Путь. Поиск Истины в Мире Лжи - Сергей Баранов

О сектантстве в общем можно сказать, что это эпидемия, вирус духовной пустоты, носителями которого являются современные самозванцы с нарциссическим расстройством личности, вокруг которых собираются толпы наивных обожателей, с нетерпением ожидающих надменных приветствий из проезжающих «мерседесов» и восседающих на троне в шелковом барахле «просветленных» учителей.

Исключения есть, и реальные учителя существуют, но их не найти за прилавками духовных ларьков. Их простой вид не заметен искателям истины, для которых громкие слова звучат убедительней тихой и скромной улыбки.

Одним из таких был Шри Ним Кароли Баба, к которому Ричард Альперт (Рам Дасс) приезжал в Индию. Рам Дасс преподавал в Департаменте психологии социальных отношений в Гарвардском университете, откуда его на пару с Тимоти Лири, лектором в том же университете по клинической психологии, выгнали за эксперименты с псилоцибином в рамках «псилоцибинового проекта». Так, однажды Рам Дасс с целью проверки учительского сана дал индийскому гуру шестикратную дозу ЛСД. Приняв все, Ним Кароли Баба продолжал так же спокойно сидеть на земле, завернутым в покрывало, по-прежнему улыбался и говорил о любви как о главном. Рам Дасс был впечатлен и стал его учеником. Наслушавшись такого рода историй, я очень хотел повстречать людей, знакомство с которыми не сулило бы мне разочарований.

Компьютерные курсы для похоронного агента

По истечении семи месяцев моего пребывания в Аполо меня лишили той мизерной стипендии, которой не хватало даже на пропитание без подработок: заготовки дров, копания траншей, оказания помощи по ведению хозяйства богатым студентам и т. д. Мой новый статус «безработного» сильно огорчал супругу.

Неожиданно я получил сообщение от одной студентки, которая трудилась в соседнем городе, о каких-то компьютерных курсах, по окончании которых обещали предоставить работу. Я поговорил с женой и объяснил ей, что интуитивно чувствую, что непременно должен записаться на эти занятия, хотя тематика их мне так же чужда, как, к примеру, балет. Она напряглась, так как эти трехмесячные сомнительные курсы стоили пять тысяч долларов, а средствами в данный момент располагала только она, к тому же мой английский был явно недостаточен для какого-либо общения в принципе. Я пообещал, что деньги отдам в любом случае. В результате она дала согласие, и я записался на занятия.

Курсы вела афроамериканка, которой я почему-то сразу не понравился. Я не понимал, о чем она говорит. Шли дни, а я так ничему не учился. Мои вопросы ее раздражали. Желание посещать курсы у меня окончательно пропало, но мысли о долге жене и оказанном доверии заставляли продолжать это бессмысленное, как я уже понял, занятие.

Прошло три месяца. В последний день всем выдали сертификаты сомнительного содержания. Мои мысли о том, что деньги потрачены зря, прервала информация о предстоявшей ярмарке труда в Сакраменто, где будут представители многих фирм.

Вернувшись домой, я поделился грустными мыслями с женой и предположил, что ехать мне завтра в Сакраменто смысла нет, так как за последние три месяца я мало чему научился, что моих знаний, пожалуй, не хватит даже для заполнения анкеты. Жена сказала, что это был мой выбор и она ничего плохого не видит в том, чтобы я посетил это мероприятие. Согласившись, на следующий день поехал на ярмарку вакансий.

Прибыв в Сакраменто, я нашел нужную мне гостиницу, припарковался. От ее главного входа тянулась очередь, по своей длине сравнимая разве что с очередью в мавзолей В. И. Ленина. Желающих найти работу были сотни. Все стояли с серьезными лицами, в черных костюмах и галстуках, в руках держали дипломаты. И хотя мой вид явно не соответствовал ситуации, все же, переборов предрассудки, я присоединился к толпе безработных. Простояв часа полтора, я попал в зал, где вдоль стен стояли столы, а за ними сидели представители фирм. Проходя между столами, я задавал им вопросы, но, очевидно, мой английский не вызывал большого ко мне интереса ни у кого. Я решил, что раз уж приехал, то пройду эту пытку до конца. Почти завершив круг по залу, я дошел до стола, у которого стояли люди в черных костюмах, у одного из них на пальце сиял большой перстень. Я спросил, чем здесь торгуют, на что человек с перстнем вежливо произнес «prearrangement», но что означало это слово, я не знал. Я также вежливо его поблагодарил и пошел дальше. Мне вслед он поинтересовался, что у меня за акцент. Я ответил, что русский. Он на мгновение задумался и сказал, что в Сакраменто живет большое количество русских, и пригласил меня приехать к ним в офис в понедельник, после чего дал мне свою визитку и попрощался, пожав мне руку.

