Человек в бандане. История онкологического пациента, рассказанная от первого лица - Александр Михайлович Беляев

донести до тех, кто принимает решение. Иначе музыканты просто перестанут ездить». («Российская газета», 2018, № 32 (7495)).

И донесли, представьте себе. На следующий же день пресс-релиз компании-авиперевозчика: «Аэрофлот улучшает правила перевозки музыкальных инструментов в качестве ручной клади». Да, это райски приятное чувство, когда твой материал сдвигает какой-то камень, пробивает стену, находится выход из тупика.

Тем не менее об уходе из газеты не жалею нисколько. Во-первых, ставка у меня была так себе, обычная зарплата, как, не знаю, у двух охранников в супермаркете, гонорарами тоже ничего особенного не выходило – много писать и регулярно публиковаться, как я привык за почти двадцать лет в профессии, мне не давали. Там это просто не принято. Там поэтому у авторов такая борьба за место на полосе, такие интриги… ух! Совок настоящий. Я и не знал, что такое болото ещё может существовать в XXI веке, в крупном европейском городе, Москве в смысле. Да и гонорары-то обычные. Одни понты, что «Российская газета»! «Уровень!» Уровень – это прям словечко, которое палит старых коммунистов. «Надо немножечко чувствовать уровень “Российской газеты”», – как по любому поводу талдычила наша начальница. Хотя отдел культуры этой газеты – это чистая вкусовщина. Грубо говоря, начальница врубается в то, что Люка Дебарг популярный пианист, и всё, значит, других не существует. А какой-нибудь Давид Фрэ, который в сто раз лучше, или Дмитрий Алексеев, который вообще гений русской пианистической школы, – это так всё, для меломанов, для специалистов, неинтересно. Чувствовать уровень «Российской газеты»? Это значит: не разбираться в искусстве вообще. Да лучше уши в унитаз спустить!

Но всё к лучшему, потому что последние, как оказалось, месяцы жизни мамы я был рядом с ней. Уже в апреле она редко вставала и неуверенно ходила. Почти не ходила, почти не ела. Собственно, как её лечили, точнее, поддерживали в ней ускользающую жизнь, я рассказывал в первой главе.

В конце июня меня пригласили в Екатеринбург на фестиваль Ural Music Night. За год до того я уже бывал на этом празднике, мне очень понравилось. И сам город, и музыкальная программа. В этом году тоже, если б не ряд обстоятельств, о которых ниже. Но вот цитата моего восторга из заметки для jazz.ru:

Екатеринбург, как не устают повторять местные, уникальный город, а уникальность его заключается в том – цитирую по памяти, – что весь центр сосредоточен на площади в один квадратный километр. И на этом километре – театры, кафе, рестораны, открытые площадки, здания в стиле конструктивизм, небоскрёбы и «Ельцин-центр». То есть для автомобилей перекрывается относительно небольшой участок города (а Екат – это нормальный мегаполис, хоть и не Москва), и там начинается движуха. В прямом смысле – все движутся от площадки к площадке. И зрители, и артисты. Два-три-четыре концерта за ночь – норма.

Так вот, я лично – не поклонник выделить ночь на то, чтоб шататься от площадки к площадке, ухватывая «по кусочеку» разных музык, как на эдаком меломанском шведском столе. Но многим как раз это и нравится. Система такая: шли, услыхали, зацепило, постояли, отпустило – дальше пошли. Ad libitum. Какая разница, что того бразильца или этих сербов мы слышим в первый и последний раз? Подегустировали – и хорошо.

Собственно, Ural Music Night при своём размахе и не подаёт себя как фестиваль со звёздами. Хотя хедлайнеры, конечно, есть, и в этом году один из них – Антон Беляев, начинавший, между прочим, в клубно-джазовой среде. Нет, концепция меломанского шведского стола, примерно как я выше обозначил: оригинальные, качественные музыканты разных стран и традиций.

Вот, собственно, это меня и заинтересовало: что в столь обширной программе есть из, допустим, импровизационной музыки, этнической, или вообще всякой странной? Организаторы предлагают строить свой маршрут с помощью приложения на мобильном телефоне. Ах, но гулять ночью по расписанию – что это такое вообще? Всякое ж может по пути подвернуться и по-другому повернуться.

Ну вот я лично в этом году прицельно ехал на джазменов и этнику. И того и другого – достаточно. Этника – буквально от Африки до Японии. Все хорошие-любопытные и, может быть, не так прославлены, как Сезария Эвора какая-нибудь, да и сама по себе этническая музыка интересует узкий круг спецов, но настоящие мастера этого жанра заводят любую толпу. Вот, например, в нашем отеле жил коллектив из Южной Африки Abafana Baka Mgqumeni; господи, да даже по их повседневному внешнему виду, улыбкам и свингующим походкам можно понять: эти – зажгут. А уж когда в национальных костюмах…

С какой стати я вообще езжу по фестивалям, что это за работа такая? Я журналист, пишу о музыке. Как такое получилось – отдельная история. Началась она, я уверен, с моего рождения. Я родился в городе Москве, в 1975 году, 26 сентября.

26 сентября – символичная для меня дата. В этот день родился Гершвин, автор мелодий, которые стали джазовыми стандартами. И Марина Цветаева – любимый поэт моей мамы. Так вот, с ранних лет в моей жизни два моих главных бзика – это музыка и русский язык. Последнее, возможно, вас удивит, может, по этому тексту так и не скажешь, но это, блин, правда, гадом буду. Так вот, с детства как-то смутно желал совместить одно с другим.

Читать и, что самое странное, писать…

…я любил всегда. Бормотал-сочинял какие-то стишки в детстве, искал рифмы.

Не помню уже, кто и по какому поводу подарил мне ежедневник. Недатированный, с тонко разлинованными страничками. Скорее блокнот даже. Может быть, мама с работы принесла – выглядел он как канцтовар представительского класса: твёрдая обложка, белые глянцевые странички… Прям книжка настоящая! В это время у нас гостила бабушкина родная сестра, тётя Тоня. Она увидала эту книжечку и сказала странное:

– Вот, Саш, теперь можешь вести дневник.

– Что это, – говорю, – дневник же в школе, на фиг мне ещё дома, добровольный?

А тётя Тоня, надо сказать, со всеми разговаривала на равных, у неё отсутствовал вот этот тон снисходительный по отношению к младшим. Тётя Тоня со всеми общалась вежливо, но с достоинством. Поэтому она пояснила идею свою очень просто:

– Просто записывай сюда, что с тобою происходит. Каждый день. И будешь писателем!

И вот эта идея мне как-то в душу запала. Я прям в тот же вечер что-то записал. Видимо, про гостей и подарки. И на следующий день тоже. И вскоре ежевечерняя писанина стала привычкой. Герои Чехова говорят «сделал привычку», а не «приобрёл привычку», как мы сейчас говорим. И я вот, получается, свою сделал.

Мои нехитрые дневниковые отчёты: «сходил туда-то», «получил тройку», «подрался» эволюционировали довольно быстро. Не по месяцам, а по неделям. Получались иногда