Гостиница Мухтар - Юрий Коростелкин

С Инкой мы старые друзья-собутыльники. Правда, когда-то у нас был небольшой интерес друг к другу. Но, к счастью, быстро прошел. А вот трепаться с нею под бутылочку сущее удовольствие. Она поразительно умеет слушать, представляя в своем лице целый зрительный зал. Крутится на любые авантюры с полутыка, если ты, конечно, обставишь все это красивыми словами.

Однажды мы случайно встретились с нею около обувного магазина. У нее под мышкой была коробка с обувью. И у меня такая же. Вскрыв наши коробки прямо на улице, мы убедились, что ботинки у нас абсолютно одинаковые финские на толстой ребристой подошве, только разного размера.

По такому случаю мы и решили выпить. Поставили машину в гараж. И там же, среди тряпок и ветоши, отыскали стакан с годичным, наверное, слоем пыли. Не особо усердствуя, обмыли его водкой. И выпили, закусив свежим сыром, который, на счастье, оказался в Инкиной сумочке.

Затем решили, что гараж исчерпал себя. Сменили "дислокацию", расположившись на строительных плитах невдалеке от похоронного бюро. И опять выпили, только не чокаясь.

Затем поменялись шапками. Я напялил Инкину "немчурскую", как мы ее называли, шапченку с козырьком. Она утонула в моей, как подросток. И в эдаком экзотическом виде завалили в мой родной гастроном, где я обычно отоваривался. Там меня знали как серьезного молодого человека. И особенно удивились в мясном отделе, где я попросил нарезать колбасы для закусона.

На клянчянье бабки-нищенки, стоявшей около одного из прилавков: "Подайте Христа ради", ответили: "Кто бы нам подал".

- Ну, вставайте! Просите! - нашлась, что ответить, находчивая и нагловатая нищенка.

На что худенькая Инка агрессивно ответила:

- А тебя тогда конкурирующая фирма взашей. Вон из магазина.

В каком-то детском садике покончили с одной бутылкой и принялись за вторую. Потом оказались на пустыре, где играли в "войнушку", бросаясь друг в друга снежками.

В это время как раз пронеслась колонна пожарных машин с включенными сиренами. Мы, не долго думая, упали в снег. И по-пластунски поползли к "душманскому штабу", коим считался у нас ближайший барак. Там закинули в открытую форточку "гранату" в виде снежка. А появившаяся в окне головка молодой женщины настолько понравилась мне, что я решил сдаться ей в плен. Навсегда.

Правда, потом в проеме окна появилась еще одна голова, гораздо менее привлекательная: с полотенцем и щеткой в руках. И по артикуляции ее губ, можно было понять, что она не в восторге от нашей затеи.

- Нет, - сказал я Инке, - плен отменяется. Мы еще "попартизаним" сколько нам отмерено.

И отправились дальше в поисках новых приключений.

Еще была булочная. Помню, зашли мы туда погреться. И оказались в числе приглашенных на чей-то день рождения - за хлебными ячейками, где был накрыт стол.

Что-то опять пили. Фотографировались на фоне опять-таки хлебных ячеек с именинницей. А именинницей оказалась жгучая и не очень молодая брюнетка.

На следующее утро проснулись с Инкой в чужой квартире. И первое, что я увидел, открыв глаза - трофейный, времен войны, коврик с оленями, что висел над кроватью. Рядом лежала Инка. Слава Богу, в одежде. И на столе напротив наши коробки с обновками.

Как потом выяснилось, мы попали на квартиру к бабе Томе, уборщице этой булочной, которая сердобольно и приютила нас.

- Ну куда я ее могла отпустить, - уже утром рассказывала нам баба Тома, пока мы, смущенные, пили чай с вареньем, сидя у нее на кухне.- Она готовая была. Голова на шее не дер-жа-лася.

И, скорее всего, это было так. Я и сам не раз видел, как голова Инкина сваливается у нее с шеи по пьянке, как у сломанной игрушки.

В общем, с Инкой мы корешки-собутыльники. И время от времени наведываемся друг к другу. Сегодня она мне особенно нужна. Но предчувствие подсказало мне, жаль только в последний момент, что ее я сегодня не застану.

Тем не менее, стучусь в дверь. И слышу голос соседки Инки по блоку Лилианы: "Кто там?".

- Извините, соседку можно? - после некоторого замешательства говорю я, потому что вдруг забыл Инкино имя.

- А ее нет, - довольно приветливо отвечает Лилиана. И что еще более неожиданно - открывает дверь.

Мне кажется странной ее приветливость: мы всегда были с нею в состоянии некой непонятной войны. Хотя война наша, и я понимал это, вовсе не означала отсутствия интереса друг к другу. Если бы не моя гордыня и не ее "фифизм" (от слова "фифа"), то между нами могло бы что-то приключиться. Только вот нужно ли это было бы кому-нибудь из нас?

