Стать прочнее - Лёха

условиями и потерпеть можно. Тем более, что я не собираюсь, ни вас, ни родину предавать. Даже не думал никогда об этом.

— Руку оголи до локтя и протяни мне. — В комнате резко похолодало и на моей ладони начал рождаться страж в виде сколопендры. Точно такой же до сих пор живёт в теле Рыжова, который уже, похоже, забыл про него.

Петров поёжился, а сколопендра соскочила с моей ладони и принялась внедряться прямо под кожу. Зрелище было не из приятных, про ощущения самого Петрова вообще промолчу. Он сжал руку в кулак, закрыл глаза и застонал. Терпи, парень, я знаю, что это очень больно. Сколопендра полностью скользнула под кожу, прошлась волной по руке вверх, и исчезла, уйдя вглубь тела. Где-то внутри страж свернётся в клубок, чаще всего они выбирают место под сердцем, и уснёт, пока не почувствует, что носитель повредился головой и хочет совершить глупость, а именно — предать хозяина. вот тогда Иван снова почувствует присутствие в себе стража. А пока можно и расслабиться.

Пока Петров приходил в себя, я набрал номер Гамлета, и попросил его свозить Ивана до дома, чтобы он собрал свои, подозреваю, что немногочисленные пожитки, и привёз обратно.

Подождав, пока за Ванькой закроется дверь, я вытащил новый телефон из упаковки. Его мне отдал Подоров вместе с нужным мне номером. После этого звонка, мне предстояло трубку уничтожить, потому что спецслужбы уже научились отслеживать место нахождение телефона по сохраненному номеру в трубке того, кому звонили. На самом деле, всё было просто, они использовали почти тот же самый приём, что и Ушаковы, когда пеленговали передатчики. Покрутив в руке телефон, почти ничем не отличающийся от моего, я поднял ту фотографию, которая мне больше всего понравилась, и набрал номер.

— Кто это? — раздраженный мужской голос, который ответил практически сразу же, дал понять, что Камилла рассказала папочке, что конкретно влетела, и что ждёт всесторонней поддержки и помощи от родителя. А также ответ на вопрос: «Что мне, вашу мать, делать?»

— Вот именно сейчас, когда я любуюсь запечатленной во всей красе грудью прелестной Камиллы, знать кто я, совершенно необязательно. — То ли со сна, то ли от того, что я недавно призывал дар смерти, но мой голос звучал хрипло, и мне не нужно было даже как-то пытаться его изменить. — Эта родинка под левой грудью, просто валит наповал. А какие линии живота… Мои комплименты, у вас, господин Уэльс, получился истинный шедевр. Правда, мужик под её попкой портит всю остальную картину… Да и умом девочка обделена. Это надо было додуматься, заселиться в отель под своим настоящим именем. Ещё скажите, что она по визе с настоящим именем в страну прилетела, инкогнито, — я рассмеялся. Смех прозвучал грубо, и даже мне резанул слух.

— Чего вы хотите? — сухо спросил Уэльс. Так, он знает, в чём проблема, и видит в этом проблему, а, значит, она его зацепила, иначе не слушал бы гадости, а просто отключился от звонка. — И откуда у вас мой личный номер?

— О, на самом деле у вашей дочурки такой интересный юрист, просто пупсик. А как он ей предан, ух. Наверное, будь его воля, он бы и в постели Камиллу охранял бы, но… Она туда привела сына местного клана. Это было так просто напоить его, он же так переживал, так переживал, что выболтал всё, о чем я его просил. Просто душка, — и я снова рассмеялся. Мне нужно было вывести из игры юриста, и, похоже, у меня получилось, очень уж красноречиво задышал в трубку взбешенный отец. У него, похоже, пар из ноздрей валит, и он мечтает сейчас кого-нибудь придушить. Интересно, какой у него дар?

— Чего ты хочешь, ублюдок! — прорычал Уэльс.

— Денег. Всё очень банально. Я хочу много денег. Иначе, я продам эти фото… Да всем, кто захочет их купить. При наличии негативов их можно много напечатать, и даже мужика, на котором ваша дочурка устроилась, можно не убирать, думаю, найдутся любители и им полюбоваться.

— А…

— Я перезвоню и сообщу условия, — и я отключился, продолжая задумчиво рассматривать снимок. Затем, сгрёб фотографии в стопку, забрал негативы, и унёс в спальню.

