Падчерица Синей Бороды - Нина Васина

– Давай все-таки позвоним и договоримся.

«…не говоря ни слова, схватил ее за пояс, поднял и, посадив на лошадь, увез к себе в замок.

– Я хочу, чтобы ты была моей женой. Ты больше не выйдешь из моего замка…»

В половине пятого, хрустя целлофаном, укрывающим безобразные высокомерные розы, мы сидим на скамейке в сквере, и я начинаю сомневаться в правильности того, что затеваю. По аллее идут женщины, я устала угадывать, она это или не она, кореец откровенно зевает и посматривает на часы, и, конечно, мы совсем не обратили внимания на подъехавшую с мигалкой «Скорую». Кореец увидел ее первым и ткнул меня в бок локтем. Рита Мазарина бежала к нам от машины, сквозь полы ее пальто белел халат, она оказалась небольшого роста, с узкими, изящными ладошками, почти без косметики на возбужденно-радостном лице, с глазами, заблудившимися на лице корейца с таким восхищением, что он удивленно покосился на меня. Я подмигнула.

– Вам… уже… лучше?.. – выдохнула Рита.

Теперь я толкнула корейца, и розы торжественно закрыли ее заалевшее лицо, и я подумала, что для сестры братьев Мазарини она слишком хороша собой, но тут заметила стрелку на ее чулке – от носка туфли вверх – и раздосадованно предложила пойти куда-нибудь посидеть.

– Ой, нет, – испугалась медсестра, – я не одета, я после дежурства!..

– Тогда поехали к нам пить чай с конфетами, – я потрясла коробкой и подумала, что все происходит слишком быстро и становится скучно.

– А давайте я вас приглашу в наше кафе. Здесь недалеко, кофе варят отличный, и обстановка без претензий.

Что это такое – без претензий, мы с отчимом поняли только на месте. Из сидящих в зале за столиками посетителей больше половины были в белых халатах, пальто вешали на вешалки у каждого стола, чтобы подошла официантка, громко кричали «Тоня!», но кофе в большом кофейнике оказался ничего себе, и я открыла коробку с конфетами.

Прислушиваясь к разговорам рядом, я наблюдала за корейцем и с удивлением отметила его растерянность. Он, бедный, так привык ухаживать, убеждать, завоевывать, доказывать свою неотразимость и уникальность, что просто опешил перед искренним восторгом уже заранее на все готовой Риты Мазариной. Тогда я подумала, что счастливые соседи семьи Мазарини никогда не узнают, что это такое – симфонический джаз в два часа ночи.

И ошиблась. Рита Мазарина с братьями не жила, но в тот субботний вечер, когда кореец галантно открыл перед ней дверцу своей машины, она попросила подвезти ее как раз к братьям. Мы, конечно, не знали, что два часа спустя она, красная и злая, хлопнула дверью подъезда на Кутузовском и уехала к себе в общежитие медиков на автобусе. Через два дня мой отчим подъехал по этому адресу ночью, в два сорок, со сводным оркестром похоронного и свадебного джаза. Музыканты, как обычно, разместились во дворе, грянули по темным окнам мощнейшей какофонией, дождались, пока большинство из этих окон зажглось, перешли на лирическое подвывание саксофона, а в квартире братьев Мазарини как раз в это время шли сложные переговоры с употреблением ненормативной лексики и огнестрельного оружия, и выступление оркестра под окнами несколько разрядило накалившуюся обстановку, потому что закончилось стрельбой из окон по разбегающимся в панике музыкантам.

– Почему ты повез туда оркестр? – удивилась я, заклеивая корейцу разбитый лоб, а коленки он обработал сам.

– Я узнал по адресу, она там прописана, за шоколадку в ДЭЗе я узнал, куда выходят окна ее квартиры, я никогда не делаю что-то просто так!

– А если бы тебя подстрелили? – мечтательно предположила я.

– Я сразу упал на землю, – кореец промокал ваткой разбитые колени. – Господи, мне сорок шесть лет, что я делаю?!

В ту ночь я подробнейшим образом рассмотрела все его тело.

Так, на всякий случай, чтобы решить раз и навсегда, нужно мне это тело или нет. Хотя… если быть абсолютно честной, чтение учебника в ожидании корейца тоже оказало на мой поступок большое влияние. Я как раз перед приходом отчима дочитывала главу о Фрейде, и меня удивил его взгляд на культуру. Меня вообще-то удивляют все его взгляды на все абсолютно. Отчим обожает Фрейда, а по-моему, тот совершенный псих. Но тем не менее Фрейд считал, что культура человечества была создана за счет удовлетворения влечений или их неудовлетворения. При этом он подробно объяснил, к чему может привести неудовлетворение именно сексуальных влечений. В этом случае объект (то есть я, к примеру) может направить всю скопившуюся от неудовлетворенного сексуального влечения энергию на уничтожение субъекта (то есть отчима, к примеру) либо на подавление собственной личности, что может привести к тяжелым физическим последствиям и для субъекта, и для объекта. И мне нужно было срочно понять, не присутствует ли в моем желании уничтожить корейца хоть малейшая доля скрытого сексуального влечения?!