В это время из-за маминого халатика выглядывает смуглое детское личико. Оно елозит в области аппетитных маминых ножек и излучает любопытство.

- Здравствуйте, девушка, - говорю я ей.

И она, ни капли не смущаясь, отвечает:

- Здравствуйте!

- Как эту девушку зовут? - продолжаю расспросы я.

И она грудным, хоть и детским, голоском отвечает:

- Карина.

- Кариночка, можно тебя попросить, - говорю я ей, - передать тете Инне, что к ней приходил дядя Юра?

- Передадим, - так же приветливо отвечает Лилиана.

Хотя раньше бы, в лучшем случае, вместо ответа последовал какой-нибудь хмык.

"Что делается с людьми? - размышлял я, пока спускался на лифте. Неужели присутствие дочери так меняет человека?"

Дело в том, что до этого времени пятилетняя Кариночка жила у Лилианиных родителей в Закарпатье. А наша "красавица" тем временем пыталась устроить свою судьбу.

Замуж не вышла. А вот один женатый мужик похаживал к ней. Субсидировал ее кое-какими деньжатами, потому что, как судачили бабоньки, на зарплату модельера обуви так, как она, не оденешься. Зависал у нее иногда по нескольку дней. Но Лилиана всякий раз упорно доказывала всем, что не спит с ним.

Звали его Кузьмичом, у него действительно отчество было Кузьмич.

"Куда не тычь - везде Кузьмич", - любила повторять сама Лилиана. И в этой поговорке для нее крылась некая правда, потому что вот уже больше года, как Лилиана остановилась на нем.

А, может быть, во мне расчетливая Лилиана увидела потенциального...? почему-то подумал я, когда выходил из лифта.

- А что? Квартира, машина и прочий интересующий ее, набор - вот и решила на всякий случай быть приветливой.

И что интересно - как не дешевы приемы этих "записных красавиц", но они пронимают.

Господь наделил Лилиану такими формами, что я не знаю ни одного мужика, который бы не хотел бы потрогать их ...

"А что, может быть, устроить выезд на шашлыки? Дочку ее с собою взять", - подумал я.

Но, поразмыслив, понял, что эту "твердыню" долго придется брать. Может быть, только после венца. И решил плюнуть на эту затею.

Нос к носу прямо в дверях сталкиваюсь с Сорокиной. Она, как всегда, при наших встречах слегонька смущается. И лихорадочно начинает болтать всяческую чепуху. "Наша скромница" - как зовут ее девчонки - перешла дорогу всем своим подружкам, ну, разумеется, в плане мужиков.

Красотой Сорокина никогда не блистала, но "овечья" ее покладистость, наверное, нравится многим мужчинам.

- Как живешь? - спрашивает она.

И уже в этом вопросе кроется некий элемент восхищения тобою. Ее жизнь второстепенна по сравнению с твоей, более интересной. Вот в этом и кроется "феномен" Сорокиной. В каждом мужике она разглядит личность. А что еще ему надо? Хоть в чьих-то глазах выглядеть героем. А это уже немало.

- Сегодня на фабрике произошло чепе, - начинает забалтывать меня Сорокина.- Преступники пытались увести кассу, в двести пятьдесят миллионов. К счастью, милиция нагрянула вовремя. А то бы остались все без зарплаты.-Правда, сегодня, деньги не выдали. Но обещали завтра.

- И потом, ты можешь подождать Инку у меня в комнате, - говорит она. И "шарит" по моему лицу своими белесыми глазами.

"Неужели на моей роже все написано? Что мне надо быть с кем-то сегодня. К кому-то "прилепиться"?"- со страхом подумал я.

Нет, Сорокина, - ответил я сам себе, - в гости к тебе я не пойду. Ты по-шакальи вынюхиваешь падаль. Прислониться еще раз к твоей плоской груди, как это было пару раз по пьянке, я больше не хотел бы.

- Как-нибудь в другой раз, - говорю я ей. Прощаюсь и выхожу на улицу.

"Поеду-ка я к Дудиным", - уже на воздухе решаю я. Хватаю первую попавшуюся "тачку". И еду.

Дудиных дома тоже не оказалось. И вот я слоняюсь под их окнами. Решаю подождать их какое-то время. Может быть, думаю, скоро подъедут. В это время опять зарядил дождь. Холодный дождь. Я захожу в подъезд и от нечего делать рассматриваю надписи на стенах лестничного пролета. "Ничего нового со времен моего детства человечество не придумало", - думаю я.

И мне вспомнились ощущения, какие я испытывал, когда был мальчиком. Вспомнилось, как я подолгу вот также в подъезде поджидал своего двоюродного брата, который все ходил по кружкам и секциям, в отличие от меня, разгильдяя. Когда удавалось дождаться - сразу набрасывался на него. И засыпал его, целеустремленного, своими наполовину выдуманными историями. О своих любовных и других приключениях. Хотя ни разу, дожив до шестого класса, с девочками не целовался.