Вернувшись в гостиную, повертел в руках телефон. Достал из кармана мой родной и сравнил. Они абсолютно одинаковые. Вроде бы Вольф что-то говорил насчет индивидуальных моделей, но, или пока не получается, или… Хрен его знает. Я уже не помню, может быть, мне про модели послышалось. Надо бы уточнить. Проверив свой телефон, убедившись, что да, это действительно мой, потому что телефонная книга была забита сохраненными номерами, я сунул его в карман. Второй же телефон кинул на пол. Чтобы его испортить, достаточно как следует наступить, чтобы испортить матрицу. Разломав дорогую игрушку, и выбросив останки в мусорное ведро, я дождался, когда явится Иван, и после этого пошел в свою спальню, чтобы вздремнуть.

Утром меня разбудил запах перегара. Я его почувствовал сквозь сон, и открыл глаза. Подоров был слегка опухший, но выбритый и, если бы не перегар, то понять, что он вчера нажрался, было бы не просто.

— Доброе утро. Признавайся, какой фантастической гадостью ты вчера догонялся? — спросил я его, поднимаясь в постели.

— У этого не было названия, — Подоров потер щёки.

— А с чего ты решил так погулять? — я скрылся в ванной, а когда вышел, то Матвея в спальне уже не было. Он обнаружился в гостиной. Куда я зашел с сумкой в одной руке и снимками в другой.

— Достало всё, — он начал отвечать на мой вопрос, который я задал ещё в спальне. — Да и ещё мне нужно было промариновать и Уэльсов, и нашу сладкую парочку. Вот я и решил совместить приятное с полезным. Не отвечал, потому что пьян был.

— Ты как вошёл в мой номер? — спросил я, а Матвей так на меня посмотрел, что все вопросы сами собой отпали. — Хорошо. На чём сошлись?

— Молодые хулиганы улетели в Новгород. Спецслужбы Содружества я на свою территорию не пустил, зато успокоил встревоженного отца, которого на меня вывел император. Сказал, что почти взял козла за жопу, но это не точно, поэтому, пускай на всякий случай начинает переговоры с отцом нашего соблазнителя и его величеством. А то, мало ли. Вдруг этот урод, который его дочь в разных позах сфотографировал, успел куда-то часть снимков деть. — Ответил Подоров, и принялся пить воду прямо из графина, стоящего на столе. — Мол всю ночь гонялся за гадом, потому трубку не брал, — и он снова начал пить.

— И у кого из нас что-то не то с моралью? — я изогнул бровь, косясь на пьющего воду Подорова.

— Во-первых, это моя работа — стоять выше морали, а, во-вторых, похмелье никогда не располагает к совершению добрых дел. — Матвей поставил полупустой графин на стол. — Уф, давно я так себя не отпускал в полет. Ты-то понятно, все вино перевел в воду. Виталий даже пробку не мог понюхать, чтобы не окосеть. Ты, вроде, покрепче, но всё равно, от наследственности не убежать.

— Это точно, — тут из соседней спальни вышел Петров, с небольшой сумкой, чемоданчиком с инструментами и футляром с камерой на плече.

— Так, кто тут у нас? Фотограф? — Подоров нахмурился и встал, но я сделал шаг, оказавшись между ним и Иваном.

— Это мой фотограф, в его крови мой страж, так что, можешь не суетиться. — Успокоил я Подорова.

— Ну-ну, — Матвей покачал головой. — С собой парня забираешь, значит.

— С собой. Что ему здесь делать? — Я протянул ему снимки. — Держи. Считай, что догнал ушлого типа. Да, про опасности и магические ловушки на каждом шагу не забудь в рапорт добавить.

— Не учи батьку, — он хмыкнул. — Ваш самолет через час. Извини, провожать не буду, я ещё пока не в форме.

— Это заметно. Ладно, бывай, — мы подали друг другу руки, и я вышел, подхватив сумку и кивнув Ивану, чтобы он следовал за мной.

* * *

Самолёт тряхнуло.

— Господи, когда мы уже прилетим, — прошептал я, чувствуя, как лоб в очередной раз покрывается холодным потом.

— Вроде бы уже подлетаем, — сообщил смотрящий в иллюминатор Петров.

Я не ответил, просто снова закрыл глаза.

Наконец самолёт сел. Я с трудом отскрёб себя от кресла, и вышел, клянясь про себя, что больше никогда не сяду в эту летающую коробку.

Моя машина стояла на стоянке. Как только мы к ней подошли, защитный купол слетел, опознав хозяина машины, и я сел за руль.