Он спал. Лежал голый на большой супружеской кровати, на спине, расставив ноги, раскинув руки, и я, мысленно поместив его тело в окружность, отметила идеальную пропорциональность ухоженного мужского тела, как на известном рисунке Леонардо. У корейца нет волос на груди, нет под мышками и даже в паху. Наклонившись, я постаралась в слабом свете ночника разглядеть, выбриты они или отсутствуют генетически. Разглядывание спокойного спящего члена заняло много времени. Я смотрела на него сверху и сбоку и со стороны расставленных ног. Однажды я видела член корейца в возбужденном состоянии – он играл голый с голой тетушкой Леони в прятки, забыв обо мне, сидящей на унитазе с книжкой. Резко открылась дверь туалета – не сработала защелка в поворачивающейся ручке, или я забыла ее повернуть, кореец еле удержался, чтобы не ткнуться в мое лицо низом живота с покачивающимся символом мужской мощи, отшатнулся, и дверь закрылась.

Я помню потом сосредоточенное лицо тети Леонидии, закручивающей шурупы огромного шпингалета. Она, ничуть не смущаясь, поинтересовалась, не слишком ли я испугалась, и предложила посмотреть иллюстрации к «Лисистрате». Чтобы совместить все детали, ей пришлось обрисовать карандашом на двери туалета и сам шпингалет, и крепление для высовывающегося стержня, все это делалось тщательно, с ужасно серьезным видом, за это время я рассмотрела в альбоме Бердслея множество мужских членов размером больше своего хозяина, и крошечных, как недоразвитый дождевой червяк, но все равно шпингалет потом закрывался с трудом.

Вывод: никакого сексуального удовольствия разглядывание голого корейца мне не доставило. И вообще, у него бородавка на левой щиколотке, какая гадость!..

Первый раз Рита осталась ночевать у нас через десять дней после свидания в сквере.

Я встала ночью, хотя обычно со мной такого не происходит. Не зажигая света, прошла на кухню, открыла холодильник и задумчиво осмотрела его содержимое. Есть не хотелось, пить не хотелось, было грустно и тревожно. Стараясь двигаться бесшумно, прошла босиком по паркету в гостиную, чтобы затаиться там в кресле под слабым ночником и полистать альбом Дали, такой огромный, что в кровать его не затащишь, и заметила, что кресло занято. Испугавшись, бросилась к двери, зажгла свет.

– Выключи! – скривился кореец, дождался темноты и пожаловался: – Девственница. Ты только подумай, женщине двадцать шесть лет, разве я мог себе представить? Быть девственницей в двадцать шесть лет! И, естественно, все вытекающие отсюда шаблоны поведения – только на спине и только с выключенным светом! За что мне такое наказание?

– А где она?..

– В спальне. Плачет от боли или смеется от счастья, я не понял. Я уже забыл, как это бывает, отчего обычно в этих случаях девушки обливаются слезами.

На такую удачу я и надеяться не могла. Непорочная сестра братьев Мазарини, потерявшая свою девственность не в браке!..

– Теперь ты, конечно, на ней женишься? – осторожно поинтересовалась я, подбираясь к нему поближе и зажигая ночник.

– Мне все равно, как она захочет, – зевнул самонадеянный отчим.

– А ты что-нибудь знаешь о ее семье?

– Конечно, Лиса, я знаю почти все о ее семье, – назидательно произнес кореец. – Неужели ты думаешь, что я затащу женщину в постель, не поинтересовавшись ее финансовым положением?! У нее два брата, занимаются официально бизнесом, родители умерли, особняк в Челябинске на ее имя, два процента акций известного металлургического предприятия, квартира в центре Москвы, купленная братьями, которой она не пользуется, и диплом врача через полтора года.

– Так ты женишься или нет?

– Не приставай, Лиса. Конечно, я женюсь, если эта восторженная страдалица согласится подписать брачный договор и счастливо скончается к твоему совершеннолетию. Шутка, – мрачно добавил он, заметив мой горящий взгляд.

– А что тебе больше всего в ней нравится? – я села на ковер рядом с креслом.

– У нее умелые и ласковые руки, отличные лапки лекаря.