Ураган мысли (Повести.) - Вадим Проскурин

- Во-вторых, - сказал я, - доказательства бытия божьего могут доказать только существование в мире чего-то божественного, но ничего не говорят о природе того, чье существование доказывается. Ни одно из доказательств Фомы Аквинского не утверждает, что Христос существует, а, скажем, Аллах, не существует. По-моему, вообще невозможно доказать, что бог удовлетворяет требованиям, предъявляемым к нему какой-либо религией. Если подходить к вопросу существования бога чисто логически, может оказаться, что истинный бог - это бог племени Мумбо-Юмбо. То есть, с точки зрения чистой логики, бог Мумбо-Юмбо существует не менее, чем существует бог-отец или бог-сын. В-третьих, Фома Аквинский не придумал ничего нового, все его доказательства, были ранее сформулированы Секстом Эмпириком, который доказывал существование римских богов. И, наконец, Фома Аквинский сам говорит, что доказательства нужны еретикам, а истинно верующему человеку они ни к чему.

- Так какой вы делаете вывод из всего этого? - спросил Отрепьев. - Доказательства бытия божьего, на ваш взгляд, пустая игра ума?

- Ну… я бы не стал это формулировать так категорично…

На самом деле я бы сформулировал это еще более категорично, может быть, даже нецензурно, но семинар по философии - не самое лучшее место для выражения своих мировоззренческих взглядов. Получить зачет по философии непросто и в обычных обстоятельствах, а если преподаватель заподозрил тебя в атеизме, так и вовсе тяжело. Я запоздало подумал, что зря я все это сказал, надо было ограничиться благоглупостями из учебника.

Отрепьев спросил, не хочет ли кто-нибудь из группы высказаться по поводу моих рассуждений. К моему удивлению, желающий нашелся. Это был староста нашей группы Андрей Соколов. Если бы Хетфилд лично знал Андрея, он посвятил бы ему «Holier that thou», до знакомства с Андреем я не встречал ни одного столь правильного молодого человека, притом правильного в худшем смысле этого слова. Андрей всегда говорил правильные слова, всегда думал правильные мысли и всегда совершал правильные поступки. Его мысли и слова почти всегда банальны, его поступки стандартны, его личность абсолютно сера, но он об этом даже не подозревает. Узел его галстука всегда идеально завязан, рубашка идеально бела, а прическа - идеально расчесана. Он истово верит в православие, он искренне одобряет капитализм, короче, представляет собой ожившую статую идеального юноши.

Андрей говорил долго и сумбурно, и из его речи следовало, что, хотя я сказал все правильно, он со мной в корне не согласен. Да, бог неисповедим, непостижим и недоказуем, но это все есть проявления божьего величия, а вовсе не повод усомниться в его вездесущии и всеблагости. Приплетать к божьему имени механическое движение - это механистический материализм, который ругал даже Ленин (не верю, что Андрей прочитал хотя бы слово из Ленина), а описывать божьи деяния через радиоактивный распад - это даже не позитивизм, а просто нелепость. Сомневаться же в бытии бога-сына, равно как и бога-отца, просто неприлично для русского человека. До какой степени нужно закоснеть в атеизме, чтобы вопрос о существовании бога был неактуален? Если бога нет, тогда можно все, и тогда все правила морали теряют смысл. Да и вообще, если бы Игорь увидел, как Христос кормит многотысячную толпу людей пятью хлебами или как превращает воду в вино, он бы и то не поверил в то, что видит.

И тут я внезапно вспомнил то, что мучительно пытался вспомнить все утро. Это возникло перед моими глазами, как картинка с виртуального дисплея. Вот я зачем-то зашел на Пашкину кухню. Вот я наливаю воду из-под крана в пустую бутылку из-под водки, а Егор сидит за столом с сигаретой в руке. Вот я делаю руками магические пассы, говорю «крибле-крабле-бумс» и глупо ухмыляюсь. Егор смеется, а в бутылке по-прежнему вода. Я искренне возмущаюсь, я хочу, чтобы в бутылке было вино. Я сбивчиво объясняю Егору, что теперь могу творить чудеса, а он соглашается со мной и смеется. Я тоже смеюсь. Я говорю на этот раз «рэкс-пэкс-пэкс», и Егор закатывается в хохоте. А потом я вижу, что в бутылку теперь налито нечто красное. Я отпиваю - это вино. Егор отпивает, соглашается, что это вино, и говорит, что пустых бутылок на кухне много, а вина мало. Я делаю много-много вина, литра два-три. Появляется Пашка, мы квасим. Потом провал в памяти, и следующий кадр - я лежу около дивана и страдаю от жажды.

