Долгий сон - Ричард Райт

Крис сочувственно посмотрел на Пупа и усмехнулся.

— Сходил бы и ты вымыл, — сказал он.

Рыбий Пуп и сам рад был бы побежать следом за друзьями, но его сковал стыд. Спустя немного он оглянулся и бросился наутек под несносный хохот Криса. Дома он влетел в ванную, пустил воду и, схватив мыло, принялся с ожесточением намыливать ладони. Смывая пышное облако мыльной пены, он мысленно увидел «то самое» место, чудовищно искаженное воображением, и словно бы выпачкался опять. Пришлось намыливать руки заново. Сложив ладони, он набрал полную пригоршню блестящих мыльных пузырьков.

— Пуп! — позвал материнский голос.

Он виновато вздрогнул.

— Ну?

Из-за дверного косяка выглянуло ее лицо.

— Ты чем тут занимаешься?

— Мою руки, — огрызнулся он.

— С чего бы это? — спросила она удивленно.

— Выпачкался, — буркнул Рыбий Пуп.

Она внимательно посмотрела на него и засмеялась.

— Первый раз вижу, чтобы сам мылся, ведь не допросишься, — сказала она, уходя.

Насупясь, он вытер руки — ощущение, что они грязные, все не проходило — и побрел на крыльцо. Хоть бы никогда в жизни не видеть больше приятелей, задразнят вконец, это уж точно. И почему все у него вечно выходит не так?

— Пуп, — окликнула его мать.

— Чего?

— Почевокай мне, ишь, взял моду, — прикрикнула она.

— Что, мам? — поправился он.

— Что случилось-то? Вроде ведь ты с ребятами играл…

— Ну, играл…

— Подрались или еще чего?

— Да нет, — промямлил он, отвернувшись.

— Ладно уж, человечек, — смешливо сказала мать. — Не хочешь, не говори.

Она ушла, закрыв за собою дверь. Его душила злость, а на кого — он и сам не знал.

V

Август, воскресный вечер. Бархатную звездную темень желтыми полосками расчертили светляки. По канавам, в сорной траве, надрывались лягушки, звенели сверчки. Гулко катились в душную ночь удары церковных колоколов. Там и сям лужицами мутного света проступали газовые фонари.

Рыбий Пуп стоял на ступеньке крыльца и ждал, когда же уйдут из дома родители — после кино они собирались на «Птичий двор» к Франклину «посидеть, закусить», и, значит, можно будет свободно выйти на угол к фонарю потрепаться с ребятами. Он прислушался, склонив голову; на горизонте прогремел мимо экспресс «Дикси», трижды огласил стенанием влажную мглу.

Из дверей показались отец с матерью.

— Чтоб в десять ты был в постели, Пуп, — сказал отец. — Ну, счастливо.

— И свет погаси, не забудь, — сказала мать.

— Ладно, мам. Счастливо, — сказал он.

Не успели они отойти, как он уже мчался во весь опор вдоль квартала. Так и есть: в раструбе, высвеченном фонарем, стояли Зик, Сэм и Тони.

— Гляди, а вот и Пуп. Ты его спроси.

— Во, правильно. Спроси давай.

Его дружки о чем-то спорили, ожесточенно, до хрипоты, за общим гамом Рыбий Пуп не мог разобрать отдельных слов.

— А ну, тихо все! — гаркнул Зик.

— Ты только не говори ему ничего, понял? Спроси, и все, — запальчиво предостерег Сэм.

— Ага, точно, — поддержал его Тони.

— Да что такое тут у вас? — спросил Рыбий Пуп, переводя взгляд с одного на другого.

— Разговор вышел, вот интересно, как ты посмотришь на это дело, — объяснил Зик.

— Да? А насчет чего? — спросил Рыбий Пуп, польщенный.

Зик прочистил глотку, давясь смехом.

— Пуп, охота тебе, например, ехать в Африку?

Рыбий Пуп сморгнул, оглядывая одно черное лицо за другим.

— Куда-куда? — переспросил он. — В Африку? А на кой?

Зик и Тони, помирая со смеху, затопотали ногами. Сэм потемнел.

— Ну? Что я говорил? — с торжеством выкрикнул Зик.

— Ох и рожа у тебя была, Пуп, когда ты услышал слово «Африка»! — закатывался Тони.

— А кто едет в Африку-то? — спрашивал Рыбий Пуп, стараясь докопаться до сути спора.

— Никто, одни дураки! — веско проговорил Зик.

— Ослы одни, больше никто! — проворчал Тони.

— Ни фига вы, ниггеры, не соображаете! — бросил им Сэм.

— Это кто ж это ниггер? — сжимая кулаки, спросил Зик.

Сэм смерил его свирепым взглядом. Неужели бросит Зик самое страшное из оскорблений, подумал Пуп.

— Ниггер — это черный, который не знает, кто он есть. — Сэм предпочел выразить свое обвинение обобщенно.

— Ты не меня ли вздумал обзывать ниггером? — с угрозой наседал на него Зик.

— А разве ты не знаешь, кто ты есть? — не отступал Сэм.

— Само собой знаю.

— А знаешь, так чего спрашиваешь? — резонно возразил Сэм. — Ниггер — это черный, который не знает, кто он есть, потому что у него мозгов не хватает на это.

— Подумаешь, ученый какой, — скривил губы Тони.

— Когда ты знаешь, что такое ниггер, ты уже больше не ниггер, — рассуждал Сэм. — Тогда ты становишься человеком! Это белым так надо, чтобы черный думал про себя, что он ниггер…

— Чушь собачья! Запудрил тебе мозги твой папаша, — сказал Тони.

— Мало у тебя старик повредился на Африке, так сам, рад стараться, всё повторяешь за ним, как попугай, — объявил Зик.

— Да о чем у вас разговор-то? — в беспокойстве, ничего не понимая, спросил Рыбий Пуп.

— Сэм болтает, что будто нам охота быть белыми, — огласил предмет раздора Зик.

— А скажи нет! — подтвердил свое заключение Сэм.

— Зачем зря говорить, Сэм? — спросил Рыбий Пуп. — Черные мы…

— Волосы вы себе выпрямляете, так? — едко спросил Сэм.

— Ну а при чем тут, что мы стараемся стать как белые, — возразил Зик.

— При том! Для чего ж вы трете себе головы щелоком и мятой картошкой? — презрительно спросил Сэм. — Губите волосы, только чтоб стали прямые, как у белых!

— Вот еще! Просто так красивей, — сказал Тони.

— Оттого что, по-вашему, у белых красивей волосы, а у белых они прямые, — заявил Сэм.

— БРЕХНЯ ЭТО ВСЕ! — крикнул Зик.

— Очень надо, чтобы волосы были как тюфяк, — сказал Тони.

Рыбий Пуп беспокойно переступил с ноги на ногу. Он тоже выпрямлял себе волосы, так ему больше нравилось, однако у него не было никакого желания вдумываться, что его побуждает их выпрямлять.

— Стыдно вам, что вы черные, больше ничего, — напрямик обличил их Сэм.

— Кончай, Сэм, что ты заладил, — тревожно попросил Рыбий Пуп.

— Правду вам неохота слушать, вот что, — осуждающе сказал Сэм.

— А уж кто, как не Сэм, знает правду, — прибегнул к личному выпаду Зик, — папа-то в дворниках состоит, шутка ли.