Женские игры в Париже - К Енко

У меня в кармане оказался лист не очень чистой бумаги формата А-4. Иногда нужно что-то записать и я ношу с собой клочки бумаги и шариковую ручку. Потом записанное в редких случаях заношу в записную книжку, а больше всего перечитываю и храню в памяти. Память у меня отличная и не дай Бог, чтобы что-то записанное мною попало в другие руки.

На этом листке, изрядно помятом и немного залоснившемся от носки в кармане, штрихами, а художник я неважный, нарисовал лежащего на кровати человека: голова, низко лежащая на подушке, ноги чуть раскинуты, одна рука прижата к туловищу, другая немного приподнята с растопыренными пальцами. Немного подумал, и пририсовал к лежащей фигуре длинные распущенные волосы, разбросанные по подушке и груди - выпуклости, прикрытие простыней, ведь передо мной была женщина. Показал свой рисунок умирающей. Она смотрела на него до тех пор, пока могла. Наконец силы стали покидать её.

Она подняла на меня глаза и совсем тихо произнесла:

- Так, хорошо... хорошо... я, - больше она ничего не сказала. Между указательным и большими пальцами с силой зажала рисунок и пыталась поднести его к глазам, из которых текли обильные слезы. Очевидно, из-за них, она не смогла хорошо рассмотреть мой рисунок. Тело её дернулось и стало вытягиваться, потом расслабилось, и Катя испустила последний вздох.

...Я не смог разжать пальцы умершей и вырвал из её руки рисунок. Клочок чистой бумаги так и остался между её пальцев и ушел с ней в могилу. Зачем ей понадобился рисунок? Я понял: Катя хотела, умерев, ещё остаться в нашем мире, хотя бы в виде рисунка. И это удалось. Буду теперь хранить этот рисунок всю оставшуюся жизнь.

Смерть Кати навела меня на мысль: люди умирают по разному. В наше время это плохие, тяжелые смерти, чаще всего они происходят в муках. Войны двадцатого столетия, репрессии, убийства, тяжелые болезни изменили переход человека в мир иной - он умирает страдая и в сомнениях за прожитую жизнь.

Помню, в одной книжке прочитал про солдат российской армии, которых расстреливали в 1914 году за провинность перед царской властью. Их было 12. Расстреливали их в Кронштате. Дело было зимой, с моря дул сильный ветер со снежной порошей. Мороз доходил до 10 градусов. Солдат раздели на крепостном валу. Босыми ногами они стояли на смерзшемся снегу. Расстрельную команду выстроили напротив приговоренных. Опаздывал офицерский чин, чтобы отдать команду. Прошло пять, десять минут. Приговоренные стали роптать: "Замерзли, холодно, скорей бы стреляли!" В этих условиях люди торопились, чтобы их расстреляли. Появился офицер и отдал команду. Полуобмороженных солдат расстреляли.

Великий французский фантаст XIX века Жюль Верн умирал в своем доме, расположенном под Парижем. Вокруг умирающего сидели жена, дети и другие родственники. Жюль Верн лежал на кровати и молчал, молчали и все остальные. Чувствуя приближение смерти, писатель отвернулся лицом к стене, чтобы его родные не видели, как исказит смертельная судорога его черты. Перед самой кончиной ни он, ни его родственники не сказали ни слова.

Мне представляется, что совсем преждевременно умирают жестокие люди, как, например, Ленин, Гитлер или люди очень многое совершившие в жизни как Наполеон - все они не доживают до 60 лет. Когда я думал над этим, мне показалось, что чем умнее человек, тем он более жесток, т. е. у таких людей даже ум превалирует над эмоциями и чувствами. Получается, что холодный, расчетливый ум - это жестокий ум. И таких людей становится все больше и больше, эмоции и чувства человека или не развиваются в современном обществе, изолированном от природы техногенной цивилизацией, или быстро тупеют ещё с детства под бременем желаний, которых преподносит ребенку реклама, телевизор, кино.

К таким умным, но жестоким людям я отношу и дядю Колю, пахана нашего Светлого проезда. Это от него мы, компания "братанов", услышали интерпретацию слов Сталина: "Есть человек - есть проблема, нет человека нет проблемы".

- При социализме это только Сталин мог использовать, - говорил пахан. - А теперь в России все могут использовать такое положение для устранения людей. Самый лучший способ убивать человека - в подъезде, или под мостом, пахан при этом выразительно посмотрел на меня. - Но мостов в Москве на всех не хватит, остаются подъезды.

Расскажу, как он умирал.

Много людей загубил пахан, но сам смерти боялся.

Я зашел к нему домой после его второго инфаркта. Когда я увидел накрытый стол, то понял, что ему третьего, смертельного сердечного приступа не избежать.

