Город Тьмы и Дождя - Игорь Николаев

Итак, пятый отдел по операционным усилителям и логическим звеньям хронически забывает, что при оценке какой-либо проблемы имеет смысл оперировать только одним критерием, коим является практическая выгода. Краткосрочная, среднесрочная, долгосрочная выгода/ресурсный баланс организации - и более ничего. Вопросы морали и нравственности остаются во внешнем мире, за порогом оплаченной агломератом лаборатории вместе с нищенскими ассигнованиями государства, самодеятельными экспериментами 'чистой науки' и прочей любительщиной. Только строгий практицизм руководит нашими действиями и решениями. И означенный практицизм ясно, предельно однозначно подсказывает нам, что пятый отдел надо как минимум сократить, чтобы они не пытались ставить тождество между понятиями 'пользователь' и 'специалист'.

Я объективно заявляю и могу обосновать в любой форме, что все не-технические познания 'гостя' сформированы и адаптированы совершенно иной социально-экономико-культурной моделью организации планетарного сообщества, которая не имела и не будет иметь аналогов у нас. А его квалификация в технических вопросах равняется нолю. Пришелец не знает, как устроены его так называемые 'гаджеты' и не понимает принципа их работы даже на уровне самых общих представлений. Он может лишь совершать определенные директивные действия, каждый раз выбирая из фиксированного списка возможностей, заранее зная точный результат. Этот алгоритм в состоянии повторить самый скудоумный граф или лабораторная обезьяна-клоник, а после некоторой дрессировки - я надеюсь, хотя не могу дать полную гарантию - даже среднестатистический работник пятого отдела.

Поэтому несмотря на то, что 'гаджеты' находятся в плачевном состоянии и необратимо повреждены электромагнитным импульсом, их прежний владелец не имеет и не будет иметь никакой практической ценности для 'Правителя'. Далее вы можете поступить тремя способами.

Первый - запереть 'гостя' в боксе длительного содержания. Учитывая вышесказанное, это равнозначно пожизненному заключению, что весьма затратно и нерационально.

Второй - приспособить его к какой-либо несложной деятельности в закрытой зоне под тщательным присмотром. Пусть отрабатывает расходы на содержание, хотя учитывая стоимость цереброскопирования ему понадобится как минимум две жизни для полного погашения всех долгов.

Третий - уничтожить и утилизировать, как рядовой лабораторный материал, исчерпавший свою ценность.

Мне безразлично, какой выбор вы примете, впрочем, простая логика диктует последовательность 'предложить п.2, при отказе или непонимании перейти к п.3'. Этим письмом я считаю вопрос для себя закрытым и возвращаюсь к работе над ЭВМ пришельца.'

Глава 4

Постников ходил по палате и пытался унять дрожь в руках, поминутно одергивая не по размеру свободную пижаму. Он нервничал и с каждой минутой - все сильнее. Раз за разом пациент прокручивал в голове недавний разговор с коричневым бюрократом.

'Почему я отказался?'

Если разложить мотивацию Постникова по пунктам, то все получалось логично и вполне адекватно. Не стоит хвататься за первое же предложение, в особенности если ты не знаешь всех обстоятельств. Нельзя принимать какие-либо обязательства без ясного понимания перспектив и возможностей. И совершенно недопустимо подписывать какие-либо документы, составленные по непонятным нормам. В особенности если вместо нормальной росписи здесь достаточно приложить к бумаге палец - сразу вспоминались индейцы, сходным образом продававшие бледнолицым браза целые штаты и полустрова.

Лучший способ не быть обманутым - не брать в руки карты. Не играй с шулерами по их правилам. А то, что непонятный 'Правитель' отнюдь не считал Постникова другом - было очевидно при одном взгляде на палату-камеру. Ценным имуществом и подопытным - наверняка, но не более того. Соответственно вряд ли предложение работы учитывало выгоду самого работника и было лучшим из возможных.

Поэтому Алексей считал, что все сделал правильно - отклонил странное и малопонятное предложение, рассчитывая прояснить ситуацию, узнать больше о местных обычаях, а потом уже принимать окончательные решения с последствиями. Все было правильно и оставляло возможность для торговли и переговоров.

Только вот результат нравился Постникову все меньше и меньше.

