Дознание... Роман о маркизе де Саде - Рики Дюкорне

Вы справлялись о моем зрении. Мне продолжают досаждать приступы слепоты, и все потому, что со мной делит камеру неуемная ярость. Ярость и мучительное утомление. Даже во сне мне нет отдыха: я продолжаю слышать стук, с которым падает в корзину отделенная от тела голова. Мои кошмары ужасны. Я вижу, как на срезе кровоточащей шеи раскрывается глаз, и это зрелище так на меня действует, что я обращаюсь в камень, в сжатый кулак из черного мрамора, вечно и гневно грозящий миру. Наверное, мне следует заменить фигуру на семейном гербе на тапо afica: бесстыдную руку, сложившую фигу. «Те faccioпа fica!» – «Да минует тебя сглаз!»

Казни продолжаются, и невозможно оставаться в стороне. Стоя у окна, я подобен Андреалфусу; я – как оцелот в клетке; я – сплошь глаза. Я думал, что сочиняю небылицы. Оказывается, я записываю факты.

4

– Ты, зачастую втайне, снабжала Сада книгами, заметками, написанными твоей рукой, набросками извращенного свойства, включая описания преступных деяний, списками слов на языке, неизвестном Comite, – возможно, то были шифрованные послания. Все это вошло в его рукопись сомнительного характера. Пришло время раскрыть суть вашего заговора.

– Заговора? Мы просто пишем книгу, гражданин.

– Тебя, попросили раскрыть ее суть.

– Наша книга начинается с картографа, францисканца по имени Мелькор, сопровождавшего Ланду на Юкатан. Так сильна вера этого человека и так велико его тщеславие, что он берет из головы все, чего не знает: выдумывает земли, пока не открытые или упрятанные за густыми лесами, или недоступные, потому что непокорные индейцы майя еще воюют с испанцами, убивая их скот, их кошек и собак и вырывая из земли их странные деревья.

Картограф не смеет покидать свою келью, но невелика важность: он верит, что им руководит божественное вдохновение. Мелькор – безумец, вообразивший, будто там, где он рисует озеро, озеро должно быть. Или река. Или горная гряда. А если их там нет, то, как только он их обозначит, они появятся, вызванные прямиком из Божьего помысла. Мелькор – христианин, а не каббалист, но чем больше он изучает ереси, тем больше его обуревает эта еврейская идея: дескать, сущее появляется, когда Бог о нем думает. В своем безумии францисканец верит: что бы он ни подумал, Бог замышляет. Или, быть может, не столь тщеславно: что бы ни замыслил Бог, воображает затем Мелькор. Тем самым невидимая связь между божественным замыслом и пером Мелькора предвосхищает реальность. Мелькор – Божий сосуд и Божье стило.

– Картограф умалишенный!

– Тщеславие картографа умеряется лишь его глупостью.

Он такой не один. Все времена глупы, включая и наше с вами, раз содомитов ломают на колесе. Чем, спрашивается, один рот лучше другого? Но одни времена – хуже других, и век Ланды кишит пагубно глупыми людьми. Людьми, которые не радуются новым мирам, а топят их в крови.

Год тысяча пятьсот шестьдесят второй, и Ланда, поразивший всех своей необычайной способностью к языкам, осведомленностью и рвением, назначен старшим инквизитором. Он поехал в Мани учинить розыск языческим верованиям, искоренить которые Церкви не удалось. Многим женщинам майя уже отрезали груди и скормили собакам, чтобы устрашить и принудить к повиновению их мужей и отцов, братьев и сыновей. Дорогу в Мани обрамляют насаженные на пики младенцы. Повествование начинается с этой сцены: дорога, тела. Въезжая в Мани, Ланда видит испанского мастиффа, глодающего отрубленную руку.

– Сплошь выдумки Сада!

– Мы выдумали только Мелькора. Но продолжаю: вообразите себе, прошу, что чувствует такой человек, как наш картограф Мелькор, когда майяскому писцу по имени Кукум приказывают представить на суд Ланда свои карты и книги. Вообразите себе унижение Мелькора, когда Ланда, чтобы поразить и, возможно, напугать Ку-кума, разворачивает карту Мелькора (она так велика, что покрывает весь длинный библиотечный стол, поставленный посреди покоя инквизитора), а Кукум презрительно фыркает.

