В последний раз - Гильермо Мартинес

Мертон поднялся, протянул ей руку и вытащил ее, не без труда, из глубокого кресла. Они медленно двигались к концу огромного зала, и в полутемном коридоре, который вел в другие помещения, агентша показала ему крохотную картину. Мертон с удивлением разглядел, что это – вставленный в рамку чек.

– Можешь разобрать цифры?

Он озвучил сумму в несколько миллионов песет.

– Сейчас это было бы свыше ста тысяч долларов, – заметила агентша. – Чек мне вручили издатели, чьи имена я не хочу вспоминать, как компенсацию за то, что я изменила себе. Как видишь, я его не обналичила. Все и всегда за моей спиной осыпали меня самой позорной бранью: обзывали материалисткой, упертой ослицей, тираном, губительницей литературы, а главное – крохоборкой. Но не знаю, у кого из них в доме висит такая картинка, так и не полученные сто тысяч долларов. Я тебя понимаю, прекрасно понимаю. Ты – гордый, такой же, как я. Деньги значат многое, но не все. Однако же, если они – не все, то ведь и не пустячок, правда? В общем, проводи меня к тому столу, я хочу выписать тебе два чека.

Они под руку направились к письменному столу из резного дерева. Нурия Монклус села, слегка запыхавшись, и вытащила из ящика стола очки в круглой оправе, чековую книжку и вечное перо.

– Эту ручку, – произнесла она, – мне подарил А., когда еще был юнцом, как ты сейчас. Сам видишь, целая жизнь прошла, но я рада, что смогу употребить ее во благо дарителю. Не знаю, улавливаешь ли ты, как было бы великолепно для него, для меня, если бы ты разглядел в романе то, что следует разглядеть. Это стало бы последним подарком, самым замечательным, какой я только могу ему преподнести. Когда опубликуют статью, которую ты напишешь… это будет именно то, что ему нужно. Как говорят во Франции, – она изобразила большими и указательными пальцами два кружка и выпятила губы – succes d’estime[6]. А потом, если только он проживет достаточно долго, мы осыплем его всеми премиями, увешаем всеми медалями. У меня грандиозные планы, даже великие. – Нурия Монклус будто снова погрузилась в мечты, но вдруг, словно ее отрезвило выражение, появившееся на лице Мертона, спросила с некоторым вызовом: – Что ты думаешь о людях, строящих планы, вырабатывающих стратегию? Что они – расчетливые макиавеллисты? Есть ли у тебя план собственной жизни? Или ты такой же, как вся нынешняя молодежь: carpe diem[7] и one-night stand[8]? Не отвечай пока, – велела она до того, как Мертон, который много размышлял по этому поводу, мог вымолвить слово, – лучше расскажи, что ты увидел в музее автоматов.

У Мертона уже был заготовлен ответ, причем он полагал, что верно определил любимую витрину Нурии Монклус. Когда Мертон развернул, будто цветистый комплимент, образ истинной силы, которая поддерживает руку, выводящую слова, мощного дыхательного аппарата, каким является ее агентство для всегда неровного дыхания авторов, она улыбнулась, польщенная и восхищенная.

– Вот черт! Как ты это красиво сказал, мой мальчик, я бы никогда не додумалась. Но, в любом случае, поскольку эта рука в витрине постоянно пишет одно и то же слово, я склонна полагать, что она ставит подпись, а это – наивысший, самый счастливый момент в моем ремесле: когда издатель подписывает составленные мною договоры. Но, видишь ли, музей автоматов – урок, который мне преподал отец и за который я ему до сих пор благодарна. «Смотри хорошенько и мотай на ус, Нурия, – повторял он, – хочешь верь, хочешь нет, а взрослые почти все такие же, как эти куклы: все время ходят по одним и тем же дорожкам, и водят их за нос по кругу привычки, работа, семья. Усвоив это и зная, чего ты сама хочешь, всегда можно опередить их на шаг». Я всегда знала, чего хочу, и, как могла, строила планы. Некоторые, конечно, не срабатывают, но я строю другие. Вот и сейчас передо мной возник один, колоссальный… но ладно, сначала первоочередное. – Она надела очки и решительным жестом взяла авторучку. – Я тебе выпишу кругленькую сумму. Взгляни, как тебе это? – Нурия повернула чек, чтобы Мертон увидел цифру, которая ему показалась сказочной. Он быстро посчитал, что целый год сможет сам себе выплачивать грант на работу над книгой о диалектической критике. – Это только за то, что ты приехал и будешь читать роман, независимо от того, справишься ты с поставленной задачей или нет. Если же у тебя получится обнаружить то, что А., как ему кажется, впихнул в свои книги, вот еще один чек на ту же сумму за то, что ты напишешь статью. – Она вырвала сразу оба чека и протянула Мертону. – Как думаешь, не выпить ли нам за это? – Повернувшись к двери, Нурия крикнула, чтобы принесли два бокала шампанского.

Прислуга, которая, похоже, находилась неподалеку, явилась почти мгновенно с двумя бокалами на подносе. Нурия Монклус снова встала.

– А теперь, красавчик, за работу! Не позволяй Моргане часто отвлекать тебя. – Она подняла бокал. – За великую радость, которую мы доставим моему любимому А. За планы на будущее.

Мертон тоже поднял бокал:

– И за автоматы!

– Да, – рассмеялась Нурия Монклус. – За автоматы!

Пять

Под скрежещущим полуденным зноем автомобиль продвигался вверх по крутому белому склону. Дорогу обрамляли бесстрастные стены и фортифицированные ворота, что едва позволяло разглядеть черепичные крыши особняков. Они остановились на углу, перед окруженным стеной из розового камня участком, который занимал, похоже, добрую долю той и другой улицы. Выйдя из машины, Мертон увидел головокружительно высокие деревья, поднимающиеся над оградой и окружающие вход. Настоящий лес в частном владении. Серхи вытащил из багажника его маленький чемодан и протянул ему руку.

– Мне уже нужно ехать, сеньора Нурия будет рвать и метать. Позвони привратнику, тебя ждут. И передавай привет Моргане.

Когда Мертон приблизился ко входу, послышался лай, и широкие железные ворота автоматически разъехались, словно кто-то увидел его в камеру изнутри. Бордер-колли с черно-белой мордой бросилась обнюхивать Мертона, собака виляла хвостом, робко изгибалась и гортанно поскуливала, напрашиваясь на ласку.

– Саша! Простите, не смогла удержать.

Когда Моргана добралась до него по песчаной дорожке, Мертон уже сидел на корточках, трепал псину по голове и по холке, а та в знак благодарности норовила лизнуть его в лицо. Он встал, их глаза на мгновение блеснули, встретившись, и Моргана положила обнаженные руки ему на плечи. Мертон почувствовал при объятии аромат ее духов и ранящее прикосновение тела.

– Добро пожаловать, – произнесла