Как перевоспитать вампира за 30 дней (СИ) - Новен София

Наученный дедом, понял, чем честный пролетарий обижен. Лопата — тоже вполне неплохое средство атаки.

Покопавшись в карманах, я нашел банкноту. А стоило ее вытащить, как существо отказалось от своих принципов. Еще и хрюкнуло довольно:

— Будет сделано через час!

Пока те двое пытались разбудить деда и во дворе шла стройка (заросший говорящий поросенок уже принес молоток и гвозди), я решил не терять время и вернуть бедную карету.

Покружив немного, таки нашел следы от колес и вышел к транспорту, увязшему в грязи. Из белой карета стала черной, источая неописуемые ароматы. Так еще и вместо позолоты была украшена куриным пометом! Лошадей видно не было. Зато нашлись какие-то подростки, согласившиеся за вторую банкноту (а видели они ее впервые) дотолкать карету до дома.

Стоило остановиться во дворе, как колесо на моих глазах отпало. Карета предупреждающе скрипнула…

— А починить и отмыть сможете? — Порывшись в кармане, нащупал еще одну бумажку.

— Не вопрос! За день сделаем! — Мальчишка выхватил ее прямо из рук.

Разоренный коммерсантами местного разлива, я поплелся в дом. Из окна выглядывал обеспокоенный Тильбо. Стефана уж было не видать…

— Почти закончил, господин! — помахал мне молотком с крыши поросенок. Хоть один уважение проявил! Заслуживает чаевые.

Проковыляв в дом, я с удивлением обнаружил, что никого нет. Ну, никого бодрствующего. Дедок храпеть продолжал. На единственной койке! А девчонка с Захаром смылась…

Плюхнувшись на стул, я запустил пальцы в слипшиеся волосы и громко вздохнул. Черти что… Не-е-ет, я заставлю всех себя уважать! Чтоб дедами своими не разбрасывались и туалеты чинить не просили! Это где видано, чтоб господин Готи…

— Квасик нашелся… — Тильбо подвинул ко мне кружку.

Я отмахнулся. Устал… Просидев так еще немного, я стал постепенно раскисать. Тело становилось ватным, голова не варила… Да и сумерки спускались на землю. Я и не заметил, как отключился прямо за столом.

Вот только сон мой длился недолго. Посреди ночи я проснулся от трескучего звука… И сильного запаха гари.

— Кхе-кхе… — кашлял кто-то за моей спиной. — Опять не горят!

Я едва смог разлепить веки. От едкого серого дыма тут же заслезились глаза и защекотало в носу. Прерываясь на кашель, я что есть мочи завопил:

— Тильбо! Неси воду! Горим!

— Да не мы горим! — воспротивились за моей спиной. — И они — не горят!

Голос был мне не знаком — гнусавый, с акцентом… Не дедов точно!

— Кто, они? — Обернулся. И от страха чуть ли не опрокинул стол!

Горел портрет! Причем, горел изнутри! Само изображение никак не закоптилось, даже рама и стена вокруг оставались не тронуты.

— Не кто, а что. Рукописи! — вещал дядька с портрета. И вот из камина у него дымило натурально!

— Вы… Вы… — стал заикаться я, нащупывая тросточку. Так, на случай самообороны. Но поблизости ее не оказалось!

— Гоголь, Николай Васильевич. Разве меня вам не представили? — обиделся дядька с немодным каре. Еще и бровь изогнул.

— П… представили! Только вы же… апчхи! Нарисованный!

— Но это ведь не мешает нам вести questa conversazione? — резонно заметил собеседник и одним взмахом потушил пламя позади себя. Наконец-то!

Я почувствовал к нему некоторое расположение.

— Бывали в Италии?

— Много лет там прожил… — с ностальгией улыбнулся Николай Васильевич. — Наверное, вам известно о красоте тех мест.

— Конечно! Не раз ездил, от нас это рукой подать! — Я даже расслабился. Ну, не с местными коммерсантами же мне беседы водить? И тем более не с рогатым поросенком!

— Признаться, редко встречал выходцев из Большой Валахии. Простите?..

— Марко. Можно просто Готи.

— Будем же дружны, Готи. Видите ли, беда в этих местах, — кивнул Гоголь за мою спину. Дым волшебным образом исчез, как и удушливый запах. — Племянник мой совсем от рук отбился. Ну, моголевская порода… Сами понимаете…

Дед так и лежал на кровати со сложенными на груди руками. Тильбо то ли исчез, то ли странным образом оглох.

