я не успела толком изучить ни дом, ни то, что вокруг него, поэтому встаю пораньше, умываюсь, меняю ночнушку на какое-то светлое платье, найденное в шкафу, и отправляюсь на разведку. Помимо моей комнаты на третьем этаже есть ещё парочка закрытых дверей, замки которых я пока решаю не вскрывать, (а то подумают ещё, что я вор-медвежатник) и выход на балкончик, расположенный на фасаде дома. На него я и выхожу, чтобы хорошенько рассмотреть окрестности.

Свесившись за резные деревянные перильца, вижу возле крыльца несколько цветочных клумб и аккуратные дорожки, одна из которых, более широкая, ведёт к большим воротам, а несколько более узеньких — то ли в сад, то ли в парк с затерявшейся между деревьев беседкой. Слева от дома располагается небольшая пристройка и парочка деревянных сооружений, больше похожих на сараи, чем на жилые дома — наверное, какие-то хозяйственные постройки.

Вокруг них суетятся несколько крестьян, затаскивают внутрь какие-то