Усы, лапы и хвост (СИ) - Печёрин Тимофей Николаевич

В приют пожаловала молодая пара. Темноволосая девушка, в своих тесных брюках и высоких сапогах казавшаяся неестественно тонкой, и парень в ветровке и джинсах. Простой парень неприметной внешности — в былые времена я мог пересечься с ним на улицах города раз двести и не запомнить.

В былые времена… Теперь же мне стало не до сличения примет. О, интересовало меня нынче совсем другое. Важно было, что девушка зашла в приют, дабы приобрести кота. Именно кота, не собаку и даже не кошку. Ну а парень всячески пытался ее разубедить. Чем вмиг заслужил мою неприязнь.

К счастью, повлиять на решение своей «второй половинки» он не сумел. И более того, сам же себя и подвел под поражение — перейдя в этом споре на повышенные тона. Увы, разница темпераментов оказалась не в его пользу: тайным боевым искусством Высокого Голоса девушка владела несоизмеримо лучше. Враз сникнув, парень лишь молча бестолково топтался рядом.

Проходя мимо вольеров и бросая по сторонам беглые взгляды, парочка наконец-то добралась и до нашей решетки.

— Тут целых два кота, — пробормотал парень вполголоса и, как могло бы показаться, смущенно.

— Что, с бабенкой своей ходишь? — обратился к нему, враз оживившись, мой безумный сосед, — а я ведь тоже так… когда-то. И тачка у меня была… девчонок на ней катал. Не веришь… или не понимаешь?

Увы! Горестные его слова понимал в тот момент лишь я. А для людских ушей голос бедняги звучал как гневное шипение и урчание, не более.

— По-моему, он бешеный, — прокомментировала девушка… и тут в поле ее зрения нечаянно оказался я, — о… я лучше этого возьму. Полосатенького.

— Ладно, — все так же тихо сообщил парень, — я у машины подожду.

Вроде как смирился с неизбежным.

4. Новый дом

Всего ничего прошло времени — и прежний мой мрачный настрой да вся эта галиматья ассоциаций с чистилищем и адом теперь вспоминались с улыбкой. Последняя, между прочим, доступна и котам… правда, не всегда заметна со стороны.

Что ж, если сравнивать мое новое место жительства хоть с приютом, а хоть даже с магазином, то на райские кущи оно вполне тянуло. За вычетом, понятно, тех нескольких часов, что были потрачены на визит к ветеринару. Приютившая меня девушка… не назову ее хозяйкой, ибо не может одно разумное существо быть хозяином другого. Так вот, приютившая меня девушка обитала в уютной, со вкусом обставленной двухкомнатной квартире, оказавшейся вдобавок довольно просторной. Моя, во всяком случае, тоже не будучи нищенской каморкой, уступала ей и метражом, и меблировкой. «И откуда у людей деньги?» — задался я на этот счет совсем не кошачьим вопросом.

Как узнал я еще в дороге, девушку звали Гулей. И эта Гуля, честь ей и хвала, к заботе о моей скромной четвероногой персоне подошла с вдохновением на грани фанатизма. После осмотра ветеринара и пары прививок я был, несмотря на сопротивление, хорошенько отмыт, высушен феном и расчесан. И получив после всего этого награду за терпение — блюдце молока с накрошенной в него колбасой, — я впервые за много дней смог расслабиться. По-настоящему. Так, чтоб не думать вообще ни о чем и почти ничего в этой жизни не опасаться.

И как-то сами собой улетучились и сны о прежней жизни, докучавшие мне в приюте.

Уходя по утрам на работу, Гуля никогда не забывала накормить меня да снабдить едой и молоком впрок. А по возвращении непременно спрашивала, как прошел мой день («уж всяко легче, чем твой»), снова кормила… не забывая при этом и о физической форме своего питомца. Для поддержания последней в ход пошли: маленький мячик, пара пластмассовых шариков да шнурок с привязанным к нему бантиком. Со всем этим добром мы могли играть не менее получаса.

Иногда, впрочем, Гуле бывало не до игр: возвращаясь усталой, она в изнеможении ложилась на диван, принимаясь разглядывать очередной журнал. Из тех, что печатаются на дорогой глянцевой бумаге и в которых цветные картинки занимают в разы больше места, чем текст.