«Кукум непокорен и отважен. Он знает, что его, вероятно, ждет ужасная смерть. Он видит, что карта Мелькора, как и все испанское, фантастична и лжива. Он говорит: «Моя земля – не страна снов. Это – реальное место, осязаемое место, и здесь нет числа пирамидам и храмам, и каждый – весом больше горы. Твоему картографу следовало бы, взяв с собой кисти и перья, совершить дальнее путешествие и зарисовать то, что есть на самом деле. Но, посмотрите, ему незачем трудиться. Дело уже сделано. Я сам его сделал». И тогда из своего угла он достает чудесную книгу Нового Света, книгу, изготовленную из травяной бумаги, наклеенной на ребра из кедра, с кедровой же обложкой, покрытой искусной резьбой, – книгу, которая раскрывается как веер! И вот перед изумленными Ланда и Мелькором разворачивается весь Юкатанский полуостров, но в его северной части нет озер, рек и гор, как нет волос на макушке Ланда. А есть там ясно обозначенные высокие леса и поросшие колючками пустоши и возделанные поля. Священные колодцы и солончаки обозначены тонко и четко, а еще болота, полные птиц и рыб. Города Аке и Чансенот, Кампече и Ичмуль, Экаб, Изамаль и Четумаль – все, где им и положено быть. А еще помечены древние города, куда, как сообщает Кукум, «никто больше не ходит»: Лабна, Майапан, Уксмаль, Чичен-Ица.

Искусно и живо Кукум запечатлел черты своего исчезающего мира. Дороги пролегли цепочкой человечьих следов; холмы пестрели бабочками, прибрежные воды полнились рыбой.

Кукум указывает на эти чудеса, благоговейно называя их имена: узкай или скат, зуб, что значит заяц, пут – папайя, макскаль – ямс, иксим – кукуруза, икслауль – лавр, никте – павлин… Указывая на птицу, нарисованную над городами, он говорит: «Это – иксиальчамиль, она всегда там, где люди разбили сады. А вот – сорока, котораяхранит испанцев, когда они проходят мимо». Епископ решает спустить эту дерзость, по крайней мере пока.

Неплохо нарисовано, – признает Ланда, и лицо Мелькора заливается краской. – Рука у индейца легкая, штрихи живые. Но скажи мне, – тут он поворачивается к Кукуму, – что за знаки нарисованы на кайме вокруг всей карты?

– Священный и мирской календари окружают карту очно две спящие бок о бок змеи, – объясняет Кукум, – так как все наши города построены согласно небесному плану и напоминают о ритуалах начала и завершения циклов времени.

А эти? – Ланда тычет пальцем в иероглифы, его коготь оставляет на карте вмятину.

Они напоминают об ужасных бедствиях: вот этот хранит память о поветрии, этот предсказал нынешние времена, а тот напоминает о невероятном схождении планет. Здесь путнику грозит опасность быть искусанным муравьями, а тут – змеями.

– Как часто их мысли обращаются к змеям, – хмуро бормочет Мелькор.

– И все же, какая искусная карта, – отвечает Ланда. Забрав остальное из узла Кукума, Ланда приказываетвести писца в камеру – для надежности.

– Твои знания мне полезны и интересны, – говорит последок Ланда Кукуму. – С тобой не обойдутся дурно.

Память моего народа теперь в твоих руках, – с достоинством, как равный равному, отвечает Кукум.

Как только за Кукумом захлопывается дверь, Ланда спрашивает Мелькора, отчего его карты так не похожи на майя.

– Теперь самое время, – говорит он, – сказать тебе, что наши солдаты искали озеро, которое ты так искусно и ясно нарисовал в самом сердце северных низин, но пока ничего не нашли.

– Всякий раз, когда наши солдаты выходят из города, их дурманят демоны в обличье дщерей человеческих. Я видел, как эти несчастные возвращаются назад, хохоча и шатаясь, как пьяные, и все из-за ведьмовских чар. Потом их неделями терзают адские виденья либо огненная похоть, приступы бесстыдного смеха, и только если остудить их страсти окроплением святой водой, а умы – постом и молитвой, они могут вернуться к службе. Озеро там есть, и его непременно найдут. Я сам его видел и обошел вокруг, что заняло у меня целый день.

Мелькор умалчивает, что озеро он видел во сне – и воспринял его как откровение.

– Я тебе верю, – отвечает Ланда. – Но все же… – Он вертит в руках карту, раскрывает и закрывает «веер», восхищаясь искусством мастера. – Что ты скажешь о тщании, с каким она нарисована? И этот писец, Кукум, далеко не глуп, хотя… как странно устроены эти люди! Все уродливые, как псы!

– Уродливые, как их местные лысые псы! – подхватывает Мелькор».

– Верно, туземцы Нового Света уродливы, я своими глазами видел мумию, выставленную на летней ярмарке в садах королевского дворца, и она была омерзительна!