Когда боги спали - Аллан Коул

— Что это за гадость? — закричал он.

Он выхватил кукол из рук Сафара, и они вновь стали безжизненными. Он помахал ими перед лицом мальчика.

— Как ты мог дойти до такой дерзости? — рявкнул он. — Боги благословили нас этим наслаждением. И над ними нельзя насмехаться.

— Но я и не думал насмехаться, отец, — запротестовал Сафар.

Отец отвесил ему еще одну пощечину, но тут как раз появилась мать посмотреть, что произошло.

— Что случилось, Каджи? — спросила она. — Что наш Сафар натворил?

Он сердито показал ей кукол.

— Этот грязный мальчишка занимается такими вот непристойными вещами. Ведет себя как один из этих развращенных городских гончаров, а не как богобоязненный Тимур.

Мать Сафара осмотрела кукол, ничем не выдавая неудовольствия. Отец же смутился, что злость заставила его показать жене такие греховные штуки. Он быстро бросил их в ведро и собрался отвесить мальчику еще одну оплеуху.

— Ну хватит, Каджи, — вмешалась мать. — У тебя свой взгляд на эти вещи. А он больше не будет так делать… не так ли, Сафар?

Мальчик плакал, но скорее от унижения, чем от боли. Отец не так уж сильно ударил его. И потом герой, которым воображал себя Сафар, должен сносить боли и пострашнее.

— Да, мама, — забормотал он. — Я не буду так больше. — Он обратился к отцу: — Извини, папа. Я обещаю, что не буду грязным мальчишкой.

Старший Тимур что-то проворчал, но кивнул. Мальчик возблагодарил богов за то, что отец удовлетворен. И поклялся себе, что никогда не заставит отца смотреть на себя презрительно. Затем мать увела Сафара и на кухне заставила драить очаг.

Всхлипывая, Сафар ожесточенно набросился на камни, очищая их со всей своей мальчишеской силой. Постепенно он перестал хныкать. Случайно бросив взгляд на мать, он увидел, что она смотрит на него. Но не сердито и не укоряюще.

— Они получились у тебя очень здорово, Сафар, — пробормотала она.

Мальчик ничего не сказал.

— Настолько здорово, что я сомневаюсь, были ли у тебя нехорошие намерения. Это правда?

Сафар кивнул. Накатила волна слез, но он одолел ее.

— Ну а коли так, — сказала она, — тогда не переживай. Просто будь поосторожнее. Обещаешь мне?

Она раскрыла ему объятия, и он со всех ног бросился в эту теплую гавань, спасаясь от наплыва чувств. Но с этого дня занятия магией ассоциировались у него с чем-то постыдным, с тем, чем занимаются грязные мальчишки. Стыд становился сильнее по мере того, как росло его мастерство, и все сильнее привлекали эти греховные занятия. Он ощущал себя стоящим особняком от остальных людей, добрых людей Кирании с их миндалевидными глазами и небольшим ростом.

Так что, когда старуха обругала Сафара голубоглазым дьяволом, она, и сама того не желая, угодила точно в цель.

Когда Сафар и его сестры добрались до храма, жрец, Губадан, уже рассаживал учеников по местам. Он был маленьким жизнерадостным человечком, с тем самым шишковатым носом, который и вдохновил Сафара на тот постыдный поступок. Выпирающий животик жреца натягивал материю желтой мантии. Во время произнесения речей, уперев руки в бока, он постукивал по животу большими пальцами. У него была бритая голова и седая борода, которую он содержал в опрятности.

Когда Сафар вместе со всеми совершил обряд медленных телодвижений и глубоких вдохов, способствующих, как их учил Губадан, избавлению от суетности, мешающей учебе, он огляделся в поисках нового юноши. И очень разочаровался, не увидев его.

Губадан, заметив его рассеянность, рявкнул:

— Ну-ка соберись, Сафар, или я тебя отстегаю.

Все рассмеялись, позабавленные такой угрозой. Губадан был безобидным человеком, для которого ударить кого-либо сравнимо было с осквернением алтаря Фелакии. Хоть он и обучал их боевому мастерству в схватке без оружия, мастерству, оставшемуся еще со времен Алиссарьяна, Губадан полагал, что все эти занятия все же в первую очередь должны быть направлены на очищение души, познающей себя.

Но смех вскоре стих, и все впали в дремотное состояние замедленных упражнений. Раз в неделю мальчики отправлялись совершенствовать свое мастерство в полевых условиях. Там ими руководил свирепый старик, бывший в молодости солдатом и теперь приводивший их в восхищение замысловатыми проклятьями и байками о тех временах, когда своим искусством он служил кровавым целям.

Удовлетворенный Губадан после упражнений повел их через древние порталы, на стенах которых Фелакия представала высеченной в различных видах — от изящного лебедя и нежной матери до девы в прекрасных доспехах, защищающей Киранию. Храм представлял собой разваливающееся строение, над которым после сезона ураганов трудилась вся деревня. Маленькая классная комната располагалась рядом с помещением, где хранились благовония, отчего в воздухе всегда витал божественный дух, заставляя даже самых шаловливых учеников прилежно заниматься.

Хотя Кирания считалась отдаленным районом и жители ее проводили год за годом в изнурительной полевой работе, они вовсе не были невежественным народом. Учебу они полагали священным долгом и гордились своими способностями читать трудные тексты, высчитывать непростые арифметические действия и писать так же красиво, как учили в лучших школах Валарии. Особенно гордились киранийцы своими способностями к языкам — каждый мог изъясняться, по крайней мере, на полудюжине чужих наречий. Эта традиция также восходила к Алиссарьяну, который был не только могущественным воинственным королем, но и, как гласила легенда, образованным человеком. Также легенда утверждала, что первая школа в Кирании была основана самим Завоевателем для оставленных здесь своих людей. Так оно было или иначе, но только на учебу в храме не посматривали как на праздное времяпрепровождение. Сообразительные умы и знание языков требовались киранийцам для общения с торговцами. Иначе купцы-пройдохи давно ободрали бы их, оставив без товаров. А вместо этого киранийцы получали прибыль от торговли, пусть и в результате ожесточенных торгов.

Но в этот день Сафар никак не мог сосредоточиться на учебе. Он заслужил несколько серьезных предупреждений от Губадана и запинался, когда был вызван, дабы перечислить ярчайшие созвездия весеннего неба. Он знал, что самое яркое называется Тигр, но именно в процессе ответа название вылетело из головы.

— Ты что же, шутки шутишь со старым Губаданом, парень? — нахмурился жрец. — Ты же мой лучший ученик. Все это знают. Твоя семья тратится, чтобы я занимался с тобой лишние часы и ты получил бы больше знаний. А ты насмехаешься надо мной. А насмехаясь надо мной, ты насмехаешься и над богами, наделившими тебя способностями. Или ты считаешь себя лучше других, Сафар Тимур?