Подсаживаясь рядом, я, одновременно настойчиво, но с осторожностью, принимался теребить ее передней лапой. «Хватит валяться, давай поиграем», — пытался сказать я ей этим, поскольку сам-то устать за день не мог при всем желании. Да только, увы, в такие моменты сообразительность отказывала Гуле напрочь. «Я тоже соскучилась по тебе, Полосатик», — только и могла ответить она, легонько поглаживая меня по шерсти.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Что ж. Если не считать этой дурацкой импровизированной клички, теперешнее мое существование омрачали всего два момента. Во-первых, как ни крути, а я по-прежнему пребывал в кошачьей шкуре. И в прежнюю, человечью, возвращаться, увы, не спешил. А во-вторых, меня почти открыто невзлюбил Виктор — не муж, но постоянный парень-бойфренд-ухажер Гули.

Уж не знаю, чем я мог досадить ему. Возможно, неприязнь Виктора распространялась на весь животный мир сразу. Или не на весь, а на одних лишь бродяг, разносящих-де заразу. А может, в нем занозой сидела досада за свое хоть мелкое, но поражение — тогда в приюте. Оттого, что сказал «нет» на идею своей второй половинки завести домашнего питомца, но половинка это «нет» безжалостно проигнорировала. Не послушалась глупая баба своего самца, ах как обидно!..

Наконец, я даже допускаю, что свою роль здесь сыграла ревность. Вернее, какая-то ее особо извращенная форма, когда любая другая особь мужского пола рядом с твоей благоверной воспринимается как соперник. С людей, чьи головы, как известно, населены тараканами, станется!

Как бы то ни было, а лицо Виктора омрачалось всякий раз, когда в поле его зрения попадал я. Лицо омрачалось, а голос грубел, недовольно шепча: «опять ты!» с крепким словцом в придачу. От Гулиного ухажера мне было легче дождаться цитат на латыни, чем хотя бы символической ласки. О том же, чтобы, к примеру, угостить меня чем-нибудь за столом, и вовсе речи не шло.

Одно радовало: визиты Виктора были довольно редки. Не чаще раза в неделю. Большего он, человек без постоянного заработка (иначе говоря, раздоблай) позволить себе не мог. Как судьба могла свести его со столь успешной девушкой, как Гуля — непонятно. Видимо, противоположности и впрямь притягиваются.

Зато едва этот хмырь переступал порог нашей с Гулей квартиры, как в нем просыпался Хозяин. Не в смысле ответственности — исключительно в плане власти. Ни перечить открыто второй половинке, ни причинить мне физического вреда Виктор, правда, не решался, зато не скупился на претензии и замечания. В том числе и в мой адрес.

«Этот кот шерсть везде оставляет!» — вместо «здрасьте» говорил он, завидев меня. Как вариант: «почему этот кот занял мое кресло?» Или «выгони-ка этого кошака — мешает!»

Собственно, «мешать» я мог в двух случаях. Либо на кухне, когда его мужичество изволили прошествовать туда для ужина — либо в спальне. То есть ближе к той фазе свидания, ради которой черти и приносили Виктора к Гулиному порогу. И вот уж здесь хозяйка квартиры шла-таки хахалю навстречу, запирая комнату на шпингалет. Изнутри. Меня при этом оставляя снаружи. Иди, мол, погуляй!

Было ли мне обидно? Ну нет, подобных поводов для поднятия самооценки я этим двуногим не дам. Однако имелось ощущение легкого предательства. Со стороны той, что меня приютила и стала мне если не хозяйкой, то уж точно другом. И она же, хоть в данном, пустячном для меня, вопросе становилась на сторону — кого? Этой грубоватой похотливой бестолочи?! Этого неприятного типа, которому даже безобидный я встал поперек горла?

Обижаться действительно было ни к чему; выводы делать — тоже без толку… если оными же и ограничиться. Куда более уместным мне показалось бросить этому супостату вызов. Отыграться. Отвоевать у него квартиру во благо меня и Гули. В конце концов, ей тоже нет от Виктора ни малейшего проку. Одни убытки: сам видел пару раз, как он занимал у возлюбленной деньги. Занимал, да не отдавал, а Гуля и не настаивала. Любовь, знаете ли, слепа. А слепотой чужой люди издревле пользовались во всяких недобрых целях.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Любовь слепа… но я-то зряч! Потому и вынашивал план мести, решившись в конце концов и на его воплощение.