В борьбе за Белую Россию. Холодная гражданская война - Окулов Андрей Владимирович

Летом над «трофейным лесом» летают пожарные самолеты. У каждого под крыльями — две картонные бочки с водой. Заметит летчик в лесу дымок — и сбрасывает на возможный очаг возникновения пожара свой мокрый груз. Однажды группа трофейщиков развела костер — отдыхают, кашу варят. А самолет-пожарник костер заметил, спикировал — и стоят трофейщики все мокрые у потухшего очага. Один парень не стерпел, схвати винтовку — и прилетел летчик на аэродром с пулевой пробоиной в крыле.

Раскопала трофейная группа немецкий блиндаж с эсэсовским обмундированием. Оно неплохо сохранилось. Нарядились, каски подобрали и вышли на шоссе. Едут машины, вдруг — из леса выходит отряд эсэсовцев и строем идет но дороге! Водители чуть с ума не сошли. Интересно, что они потом дома рассказывали — что встретили заблудившихся с войны немцев?

Основные инструменты трофейщика — щуп и крюк. Щуп — это деревянная жердь с привязанным на конце шомполом. Крюк — тот же шомпол, только согнутый. Подходит трофейщик к воронке от снаряда, видит — грунт тинистый. Значит — можно искать. В тине металл сохраняется хорошо, она воду не пропускает. Трофейщик начинает втыкать щуп в края воронки и слушать — по звуку нужно определить, дерево или металл. И какой металл. Если звук подходящий, в воронку запускается крюк, которым извлекается — винтовка, автомат, каска и так далее.

Редкая, но цепная вещь в этих местах — маленький переносной насос. Им можно откачивать воду из воронки, и тогда работа облегчается. Но достать насос и спрятать его так, чтобы не нашла конкурирующая группа или саперы, — непросто.

Блиндаж — это поросший кустами холм. В случае обнаружения есть два способа добраться до содержимого: раскопать слой земли, а он может быть не один метр толщиной, или — взорвать. Второй способ проще — мин и снарядов вокруг достаточно. Но если в блиндаже окажется склад боеприпасов и они сдетонируют, осколки, комья земли и камни могут накрыть взрывавшего на довольно далеком расстоянии. В таких случаях «взрывники» надевают на голову каски и выискивают трос для инициации взрыва подлиннее.

Зачем все это? Для некоторых — романтика: съездить в лес, пострелять из боевого оружия. Для некоторых — заработок. Они могут стать настоящими экспертами но оружию. Хорошо сохранившийся немецкий пистолет «вальтер» или «парабеллум» на черном рынке стоил в то время до 70 рублей. Столько же — пулемет. Повезет, если удастся найти знаменитый «МГ-42». Брат Евгеньича, сам старый трофейщик, рассказывал, что очередью из него подстригал кусты. «Только лента руку царапает — слишком высокая скорострельность». Другие торгуют нашивками, значками и прочей военной атрибутикой. Самый мерзкий вид — мародеры-гробокопатели, эти за золотыми зубами охотятся.

Наши проводники — как будто оружейники. Но много о себе не рассказывают, нас не расспрашивают. Здесь, в лесу, — свой кодекс поведения.

Мы сюда приехали совсем за другим.

В конце семидесятых наметился конец диссидентского движения. Многие эмигрировали, другие — в лагерях. Шеф КГБ Юрий Андронов, чувствуя скорую смерть Брежнева и свое вступление на партийный престол, чистил страну от оппозиционных элементов с особым усердием. «Разрядка» кончалась, на протесты Запада обращали все меньше и меньше внимания — скоро начнется Афганистан и новая «холодная война».

Капитан КГБ Виктор Орехов, тайно помогавший диссидентам, предупреждал о предстоящих арестах, было известно даже, в каком порядке кого будут арестовывать. Не избежал этой участи и он сам.

— Сколько это продлится? — спросил я у Евгеньича.

— Один год.

— Не может быть, почему?

— Экономика разваливается. Правительство отказывается проводить реформы, наоборот, — наступает новый «зажим». Скоро все это кончится хаосом. Нам нужно только переждать этот период. Для этого необходима база, где можно будет отсидеться, наладить типографию…

— Год? Не верю. Спорим на рубль, что это продлится дольше?

Мы поспорили. Но базу нужно было строить.