Услышав ответ пациента с кратким разъяснением - почему вербуемый работник поступает именно так, а не иначе - кадровик впал в форменный ступор. Алексей не считал себя знатоком психологии, но мог бы поклясться, что у бюрократа случился форменный 'разрыв шаблона', не первый, но самый мощный за недолгий разговор. Похоже, трудовые отношения в этом загадочном мире строились на каких-то иных принципах, и в особых случаях не предусматривали отказа. Надо полагать, сейчас имел место как раз такой момент, когда от Постникова ожидалось немедленное согласие и более ничего. Кадровик с минуту или чуть большое взирал на Алексея, шевеля нижней челюстью, с видом вытащенной из воды рыбы. В глазах коричневого дядьки отчетливо читалось недоумение, переходящее в разочарование. Наверное, так мог бы смотреть святой, раздавший святыни псам, и метнувший весь наличный жемчуг свиньям. А затем кадровик закрыл папку, старательно завязал веревочку, скреплявшую листы обложки. Собрал 'стул' в зонтикообразную конструкцию, причем Постников опять не успел понять, как именно произошло преобразование. И ... ушел. Просто ушел, молча, лишь бросая на собеседника косые взгляды. Словно хотел на всю жизнь запомнить удивительного человека, поправшего какие-то очень важные принципы и условности.

Дверь за ним беззвучно закрылась, не оставив видимых швов, исчезнув в монолитной стене. Еще через минуту померк и застыл слепым пятном телеэкран, впервые за все время заключения Алексея. Выяснилось, что в нерабочем состоянии местный 'телевизор' угольно-черный, без бликов, словно поглощающий весь свет. На фоне белых стен это выглядело довольно страшновато - длинный черный прямоугольник, похожий на разрыв между мирами, портал в мрачную бесконечность.

Сколько времени минуло после окончания разговора - Постников не знал. Казалось, бессчетные часы он вышагивал по чуть пружинящему полу, стараясь угадать будущее. При этом узник впадал то в мрачный пессимизм, то в нездорово-жизнерадостный оптимизм. Впрочем, с последним было сложнее. Отвергнутая альтернатива, разумеется, в полном соответствии с наукой психологией, теперь казалась более выгодной, нежели сделанный выбор. Впереди ждала полная неизвестность - то ли пауза перед окончательным решением, то ли напряженность, искусно нагнетаемая невидимыми кукловодами.

'Может быть признать ошибки и попробовать все отыграть назад?'

Постников добросовестно обдумал эту мысль. Камера, то есть палата, наверняка просматривалась и прослушивалась. И если пасть на колени, повиниться и начать вымаливать прощение, то быть может удастся все исправить?.. С каждой минутой идея казалась все более привлекательной, слова сами собой складывались в гладкие, просительные фразы, готовые сорваться с уст. Голову начало ощутимо покалывать, в темени понемногу, 'на мягких лапах' разливалось ощущение горячей тяжести - предвестник головной боли. Пилюль не было...

Алексей сбился с шага, сел прямо на пол и обхватил затылок, чувствуя тепло живой руки и твердую прохладу протеза. Остатки самоуважения буквально вопияли, что коли уж принял решение, линию надо гнуть до конца. Но страх перед неизвестностью... он разъедал душу, словно кислота. Сомнения - не сделал ли пациент поневоле самую большую ошибку в жизни - выматывали, как работа 'самопалом', на самодельной обвязке.

В тот момент, когда Постников уже был готов заорать в голос, просто, чтобы выкричать обуревавшие его чувства - что-то щелкнуло, и стена раздалась в стороны, открываясь двумя подвижными панелями. На этот раз Алексей отчетливо видел темный коридор в проеме, подсвеченном тусклыми красноватыми лампочками. И две мрачные фигуры, замершие на условном пороге - незримой черте, отделявшей палату от внешнего мира.

- Собирайся, дефективный, - неприветливо вымолвила одна из фигур, делая резкое движение рукой. Рядом с Постниковым упал ворох одежды, похожей на мятый и перекрученный комбинезон из грубой, очень сильно застиранной ткани.

- Пижаму скинуть, это надеть, - приказал второй пришелец, другим голосом, но тем же тоном - скучающе требовательным, с явственной ноткой угрозы.

- Отдохнул, и будет.

Кто из них сказал третью фразу, Алексей не понял, в ушах зашумело. А здоровая рука сама собой легла на живот - внутренности свело судорогой, будто желудок протягивали через пресс.

- Давай быстрее, нам тебя еще везти и везти, - строго поторопил первый. И, словно иллюстрируя его приказ, светящийся потолок палаты начал тихо меркнуть. Не слишком быстро, но достаточно ощутимо.