На столе стоял пятизвездочный армянский коньяк, лимон, нарезанный и посыпанный сахарным песком, селедочка с луком и постным маслом, сыр, колбаса, фрукты и среди них редкий в то время фрукт - киви.

- Тебе же нельзя пить!

- Мало ли чего мне нельзя, я всю жизнь делал то, что другим нельзя!

- Думаешь, Косая обойдет стороной?

- Не хочется об этом думать, я смертельно устал.

- Ну что ж. Давай поговорим о другом. Тебе лечиться надо, а если помрешь, на кого нас оставишь?

- Вы уже ученые, не пропадете. Ты лучше мне скажи: есть тот, другой свет или нет?

Я уже знал, что в последнее время наш пахан часто посещает ближайшую от Светлого проезда церковь, расположенную рядом со станцией метро "Сокол". Там он раздает деньги нищим, беседует со священником, читает Библию Священное писание. Мне это было понятно. Может быть и я к концу жизни захочу поверить в Бога. Великий русский писатель Гоголь верил в Бога, а к концу жизни, помешался разумом, занялся изгнанием дьявола. В мое время наш великий писатель Солженицын призывает людей отдаться в "теплые руки Бога". Не мудрено, что такой простой человек, наш пахан, накануне смерти поверил в Бога. Он мне рассказал, что, когда Иисус Христос был распят на кресте, то рядом с ним римляне распяли ещё двух преступников - убийц, одного по правую руку Христа, другого по левую. Один из них надсмехался над Христом, другой же покаялся в своих грехах и поверил в Бога, и Христос простил его грехи. Приводя эту историю из Библии, пахан хотел, чтобы Бог простили его грехи.

Он мне сказал:

- Но именно тогда, когда уже все есть, начинаешь понимать истину: мы появились на свет, ничего не имея, кроме своей души. И когда наступает время помирать, все, что мы имеем: семья, дом, друзья, враги, богатство или бедность, все это останется здесь, а туда отправимся с тем, с чем пришли: со своей душой.

- Ты веришь в загробный мир? - спросил я.

- Верю или нет, это не важно, важно то, что туда уходят все, но никто ещё не возвращался оттуда. И меня эта неясность пугает. Я привык к конкретике и теперь из Библии знаю то, что на земле я временно, а там буду жить вечно...

- Ой ли? У тебя же много грехов, как ты сам об этом говоришь!

- В Писании говорится, что человек рождается в грехе, живет в нем всю жизнь, в нем и умирает. Главное понять это и покаяться. То, что невозможно объяснить и избежать, всегда пугает. Смерть неизбежна, а страх перед ней требует каких-то гарантий для успокоения. Жить постоянно в страхе невозможно. И я нахожу успокоение, когда прихожу в церковь. Другого способа у меня нет, или я его просто не знаю...

Пахан продолжал рассказывать:

- Во время второго инфаркта у меня случилась клиническая смерть. Она продолжалась недолго, и врачи вернули меня к жизни. Я вернулся с того света...

- Происходило это так... Я почувствовал, как с каждым вздохом из моего тела уходит жизнь... внезапно я перестал ощущать свое тело. Меня пронзила мощная волна энергии. Словно под воздействием магнита моя душа поднялась и воспарила с невероятным чувством счастья: свободна!.. С любопытством посмотрел я вниз. Внизу на кровати лежало мое тело. Я понял: там покойник. Я взглянул на его лицо: покойник - это я! Мне было совсем не страшно. Мое тело означало для меня не больше, чем выкинутое платье. Мое новое тело было удивительно легким и подвижным. Никакой боли, я чувствовал себя таким здоровым и таким совершенным... Неожиданная энергия охватила меня, и мощная сила повлекла за собою в туннель. Это была плотная, черная как смоль масса, которая вращалась вокруг меня все быстрее и все быстрее влекла меня вперед. Меня пронизывало чувство небесного покоя. И тут вдали внезапно забрезжил свет. Он становился все ярче и, наконец, превратился в мощное сияние...

- Внезапно я снова воспарил над своей постелью в больничной палате. Там внизу все ещё лежало мое тело. Я испытывал отвращение к нему. От одной мысли, что после чистого небесного бытия я должен опять влезть в это холодное, невыносимо тяжелое тело, меня охватывала тошнота. Но я знал, что должен... Когда я пришел в себя, у моей постели сидела жена и держала меня за руку.

- Теперь я знаю: во-первых, умирать не больно, и я не боюсь умереть; я знаю, что после смерти не исчезну, что я не только тело. Я - душа. И я знаю, что моя душа будет всегда. Я точно знаю, что после смерти есть душа.

Я постарался разочаровать дядю Колю и высказал свою точку зрения.