Венгерская рапсодия - Джессика Стил

— Господи, упаси меня от темпераментных художников! — фыркнула сияя и, не в состоянии больше продолжать завтрак, с грацией пантеры обогнула свой стул и вылетела из комнаты.

Пересекая холл, Элла слышала его смех, являвшийся лишним доказательством того, что ему все равно, сыта она или нет. Самонадеянный тиран! Сама не желая того, она просто позабавила этого нахала.

Через полчаса, надев тонкий свитер и жакет, Элла вышла из дома. Она чувствовала себя очень неуверенно и, боясь еще раз встретиться с Золтаном Фазекашем, решила, что прогулка не помешает.

Когда она оказалась на улице этого фешенебельного района, ее раздражение было все еще очень велико.

Не нужно обладать особым умом, чтобы понять: Золтан Фазекаш с его профессиональной репутацией, не говоря уже о материальном положении, не нуждается в выполнении заказа семьи Торнелоу. Он просто чудом согласился на уговоры, а сейчас хочет, чтобы я была под рукой, и как только он закончит очередную работу, то сразу приступит к портрету. Это совершенно очевидно: или остаюсь здесь и жду, или могу забыть о портрете.

Странно: несмотря на нежелание позировать, домой возвращаться ей тоже не хотелось. Но что еще более странно — казалось, ее удерживает здесь не только гаев отца и разразившийся дома скандал. Так что же? Она постаралась ответить себе максимально честно: я не могу сейчас уехать из Венгрии, так как знаю, что отец просто-напросто убьет меня, если я вернусь, и уничтожит тем самым последнюю надежду на то, что Золтан напишет мой портрет…

Внезапно ей пришло в голову, что пора бы поинтересоваться страной, где она еще ни разу не была, и осмотреть хотя бы некоторые местные достопримечательности.

Едва она подумала об этом, невдалеке появилось такси. Это была удача. Элла подняла руку, и машина остановилась.

— Не могли бы вы подвезти меня… э… к вашей главной площади? — спросила она медленно, моля Бога, чтобы шофер хоть чуть-чуть понимал по-английски.

И Бог удовлетворил ее просьбу.

— Вы хотите посетить магазины?

— Нет… памятники.

Скоро они очутились в центре города, и водитель объявил:

— Площадь Героев. Хотите, чтобы я подождал?

— Нет, спасибо, все в порядке, — сказала Элла и расплатилась с ним. Затем она долго гуляла по площади, разглядывая грандиозную колоннаду, пока не подошла к самому впечатляющему монументу со статуей Архангела Гавриила.

Она была потрясена этим памятником. Разглядев семь статуй, расположенных в основании композиции, вдруг совсем рядом услышала голос экскурсовода, объяснявшего по-английски:

— Перед вами Арпад, окруженный шестью другими венгерскими вождями.

И мысли Эллы вновь вернулись к Золтану Фазекашу: это, должно быть, те самые семь вождей, о которых он говорил прошлым вечером, угощая ее национальным венгерским блюдом!

С этого момента Эллу не покидали мысли о Золтане Фазекаше. Даже тогда, когда она нашла книжный магазин и купила себе англо-венгерский разговорник. В полдень голод загнал ее в какой-то ресторан, и она пожалела, что рядом нет Золтана, который помог бы ей сориентироваться в меню. Она поняла, что выбрала не тот ресторан, в котором надо впервые попробовать венгерский гуляш. Ей не понравилось, но все же она заморила червячка и, выйдя на улицу, снова поймала такси.

То, что Элла не хотела позировать для портрета, вовсе не означало, что она равнодушна к искусству. Два незабываемых часа она провела в Венгерской национальной галерее, занимавшей часть территории Королевского дворца. Элла с удовольствием прошла по залам, заполненным скульптурами и картинами. К сожалению, среди портретов и пейзажей она не встретила ни одной таблички с именем знакомого ей художника.

И вскоре поняла почему: самые новые полотна относились к 1945 году, а Золтан тогда еще даже не родился!

Элла взглянула на часы и удивилась, что уже пять. Господи, как же быстро прошел день! Ее уже мучила совесть: ведь я не предупредила Фриду, и та наверняка ждала меня к ланчу. Я не думала, что вернусь так поздно… Зато теперь у нее был разговорник и она могла вести более или менее полноценную беседу.

Без всяких проблем Элла поймала такси и понеслась к своему временному дому. Сидя на заднем сиденье, она любовалась красотой города.

Дверь ей открыла Фрида, и девушка произнесла заранее выученное по разговорнику извинение:

— Бочанат, Фрида. — (Экономка с удивлением воззрилась на нее.) — Бочанат — эбед, — уточнила Элла, сделав ударение на слове «эбед».

— А! — обрадовалась Фрида и заулыбалась.

