За каменной стеной (СИ) - Мила Дрим

Садыков подливает мне минералки.

— Сын, ну так неправильно. Все-таки свадьба, позвали бы родню, сообщили бы им, чтобы знали.

— Они и так узнают. Из новостей, — Руслан подмигивает мне, и мне, вдруг становится удивительно спокойно.

— Точно, — усмехается Лиля, — на первых полосах будет. Самый завидный жених региона окольцован!

Свекровь строго смотрит на сына.

— Руслан, я так, понимаю, Диляра уже ждет ребенка от тебя?

Вот он, тот самый вопрос.

Липкий пот проступает меж лопаток.

— Ждет, но ребенок не от меня, — ровным голосом отвечает Садыков.

Свекровь вздрагивает, задевает рукой фужер с соком. Он опрокидывается и проливается на платье младшей дочери, Розы.

— Мама! — еще больше накаляя обстановку, вскрикивает девушка. Хватает салфетки и начинает с остервенением тереть свой наряд.

Лиля и Диас обмениваются многозначительными взглядами. Они молчат.

В комнате висит гробовая тишина.

— Не от тебя?! — Адиля Камильевна краснеет, но голос не повышает. — Диляра — беременна не от тебя, но ты женился на ней. Ты можешь объяснить, что происходит?!

Садыков обнимает меня за дрожащие плечи.

Крепко. Надежно. Лбом прижимаюсь к его колючему подбородку. Впервые так близко мы друг к другу, но сейчас мне это нужно.

Так я чувствую себя защищенной.

Руслан произносит:

— Могу. У Диляры погиб муж, и я сделал ей предложение. Она согласилась. И пусть это ни для кого не будет секретом. Уверен, мы идеально подходим друг другу, поэтому я не жду никакого одобрения и тем более оспаривания нашего решения. Я уже в том возрасте и положении, когда не размениваются на мелочи. Диляра — моя жена и мы будем вместе. И да, её ребенка, я приму, как родного.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Заявление Садыкова достигает своей цели — свекровь сначала умолкает, а потом дипломатично переводит разговор на другую тему. Говорят про родню, погоду и недавнюю поездку Диаса и Лили на Сейшельские острова.

Слушаю внимательно и радуюсь, что меня — хоть на время — оставляют в покое. Но еще больше я радуюсь тому, как Руслан Садыков расставил все точки над и. Сердце мое всё больше проникается уважением к нему.

Ужин завершается чаем и шоколадным тортом. Съедаю крошечный кусочек, хотя на самом деле желаю большего. Сдерживаю себя. Не хочу показаться обжорой в глазах новых родственников.

Наконец родня Садыкова уходит.

На прощание мать Руслана приглашает нас в гости, «на горячие беляши и настоящие манты».

Мы прощаемся — сдержанно, но без злобы.

Когда за гостями закрывается дверь, облегченно выдыхаю. Садыков окидывает меня задумчивым взглядом.

— Устала?

— Есть немного, — улыбаюсь в ответ и обнимаю себя за плечи.

— Пойдем наверх, — Руслан указывает глазами в сторону лестницы.

— А убрать со стола?

— У нас есть кому убрать, — Садыков выжидающе смотрит на меня.

Подчиняюсь его молчаливой просьбе.

Медленно поднимаюсь по лестнице. Надеюсь, свитер достаточно прикрывает мои ягодицы. Не хочу, чтобы Садыков пялился на них.

Хотя он, как муж, имеет полное право, и не только на это.

О, Всевышний, мы же идем в спальню.

Сердце замирает, а потом заходится от волнения и страха.

На втором этаже Руслан обгоняет меня и включает в коридоре, а потом — в спальне, свет.

Он проходит в нашу комнату, и я захожу вслед за ним.

Крепкая фигура Садыкова выделяется на фоне светлых штор. Руслан поднимает руку и расстегивает пуговицы рубашки. Взгляд мой цепляется за завитки темных волос.

Сглатываю.

Пожалуйста, только не это.

Обвиваю свой животик. Тошнота подступает к горлу.

Мне плохо.

— Диляра, я в душ, а ты ложись спать.

Спать я не хочу, но мысль о том, что сон может помочь мне избежать супружеской близости, дает мне надежду.

— Хорошо, — отвечаю еле слышно.

Садыков задерживает на мне взгляд.

— Ты нормально себя чувствуешь?

— Да, нормально. Спасибо за беспокойство.

— Хорошо.

Руслан берет с полки чистые вещи, проходит мимо меня и скрывается в смежной со спальной ванной комнате. Через секунды раздается звук льющейся воды.

Я сразу же начинаю переодеваться.

Хватаю с полки пижаму — шорты и футболку. Быстро раздеваюсь и так же быстро одеваюсь. Вспоминаю, что на лице — косметика. Если лягу спать с накрашенными ресницами, то у меня к утру воспалятся глаза.

Нужно умыться.

Беру с полки свежее полотенце и выхожу из спальни. Так, где тут у нас ванная? Иду по коридору и безошибочно нахожу нужную комнату. Быстро умываюсь и возвращаюсь в спальню.

Прислушиваюсь.

Вода все еще льется.

Слава Всевышнему.

Забираюсь на кровать, выбирая место ближе к двери. Накрываюсь одеялом. Принюхиваюсь — оно приятно пахнет свежестью. Матрас, кстати, очень удобный. Наверняка ортопедический. Подушка тоже.

Жаль только это не поможет мне уснуть. Видимо, я слишком долго спала днем.

Как только в ванной комнате перестает раздаваться звук льющейся воды, меня снова охватывает страх. У меня начинает ныть сердце, а малыш в животике оживляется. Я прижимаю ладонь к пупку, там, где ощущаю шевеления.

Перед глазами, вдруг, проносится мое недавнее прошлое.

Фаиз. Его приставание. Кровь. Больница. Угроза прерывания беременности.

И страх, почти животный страх, что я потеряю своего ребенка.

Да, я была влюблена, но не любила Фаиза.

Но вот ребенка полюбила сразу — как только увидела его крошечное тело на мониторе аппарата узи.

Говорят, так не бывает. Что мать познает любовь потом, когда проходит все трудности — беременность, роды, бессонные ночи… Лишь тогда приходит любовь.

Я не знаю.

Мне не с чем сравнить.

Знаю только одно — я сделаю все, чтобы защитить ту хрупкую жизнь, что сейчас так беспокойно бьется внутри меня.

Дверь из ванной комнаты открывается.

Жмурюсь от страха. До боли кусаю нижнюю губу.

Молчать. Не выдавать себя.

Хотя память услужливо подсказывает — с Фаизом это не сработало. Что, если каждый мужчина, когда хочет заняться сексом, ведет себя так? Что, если вся хорошесть стирается, стоит ему испытать вожделение?

Шаги утихают.

Чувствую, что Садыков смотрит на меня.

Взгляд его обжигает и одновременно ласкает.

Сердце в моей груди барабанит от страха, и липкий пот проступает на ладонях.

Затем слышу шаги. Руслан ложится на другую половину кровати. Она стонет от его веса.

Почти не дышу. Прислушиваясь, опасаясь уловить движения Садыкова в мою сторону.

Но все, что я слышу — его ровное дыхание.

Неужели сегодня эта горькая чаша миновала меня?

По щеке скатывается одинокая слезинка…

…Просыпаюсь от боли…

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Боль пронизывает мою правую стопу, ползет вверх и обжигает икру. Меня охватывает паника — мне кажется, еще немного — и эта судорога поднимется до самого горла. Лихорадочно вспоминаю