Я заметил, что больше не страдаю от похмелья, и, как только я это осознал, оно вернулось и навалилось с новой силой. Я мысленно цыкнул на алкоголь, разлагающийся на составные части в моей крови, и он куда-то делся. Мне показалось, что он обиженно скулит что-то неразборчивое.

Я оглядел себя мысленным взором и понял, что я небрит, помят и растрепан, и выражение лица у меня тоже помятое. Теперь стало понятно, почему аудитория встретила мою речь улыбками. Заходит, понимаете ли, в аудиторию опоздавший мальчиш-Плохиш-только-что-из-под-стола с красными глазами, и начинает излагать свои насквозь еретические философские взгляды, даже не удосужившись вытащить узел галстука из-под уха. Прямо-таки иллюстрация того, каким не надо быть российскому студенту. Я покраснел. Я подумал, могу ли я усилием воли привести себя в приличный вид, и решил, что, независимо от ответа, это делать не надо. Если я без видимых причин превращусь из иллюстрации плохого студента в иллюстрацию хорошего студента, это вызовет, мягко говоря, удивление.

Поэтому я ограничился тем, что поправил галстук, разгладил наиболее вызывающие складки моего костюма и укоротил на треть щетину, буйно проросшую на моем лице. Я огляделся по сторонам, и вовремя, Андрей как раз закончил свою речь.

Отрепьев спросил, кто еще хочет высказаться, и, совершенно неожиданно, высказаться захотела Маринка. Она сказала примерно следующее. Да, конечно, истинно православный человек не должен сомневаться в существовании бога, он даже не должен задумываться об этом. Но философ тем и отличается от нормального человека, что задумывается о тех вещах, о которых обычный человек не стал бы задумываться. А когда человек задумывается о том, о чем ему не стоило бы задумываться, человек может додуматься до чего угодно. Да, Игорь наговорил много лишнего. Но любой человек, который учится, совершает ошибки, как говорится, не ошибается только тот, кто ничего не делает. А Игорь не философ, он учится быть философом, как и все мы. Игорь попытался самостоятельно осмыслить вопросы бытия божьего, и, пусть он и пришел к неверным выводам, Андрею не стоило переходить на личности и так резко высказываться (он, значит, перешел на личности? прослушал…). Как Андрей ни пытался, он так и не смог ничего противопоставить логике Игоря, и это естественно - Фома Аквинский не зря сказал, что в вопросах религии следует применять не логику, а веру, а логика - это для еретиков. А когда еретики собираются вместе и начинают рассуждать логически, они не могут придумать ничего, кроме ереси. И неудивительно, что на этом семинаре мы обсуждаем такую ерунду, не имеющую никакого отношения к философии.

Отрепьев спросил, считает ли Маринка, что научный аппарат философии непригоден для обсуждения теологических вопросов и вообще философия - это ересь. Маринка ответила, что философию она не считает ересью, но она считает, что религиозные вопросы следует обсуждать с использованием научного аппарата религии, и что она также считает, что для всякого истинно религиозного человека это совершенно очевидно. Отрепьеву ничего не оставалось, кроме как согласиться с этим банальным утверждением. Он не стал ввязываться в спор, ощутимо попахивающий ересью, а вместо этого спросил меня, что я думаю по этому поводу. Я сказал, что думаю в точности то, что сейчас сказала Маринка, но не смог это так хорошо сформулировать из-за собственного косноязычия, за которое я запоздало извиняюсь. Отрепьев удовлетворился моим ответом и спросил, что думает по поводу всей этой дискуссии господин Соколов.

Господин Соколов извинился передо мной за то, что перешел на личности. Он попросил меня не держать на него зла, но так говорили только его губы, а глаза говорили совсем другое. В общем, все пришли к мирному согласию, и разгорающийся скандал затух, так и не успев разгореться. Отрепьев стал задавать вопросы другим студентам, и эти вопросы были не столь глобальны, и касались второстепенных частностей трудов Фомы. На меня больше не обращали внимания и я, воспользовавшись этим, укоротил свою щетину еще наполовину, а заодно убрал красноту с глаз и перегарный запах изо рта. Теперь я выглядел почти прилично.

В перерыве я подошел к Маринке. Она критически посмотрела на меня, приблизила свое лицо к моему, и шумно втянула воздух. Ее глаза тревожно расширились. Я подумал, что убирать алкогольный запах не следовало.

- Игорь, ты что, употребляешь наркотики?