Когда я вернулся домой, то попросил жену объяснить значение непонятного слова. Оказалось, что «prearrangement» – это заранее подготовленный план погребения, другими словами, забота о своем погребении еще при жизни, включающая выбор места и формы собственных похорон. Перспектива работы, причем моей первой в Америке, в такой сфере показалась мне насмешкой судьбы.

Когда я приехал по приглашению в офис, меня провели в комнату, где стояли стол, стулья и телевизор. После появился тот самый человек с перстнем и начал разъяснять мне суть работы. Она была проста: я должен был находить клиентов и продавать им гробы и место, где их когда-нибудь похоронят. Потом он включил телевизор, вставил диск в DVD и удалился. Это был обучающий фильм, в котором агенты похоронного бюро приходили к людям в их дома и произносили некий заученный текст, после чего успешно подписывали сделку и, улыбаясь, прощались. Перед уходом мне вручили толстую самодельную книгу для изучения правил общения с клиентами. Я учился неделю, после чего мне решили показать, как все происходит на практике.

Один из агентов взял меня с собой на выезд. Прибыли мы в какой-то дом, открыла нам дверь старушка. Агент вежливо поздоровался, потом представился и спросил, можем ли мы пройти. Она пригласила нас, и мы сели за стол. Мой напарник «включился», как магнитофон, и без остановки стал выдавать зазубренный текст. Что-то я понимал, что-то нет, где-то вообще засыпал. Кончилось тем, что старушка купила свой гроб и недорогое местечко для погребения и определилась с тем, как будут производиться за все это выплаты, после чего агент вежливо с ней попрощался, пожав старушке руку и пожелав здоровья. Пока мы шли до машины, я размышлял над тем, с какой легкостью он пожелал ей здоровья, предварительно продав гроб.

Когда мы сели в машину, он самодовольно заявил, что наш «продукт» нужен всем и задача заключается только в том, чтобы напомнить людям об их последней нужде. Чтоб меня подбодрить, сообщил, что мой процент от этой сделки – триста долларов, так сказать, за участие. По дороге в офис мы больше не говорили. Меня «заработанный» процент как-то не очень порадовал: смущало воспоминание о том лицемерии, с каким мой «партнер» выдавливал слезы из своих глаз, расписывая старушке, как трудно будет ее детям скорбеть по ней, если цена ее похорон окажется для них обременительной, и насколько правильнее будет позаботиться обо всем самой. Я успокаивал себя мыслью, что, хоть весь этот процесс выглядит довольно цинично, все же в нем присутствует какой-то смысл.

Дело в том, что в Америке похороны стоят тысячи долларов, и для людей, которые живут от зарплаты до зарплаты, а это большинство американцев, такие внезапные траты на похороны близких могут оказаться не по карману. Ведь, действительно, сколько слышишь печальных историй о том, как кому-то не на что похоронить любимого, родного человека? В общем, найдя в моем новом занятии что-то хорошее, я решил продолжить работу.

Шли недели. Я ходил по домам, стучался в двери и напоминал людям о том, о чем они помнить хотели меньше всего. Кто-то крестился, услышав мои предложения, и с испуганным видом захлопывал дверь, кто-то орал и не пускал меня на порог, кто-то все-таки приглашал войти, терпеливо меня выслушивал и даже с интересом рассматривал картинки гробов в глянцевом журнале, кто-то спорил с женой о том, кому лежать наверху, а кому внизу в случае приобретения двухъярусного склепа. Некоторые хотели место в теньке и подальше от дороги, как будто в гробу им будет жарко от солнца и шумно от проезжающих машин. В общем, работать в таких условиях мне было тяжело, и я решил, что так больше не могу.

Последней каплей был один случай, когда всех работников похоронного бюро пригласили в главное здание конторы, где я раньше не был, на встречу с руководством. Я пришел в назначенное время. Мне велели подняться на второй этаж, там меня направили дальше. Войдя в большую комнату, я увидел агентов в черных костюмах, которые как саранча поедали бутерброды. Они громко смеялись с набитыми ртами. Я решил подождать за дверью.

Проходя мимо одной из комнат, я увидел гроб, в котором лежала пожилая женщина. В этот момент я вспомнил того агента, с которым поначалу ездил по домам, где он со слезами на глазах произносил вызубренный текст, вспомнил, каким довольным он выходил от очередного клиента, радуясь сделке. Это воспоминание и долетавший смех пожирателей бутербродов заставили меня принять решение, которое уже давно во мне зрело.