— Надежда вся на вас.

— На меня?! — Аж поперхнулся. — Вот честно, на меня вообще не надо…

— А придется, голу-у-убчик, — усмехнулся Гоголь, и около его глаз появились складочки морщин. — Края ведь эти непростые… В них много богатств заложено.

— Золота? — оживился я.

— Есть вещи куда ценнее золота. Столько историй в этой земле, столько колдовства в ее недрах… Да и на поверхности немало. Жаль, пользуются ею неправильно.

— Ай! — отмахнулся я. — Не за магией я приехал! Меня, понимаете ли, завхозом сюда сослали! Чтоб в грядках копался, роды у Дуньки принимал и клозеты сколачивал! А я в родные кодры хочу! Чтоб ракия через край лилась, скрипка играла… чтоб жизнь как праздник была! — горячо разошелся я. — А не как пытка!

— Тш-ш-ш! — Гоголь приставил длинный палец к губам. За окном подозрительно быстро стало рассветать. — Петухов раньше времени поднимите! Вам разве жизнь дана, чтоб так бестолково ее прожигать? Вы только вдумайтесь: вам, Марко, скоро полвека исполнится. Да, по вампирским меркам — ничто, но за эти пятьдесят лет вы только и делали, что прикладывались к стакану, плясали под скрипку и гуляли с девицами! — возмутился моралист. — Ах, забыл! Еще и деньги спускали. Пачками за день!

— Имею право! — Я подошел к нему вплотную, уперев руки в бока. — Вам какое дело?!

— А такое, голубчик! — Нагнулся ко мне Гоголь и вдруг схватил за грудки. — Все ваши пра-пра… с того света возвращаться хотят! От возмущения! Может, вам предназначено благими делами заниматься… а не ставить свой род в дурное положение!

Громкий крик петуха заставил вздрогнуть. С перепугу я подскочил с места. В окно уже пробиралось неяркое солнце. Протерев глаза, огляделся. Дед дрых без изменений. Тильбо видно не было. Следов пожара в доме тоже не осталось.

— Почудится же… — Покосился на портрет.

Дядька, с виду спокойный и безмятежный, лишь еле заметно моргнул… и вдруг погрозил кулаком.

Глава 7. Черти что

Глава 7. Черти что

— Послали соседей, — фыркнул я, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в мутном зеркале. — Один — старый хрыч… другой, — несмело покосился за спину, — творческий на всю голову! Еще и права качает. Тильбо!

Гоблин не откликнулся. Надо же…

— Ты что, в штанах запутался? — отшутился я, вспомнив, как Тильбо затягивал обновку до подбородка.

Сени пустовали. Не надев сюртук, я вышел во двор и наткнулся на… карету. Вроде как мою, белую, с позолоченным гербом… вот только мутировавшую. Все четыре колеса были разными: одно — от старенькой брички, два других — от телеги и лишь дальнее было родным. Вместо удобного сидения кучера прибили полусгнившую доску. В общем, на таком драндулете далеко не уедешь! Да и на ком? Лошади-то разбежались! Только вдалеке паслась одинокая коза, время от времени прерываясь на "Ме-е-е!".

Недалеко от восстановленного клозета вдруг зевнул стог сена. А после еще и икнул. Я с недоверием подошел ближе. Он вдруг обдал меня "амбре" не первой свежести, и из сена показалась заспанная морда Стефана.

— Господин…

Чуть дар речи не потерял!

— Воды-ы-ы, — сипло выдохнул кучер, и меня отнесло на пару метров назад.

— Ты где был, обормот?!

— Там… — ткнул он куда-то в сторону, а затем на рот: — Ы-ы-ы…

Я что, знаю, где тут воду брать? Вот что-что, а бражка в доме точно была!

Немудрено, что нашелся пузырек в столе.

— На, мне не жалко, — протянул Стефану.

Тот залпом опустошил склянку. Глаза сделались как две монеты, и кучер воскликнул:

— Ух, хорошо!

— Плохо! — отвесил ему затрещину. — Ты где пропадал, дурень?

— Так это… вы ж сами на козлы сели… и потом толпа за вами гналась… — бормотал Стефан, отряхивая с себя солому. — Я понял, что не догоню, а ко мне парочка мародеров прицепилась… ну и пришлось в один двор завернуть… А там, поймите правильно, дама была, одинокая… То есть, спасла меня! Правду говорю! Если б не она!.. — Аж за сердце, бедный, схватился. — Увидела, как меня хотели разорвать эти нелюди…