Игра с огнем - Оливия Уэдсли

Когда Сильвестр добился права поступления в Харроу, впервые леди Мери увидела Клое в отчаянии. Только тогда она поняла, как страстно эта мать любит своего сына. Леди Мери спрашивала сама себя: «Неизвестно, является ли отсутствие чувства ответственности у Клое врожденным, или это поза?»

Леди Мери чувствовала, что в Кемпден-Хилле жизнь была скудной… Правда, прекрасные меблированные комнаты приносили хороший доход, но, по-видимому, этим ограничивались все средства. А ведь плата за правоучение является в наши дни большим разорением. Леди Мери всегда хотела сделать что-нибудь существенное для Клое и страстно ухватилась за возможность устроить судьбу Сенты.

А теперь Клое очень неблагоразумно, совсем неделикатно хотела позволить девушке вернуться домой только потому, что та ей написала о своей тоске по дому. «Не могу понять, о чем она тоскует?» — спрашивала себя леди Мери, проявляя ненужную сухость.

Леди Мери чувствовала, что в вопросе о пребывании Сенты в школе, налаженном с таким трудом и денежными затратами, она должна быть непоколебима. Поэтому она спокойно сказала:

— Дорогая Клое, я была бы очень благодарна, если бы вы мне дали слово не поддерживать Сенту в этом ее настроении. Уверяю вас, оно пройдет.

Клое задумчиво ответила:

— У молодости так мало времени быть счастливой.

— Молодость недисциплинированна, — возразила леди Мери. — Именно для того, чтобы развить в Сенте дисциплину и умение разбираться в жизни, она была послана в Рильт.

— Да, конечно, я знаю, — серьезно заметила Клое. — Но, дорогая, считаете ли вы, что перемена так важна для молодежи? Вы ведь хотите этим сказать, что школьная дисциплина научит Сенту чувствовать себя удовлетворенной более, чем если бы она оставалась дома. А я не совсем в этом уверена. Не является ли свободный молодой дух в человеке наиболее восприимчивым?

Леди Мери подавила в себе возглас раздражения и холодно ответила:

— Дорогая, Сенте придется жить в обыкновенном обществе. Надеюсь, что она рано и хорошо выйдет замуж. Для этого она должна научиться сдерживать себя и не быть экспансивной.

— Но, может быть, Сента вовсе не думает о хорошем замужестве, — терпеливо возразила ее мать.

Леди Мери чувствовала, что она готова побить Клое.

— Я уверена, что если Сента сейчас вернется домой и ей будет разрешено жить по ее усмотрению, у нее будет глупый, неприятный вид. А в этой школе, под хорошим умелым руководством, Сента приобретет известный лоск и хорошие манеры.

Клое согласилась, выпила с ней чашку чая, нежно попрощалась и покинула Портленд-Плес, не решив, послать ли сейчас телеграмму Сенте со словами: «Дарлинг, возвращайся, если хочешь», или написать ей длинное письмо.

Наличие только одного шиллинга в портмоне заставило ее отвергнуть план с телеграммой, и Клое вспомнила, что надо попросить у Сары немного денег. В доме Гордонов Сара была основой жизни, ее руководящей звездой, министром финансов, кухаркой, администратором и утешителем. Она начала свою службу в Клое в день рождения Сильвестра и в самые трогательные минуты своей жизни разрешала Клое оказывать мелкие услуги. В конце каждой недели Клое честно отдавала Саре все доходы от пансиона, и та управляла всем хозяйством.

Когда она прибыла домой, было уже четверть девятого. Она спокойно вошла. На столе в вестибюле было письмо от Сенты.

За ужином она прочла письмо. Сара стояла рядом с ней, ожидая хороших новостей.

«Дарлинг мама… — о, Сара, она чудненькая… Вчера мы катались на лодке. Были на небольшом островке. Прогулка была божественная»…

— Как странно: она каталась на лодке. Вероятно, с ними был кто-нибудь, кто мог их спасти в случае несчастья.

«…Во вторник у нас был один норвежец, который играл нам в течение полутора часов. Он замечательно играл, хотя было немного скучно слушать Бетховена и Грига. Но когда он играл Дебюсси, было изумительно. Две дамы, из которых одна живет во дворце, а другая занимается благотворительностью, дивно пели. Не могу тебе передать, как это было чудесно. Ее голос, мама, волнует до глубины души. Я чувствовала, что в состоянии плакать. Я всю ночь не спала, и мне все слышалось это пение. Одна из певиц — графиня Фернанда, очень элегантна, от нее всегда удивительно пахнет, знаешь, такой аромат, который напоминает цветы и страшно возбуждает. Конечно, здесь все девушки ее обожают. Уверяю тебя, что здесь прекрасно, и я чудесно провожу время. Дом очень красиво расположен, окружен старыми буковыми деревьями, спускающимися густой аллеей к морю. Дорогая, мне некогда больше писать. Целую тебя и Сару.

Сента».

— Ну, значит, все хорошо. Не нужно о ней беспокоиться.

Как всегда, слова Сары были полны мудрости. Со времени прошлого письма, полученного в сентябре, ни в одном из своих писем Сента никогда не говорила о тоске по дому. Наоборот, она проявляла удивительное равнодушие, вообще, к жизни своей родной семьи. И вот теперь, глядя, как Сильвестр жадно поглощал бутерброды с мясом, запивая их бренди, закусывая все это пудингом, Клое с удовольствием думала о том, что, вероятно, Г. А. хочет с ней говорить о разрешении Сенте еще дольше оставаться в Германии. Она понимала, что ей придется согласиться, хотя ей безумно хотелось опять увидеть Сенту.

Сильвестру нравилась эта мысль:

— Пусть она останется там до конца года, еще каких-нибудь шесть недель — и потом она уже будет с тобой. К тому времени она совершенно превратится в немку.

— Г. А. страшно великодушна и хочет помочь и тебе.

Сильвестр быстро посмотрел на нее.

— Как я был бы счастлив, если бы нам не нужно было помогать. Как только я смогу, я добьюсь этого.

Клое была бесконечно тронута. Такие минуты, такие слова облегчают жизнь…

Сильвестр продолжал:

— Эти проклятые пансионеры!

— О, дарлинг, ведь ты их почти не видишь. Они мало бывают дома.

— Да, но лучше, чтобы мы были одни в нем. Скажи, мама, разве отец тебе ничего не оставил?

Клое перевела взгляд и покраснела. Сильвестру стало неловко. Он нежно сказал ей:

— Дарлинг, мне страшно неприятно… не отвечай мне. Это ужасно грубо с моей стороны спрашивать тебя.

Мать повернулась к нему, и в глазах ее была детская просьба о снисхождении. Понизив голос, она сказала ему:

— Дарлинг, мне кажется, что я должна сказать тебе всю правду. Я раньше никогда тебе об этом не говорила, вероятно, просто потому, что не считала это полезным для тебя. Никто не знает, кроме Г. А. и меня, что твой отец не умер. Ах, как глупо, то есть я хочу сказать, что он не умер тогда, когда вы были детьми, как вы всегда это предполагали. Он просто бросил меня, ушел.