Земля королевы Мод - Екатерина Мурашова

– У нас вот тут есть сведения, – милиционер заглянул в какие-то бумаги. – Что Федор Кривцов с женою постоянно скандалили. Он пил и рукоприкладствовал. За прошедшие три года четыре раза вызывали милицию. Два раза – она, один раз соседи, и один раз… – милиционер запнулся.

– Ну да, и один раз – сам Федор, – подтвердила я и пояснила. – Это когда она его фросиным утюгом по плечу… Кажется, Зоя тогда нашла какую-то заначку Федора, но не отдала и не разбила об его голову, как обычно, а выпила сама. Потом велела ему уходить насовсем, передвинула к двери антикварный комод, который им от Фроси достался, и забаррикадировалась в комнате вместе с детьми. Мы ее пытались уговорить, и он ждал, когда она опамятуется, но старшие дети все вопили в окно и звали на помощь (они Зою совершенно не боятся ни трезвую, ни пьяную – это у них игра такая была) … Но Федор тогда сам мало что соображал, поэтому испугался, пошел на улицу и вызвал милицию из автомата…

– А вы говорите – счастливая семья, – брезгливо поморщился один из милиционеров, похожий на эсэсовца из советских фильмов. Его арийское лицо состояло из равносторонних треугольников. С двух из них смотрели бледно-зеленые глаза. – Чем так жить…

Я взглянула на него повнимательнее, он открыто встретил мой взгляд и даже, кажется, выпятил подбородок.

– Вы, наверное, любите восточно-европейских овчарок, – предположила я. – Таких сильных, здоровых, с черной спиной и рыжими подпалинами…

– Да! Конечно! – он не ожидал подвоха и сразу согласился. – А… откуда вы знаете?

…

– Странные они какие-то нынче, вроде как правильные, но нечеловеческие, – пожаловался мне немолодой участковый после того, как милиционеры отправились опрашивать Фросю и Наталью. – Этот вот, у которого вы про овчарок-то спрашивали… Вроде он жену-то Федора утешить хотел, а что сказал?

– Что же? – спросила я.

– Да вы не убивайтесь, говорит, Зоя Александровна, так-то уж по мужу. Ведь был он, по вашим же и других рассказам, пьяница и вообще пропащий человек. Ни вам поддержка, ни детям отец. Все равно помер бы скоро от цирроза и алкогольной деградации… Так на так и вышло… А вы, Зоя Александровна, теперь, после его смерти, хоть голову поднимете, от побоев и скандалов избавитесь, за детей возьметесь, чтобы они по той же дорожке не пошли… И вообще, может, еще свою личную жизнь устроите…

– Да уж, утешил… – согласилась я.

– Отчего так? – спросил участковый. – Вы, как интеллихенция, объяснить можете?

– Вряд ли, – я пожала плечами. – У вас семья есть?

– Да, конечно, – кивнул милиционер. – Без году тридцать лет с супругой прожили, двух дочерей вырастили, замуж выдали…

– Проблемы были?

– Ну еще бы! Три раза на развод подавали. Вы не подумайте: все я виною, работа моя проклятая, да… еще там всякое… А потом, как перебесились, так и другое подкатило… Вот помню, как младшая в возраст вошла…

– Ну, а вот теперь… Теперь, когда на эти семьи рекламные смотрите, ну, которые порошки там всякие и пасты зубные, как вам?

– Да наплевать! – энергически сообщил участковый и, подумав, добавил. – Впрочем, когда, бывает, и замутит… Врут ведь все! Были такие, если помните, целлулоидные пупсы…

– Вот! – обрадовалась я. – Вы сами все и сказали… Целлулоидная жизнь и жизнь обыкновенная. Молодежь-то наша росла в этом, не всегда может разобраться. Кто-то и подумать решится, что целлулоидная жизнь – настоящая и есть… Но, если можете, как же все случилось-то? Кто Федора нашел?

– Да пацаны какие-то. Полезли в подвал и… Сколько дней-то прошло, как он пропал?

– Сегодня четвертый… Мы уж понимали все… Хотя и не хотелось верить… А у Зои в милиции все заявление не хотели принимать…

– Да знаю я!

Уходя, молодой милиционер-«эсэсовец» еще раз постучался в мою комнату.

– Заходите, – пригласила я.

– Я еще спросить хотел, – треугольно улыбнулся он. – Не по убийству. Как вы все-таки догадались про овчарок?

Я напустила на себя мрачный и пронзительный вид, глянула исподлобья:

– Вам надо из милиции уходить! Сейчас, пока возможность есть!

– Откуда вы знаете? – от улыбки не осталось и следа. Страха и злости тоже не было. Удивление, может быть, заинтригованность.

– Звезды так сложились. Вам другая работа нужна.

– Да я и сам чувствую, – неожиданно признался милиционер. – Вроде бы и хотел в милиции служить, а теперь… Меня вот в… в другое место, в аналитический отдел зовут, это, по звездам – как?

– Если от людей подальше, а к схемам поближе, то – отлично! – быстро сориентировалась я.

– Я и сам… но… откуда вы… Вы ж меня первый раз в жизни видите…

– Я – потомственная колдунья, – не моргнув глазом, заявила я. – В семнадцатом поколении. Фамилия моя Аполлонская. Помните, вы же протокол опроса заполняли? Так вот мою прапрапра– и прочее бабку еще при царе Алексее за колдовство клеймили и на каторгу сослали. Не слыхали про эту историю? – милиционер ошеломленно помотал головой. Я, между тем, вспоминала, был ли в российской истории царь Алексей. Царевич точно был, а вот – царь? – Но колдовской талант на каторге не сгноишь! Все по наследству потомкам досталось. То есть – мне, – я значительно подняла палец и мотнула головой, давая понять, что аудиенция окончена.

Когда я была школьницей, сбоку на стене, над моим столом, за которым я готовила уроки, висела политическая карта мира. Я любила ее рассматривать. Огромный розовый Советский Союз вызывал законную гордость: знай наших! Маленькая, пестрая Европа – удивление: надо же, такой небольшой кусочек земли, а сколько там всего напридумывали! Все остальные многочисленные страны рождали какое-то странное тянущее чувство: где-то там прячутся удивительные и невозможно прекрасные вещи, но я никогда этого не увижу…

Карта висела над столом таким образом, что, когда я поворачивала к ней голову, взгляд мой всегда и прежде всего упирался в Антарктиду, в черную полукруглую надпись вдоль ее западного берега: «Земля королевы Мод».

Эта надпись тревожила меня своей почти иррациональной экзотичностью: что за королева? Почему – Мод? Кто и когда назвал ее именем ледяную пустыню?

Перед моим слегка затуманенным взором по очереди вставали плавучие ледяные горы, хищные утесы, бородатые люди, обледеневшие паруса, зловеще звенящие на ветру, переливчатые сполохи полярного сияния… Бальные залы, кринолины, бриллиантовая диадема, детское, холодное лицо, трещинки на нем, как на старых полотнах в Русском музее… Взгляд в никуда… Деловитые пингвины, похожие на взвод вышколенных официантов, по очереди соскальзывают в дымящиеся черные волны…

Классе в седьмом я справилась о королеве со странным именем в школе, сначала у учительницы географии, потом – истории. Обе одинаково отмахнулись от меня: о королеве Мод они не знали ровным счетом ничего, и не хотели, чтобы я отвлекала их по пустякам.