Кремень и кость - Евгений Лундберг

Прослышав про удачную охоту, сбежались младшие племени. Здесь не было ни слабых, ни хромых, ни горбатых. Ровно светило солнце, ночи не были холодны, росы освежали уставшие за день сытые тела, весь мир был им милым домом, в эти дни накипала кровь в раздувшихся от напряжения жилах.

А женщины в становище тосковали по ушедшим.

Месяц заканчивал обычный круг своих превращений, когда вышедшие на поиски возвратились. Племя встретило их радостно, кроме тех, кто тосковал.

Упорная женщина предводителя с утра поднималась на вершину и до темноты не уходила оттуда. Дети ее голодали, огонь в очаге горел неровно. Вернувшиеся с охоты буйствовали. Удача вскружила им головы. В шалашах и в самой пещере не умолкали ссоры. Один из юношей был убит. Предводитель жестокими мерами боролся раньше с междоусобиями и своеволием.

Прошло еще немало дней, когда неожиданно в пещере появился старший из спутников предводителя — Беличьи Уши. Лицо его почернело от голода, руки устало свисали, как хвост у больного животного.

(примечание к рис.)

Рассказ его был краток и прост. Предводитель не рассчитал сил. Когда был убит зубр-вожак, стадо разъярилось и кольцом мохнатых голов и горбатых спин окружило охотников. Младшему из спутников предводителя зубр рогами распорол плечо. Предводитель с переломленными костями лежал у родника, и его стерег третий из охотников. Охотники сговорились убить предводителя, как всегда поступали с тяжело ранеными. Но он был не просто охотник, он был главою маленького племени. Они отложили убийство, делились с ним скудною пищею, он стал поправляться.

Случилось то, что бывает порою в природе. Не уходит многие годы медведь от медведицы, растит пестун медвежонка, чета зубров не расстается в положенный ей срок. И трудно угадать, почему это происходит. Временные, переходящие от одного охотника к другому жены никогда не вмешивались в мужские дела. Связи заключались и распадались по годовому кругу, от расцвета трав до листопада. Гибель мужчины была потерею, для всего племени. Гибель его разрывала годовой круг связи, не рождая ни особой скорби, ни долгих воспоминаний. Но Упорная оказалась иною, чем большинство женщин племени. Она потребовала, чтобы племя принесло предводителя в родную пещеру. Требование было небывалое, и оно осталось без ответа. И в следующие дни она настойчиво требовала того же. Началась тяжелая смута. Одни хотели выбрать нового предводителя, другие спокойно лежали на своих ложах, ничего не желая и ни на что не отзываясь. А третьи стали склоняться к тому, чтобы итти за предводителем, но боялись оставить становище, потому что без них оно полностью, со всеми запасами и оружием, переходило в руки своевольных. Наконец четверо мужчин собрались в поход. Предводителя принесли на носилках. Был он калекой, не годным для охотничьих подвигов.

Переломанные кости срослись, но срослись неправильно. По-прежнему сильны были руки предводителя, но он не мог ни метнуть камень, ни размахнуться дубиною, ни ударить в намеченную точку копьем. Правая рука его не поднималась вовсе.

— Безрукий не может быть первым в племени, — сказал предводитель о себе, как о чужом. И «безрукий» стало отныне не только его определением, но и прозвищем.

— Безрукий не может быть первым, — повторило за ним племя.

Хорошо было бы вовремя с почетом убить его, тогда все стало бы снова просто и понятно. Так водилось когда-то и среди покинутого родоначальником племени. Не раз и не два погибали предводители. Случалось, что их приходилось добивать, так как раны их были слишком тяжелы. Случалось, что в тяжелые для племени годы молодые удачники сменяли стареющих предводителей, и на десятилетия нарушался закон почитания старейших и опытнейших. Но убивать первого в молодом и немногочисленном племени за то, что у него не как следует срослись руки и ноги, не приходилось даже в древние времена. Предводитель был умен и силен волею, зачем было сменять его и кем?

(примечание к рис.)

— Он — безрукий, — говорили одни, — что делать безрукому на охоте?

— У него глаза ястреба и быстрота лисицы. Лучшего нет среди нас, — возражали другие.

Но однажды потерянная власть таяла с каждым днем.

Он поневоле отставал от охот, — непокорных не мог принудить силою и при дележе добычи стоял бездеятельно, точно пленник со связанными руками. Он стал удаляться от племени и скоро точно заживо умер для него.

XI. Озеро

Это был год глубокого унижения и голода. Упорная выбивалась из сил, чтобы быть полезной племени. Иногда она снова, как в дни отсутствия предводителя, просиживала дни и вечера на скалистом склоне горы, над пещерой, и думала, хотя думы ее не могли ничему помочь.

Предводитель был здесь, дома, кости его срослись, он был по-прежнему находчив, но из первого стал он последним.

Упорная заметила, что он чаще и дольше, чем прежде, останавливается тяжелым взглядом на нелюбимой реке, на шалашах, которыми исподволь покрылись нижние террасы под пещерою, ибо пещера служила теперь жильем только в дождливые и холодные времена года.

И вдруг она поняла: предводитель искал нового дела, где бы он опять мог быть первым. Ведь бесполезным не надо жить. Бесполезным — смерть либо от голода, либо от удара топором.

Собирать семена и травы? Низменное, не мужское занятие. Стеречь священный огонь и питать его сухим валежником на глазах у всех? Пусть лучше его делом станет река и долгое, одинокое, терпеливое подстораживание рыбы. Бывший предводитель стал одной рукой усердно работать над зубцами гарпуна и мастерить крючья. Он стал нелюдим и угрюм и смягчался, только уйдя далеко из становища.

Прошло время, и к предводителю пристало еще несколько охотников. Одним лень мешала охотиться наравне с соплеменниками, другие не отличались избытком сил, третьего болезнь лишала зоркости, четвертый не ладил с племенем, и зрелые охотники грозились убить его за вспышки беспричинной ярости. Все они тоже мало помалу обособлялись от племени, их тянуло к воде, они знали реку, как собственный шалаш. Жить бы у самой воды, у большой не текучей воды, так, чтобы она и поила и кормила.

— Там, — указал на юго-восток злобный сородич, — есть большая вода.

Слепыш одобрительно кивнул годовою. Видно было, что Злобный неспроста заговорил об озере.

Предводитель не хотел вдаваться в разговор, но Упорная подхватила:

— Большая вода! Много рыбы!

Предводитель досадливо оттолкнул ее. Слишком много воли забрала себе женщина, пользуясь его убожеством. «Большая вода! Много рыбы!» Молчала бы лучше.