Времени осталось только принять душ и одеться к обеду, подумала она, войдя к себе в комнату. Конечно, если «вачора» сегодня снова будет в восемь.

В семь тридцать Элла уже стояла у дверей своей комнаты в коротком платье бледно-лимонного цвета. Она подозревала, что в субботний вечер у хозяина дома наверняка другие планы, нежели обедать в ее компании. Тем более после их утренней перепалки. Конечно, Золтан Фазекаш оскорблен: не каждый день ему встречаются люди, не желающие, чтобы он писал их портрет.

Однако, покидая свою комнату, она решила, что будет права, если все же поговорит с ним о начале работы. Спускаясь по лестнице, она почувствовала предательскую неуверенность в себе. Наверняка сегодня он снова отправился на свидание с той женщиной, с которой был прошлой ночью…

Войдя в гостиную, она представила себе, так будет даль аперитив вместе с Золтаном, будто никогда и не выводила его из терпения, никогда не смешила своими выкриками насчет темпераментных художников. Если он сделает вид, словно никаких сцен за завтраком не было, то он самый приветливый хозяин в мире…

Неожиданно из кресла поднялся художник в прекрасном костюме-тройке. Элла вся сжалась, боясь, что он опять будет иронизировать над ней, но он сказал:

— Я слышал, вы целый день дышали свежим воздухом.

Искал ли он ее? Справлялся ли о ней?

— Когда я поняла, что уже время ланча и Фрида, вероятно, ждет меня, было слишком поздно, — попыталась объяснить Элла, и тут только до нее дошло, что он тоже мог ждать ее, сидя за накрытым столом. Ей снова стало страшно неловко. — Я… я чувствую себя ужасно из-за этого. Я должна была…

— Фрида мне все рассказала, и я понял, что вы прелестно извинились, — так мягко и обаятельно произнес Золтан, что девушка успокоилась. Потом поинтересовался: — Вы хорошо провели время, Арабелла?

— Очень! — воскликнула она, и глаза ее зажглись радостью. — Прежде всего я отправилась на площадь Героев и увидела там статуи семи венгерских вождей, о которых вы говорили прошлым вечером. Затем я пошла…

Не успела Элла рассказать и половины, как вошла Фрида и объявила, что обед готов. Элла внезапно осеклась. Господи, я так распалилась, что это на меня нашло? Золтану неинтересно, ведь я говорю о памятниках и музеях, которые он знает как свои пять пальцев!

В полном молчании она ела суп, чувствуя, что Золтан смотрит на нее не отрываясь. Но она надеялась, что это ей кажется, что он лишь иногда бросает на нее взгляды художника, изучающего натуру. Ей очень не хотелось, чтобы он понял, почему она неожиданно замолчала.

Элла чувствовала себя полной идиоткой — никак не получалось лести себя с ним непринужденно. И вдруг он просто спросил:

— Суп слишком острый для вас?

— Все замечательно, спасибо, — ответила она холодно и, взглянув на 3олтана, поняла, что не обрадовала его своим тоном. Коря себя за глупый энтузиазм, с каким говорила о Будапеште, она добавила: — А завтра я поеду на экскурсию в Австрию.

Несколько минут они провели в молчании, затем Элла поймала себя на том, что снова начинает болтать — теперь уже о посещении западного соседа Венгрии, хотя минуту назад и не думала об этом.

— Я могу полететь на самолете. Или поехать на поезде.

— Или доплыть до Вены по Дунаю на «ракете», — добавил Золтан, а потом холодно спросил: — Вы действительно уверены, что вам уже удалось узнать всю Венгрию?

Ни о чем подобном она и не помышляла! Увидев его лицо, Элла поняла, что опять испортила так хорошо начавшийся вечер. Бросив взгляд на рассерженного собеседника, она решила попытаться начать все заново.

Самым простым выходом из положения было заявить непринужденным тоном:

— Я передумала насчет Австрии и решила получше осмотреть Будапешт. Конечно, если вы не думаете завтра начать мой портрет.

— Завтра воскресенье! — гаркнул он.

— А вы не пишете по воскресеньям? — Она-то думала, что поскольку он работает дома, то для него не существует выходных и все дни одинаковы.

— Я не собираюсь пока начинать работу над вашим портретом!

Смысл его последней реплики был не особенно приятен, а тон расстроил ее еще больше. Элла поняла, что спорить бесполезно, и в полном молчании доела обед.

Быстро и тихо сказав «спокойной ночи» и не получив никакого ответа, девушка вернулась в свою комнату.

Вот нахал! — сердилась она, пытаясь понять, что с ней происходит. Такой неловкой и застенчивой она не была даже в подростковом возрасте. Да и подобной чувствительностью никогда не отличалась.