Когда улеглись спать на полу избушки, я положил карабин рядом.

Проснулись. Первым делом стер с него рукавом росу и вышел наружу. Утро обещало еще один мокрый день. Не вставать же в «трофейном лесу» по будильнику. Березу — на мушку. Огонь!

Возле тропинки через болото, покосившись, стоял вросший в мох ржавый миномет. Проходя мимо, я толкнул его рукой. Он скрипнул суставами и уставился жерлом в сторону лагеря.

Привал — возле колодца. Его немцы вырыли. Неподалеку — брошенная ими походная кухня. В стороне, за деревьями — немецкое кладбище. Ряд обложенных кирпичом могил. Они собирались своих после войны в Германии перезахоронить — немецкий порядок…

Отправились с Хозяином взглянуть на окрестности. Поляна изрыта воронками. Вокруг, между чахлых кустов, на кочках, в траве — черепа, черепа, черепа…

Это — наши. Семьдесят девятый год. Тридцать семь лет они лежат здесь незахороненные. А Брежнев переиздает книгу своих военных воспоминаний.

Я поднял на краю воронки черную летучую мину: «Может, пригодится?»

— Осторожно, она в хорошем состоянии! Уронишь…

Я бережно положил ее на землю.

Место для базы выбирали так, чтобы никто случайно не набрел. Краем озера идти до толстой березы на мыске, потом — направо, и пройти напрямик, через густой еловый лес. Мертвый. Почти все деревья сухие.

Выбрали пять елей и начали прибивать жерди прямо к ним. База получалась пятиугольная, смахивала на Пентагон.

Прежде чем разжечь костер на новом месте, Хозяин несколько раз ткнул в землю шомполом.

— Это здесь не лишнее. Бывало так, что разожгут неопытные трофейщики костер без проверки грунта, а там — снаряд или граната. Земля разогреется, и ужинать будет некому.

Мои знакомые обезвредили восемь мин-летучек, просверлили дырки и положили в костер, чтобы тол выплавить — он от огня не взрывается, только горит. Но одна из мин была с дополнительным детонатором — проглядели. Рванули все восемь. Так что ты думаешь? Никого даже не ранило, хотя все сидели вокруг костра и сушили одежду. Они попали в «мертвую зону» взрыва — всех контузило и разбросало по кустам как семечки. Одежду — в клочья. А другие четверо — отправились «копать», один ткнул щупом и попал, видимо, прямо во взрыватель — всех наповал. Кому как повезет…

Спрятались хорошо. Со второго раза сам Хозяин базу не нашел! Ходим по лесу, ломаем ветки, а ее — нет нигде.

— Постой, напротив выхода к нашему месту из воды три гнилых дерева торчало!

Точно. Вышли на берег, добрались до трех деревьев и быстро нашли «Пентагон».

Хозяин в знак уважения к моей находчивости подарил два патрона. Братец повесил на сук свою кожаную куртку и сказал, что в виде сувенира желает носить на спине пулевые пробоины.

Одну организовал я, вторую — мать. Она стреляла не хуже сыновей.

Казалось, что даже солнце над этим лесом светило бледно. Я перебросил брезентовый ремень карабина через шею, одну руку положил на ствол, вторую — на приклад. Удобно. Почему серые сюда за грибами не ходят? Спросить бы сейчас у кого-нибудь из них: «Какой калибр? Кстати, ты тут художника с бородой не видел?»

Тут советской власти нет. Она — там, возле шоссе, начинается. Здесь — «независимая лесная территория». Полная экстерриториальность, существующая по причине того, что власть о ней просто не знает. Если узнает — карабин не поможет.

Но у нашей экстерриториальности был и другой недоброжелатель.

После моего отъезда домой оставшиеся обнаружили, что неподалеку от базы живет самый обыкновенный медведь. Днем он близко подходить боялся — чуял запах металла и пороха. Зато ночью, когда жители лагеря ложились спать, лохматый злодей начинал ломать кусты вокруг. Ребята хватались за винтовки, но медведь — тоже не дурак, попугает и уйдет: «Спокойной ночи, малыши!» Новую базу решили назвать «Медвежьей».

Разговорились с Хозяином о военной символике. Он рассказывал, что приходилось находить полуистлевшие немецкие знамена. И вдруг спросил: