Поцелуй зверя - Анастасия Брассо

…Стоило открыть тяжелую дверь подъезда, и лицо схватил колючими промерзшими варежками мороз.

Юлия сощурилась, глядя на голые ветви в обледенелых снежных наростах, на бледное, невыспавшееся небо. Глубоко вдохнула запахи зимы с легким ароматом Нового года. Субтильная тетенька неопределенного возраста, спотыкаясь и поскальзываясь на нечищеном тротуаре, упорно волокла мимо Юлии пушистую елку.

— Ай! Черт…

Поскользнувшись, Юлия чуть не наступила на человеческую руку. И так колдобины сплошные, а тут еще…

— Твою мать!

Она брезгливо обошла выкатившееся прямо на дорогу тело.

— Задолбали… — проворчала она сквозь зубы. Каждый раз, выходя из подъезда, она натыкалась на этого алкаша. Он попадался ей на глаза уже, наверное, с месяц. Юлия запомнила его — уж очень он отличался от других «синяков», облюбовавших ближайший винный магазин. Во-первых, поведением.

Уместных алкашей давно уже был выработан строгий график жизни, почти что режим, как в санатории. Утром — пьют у палатки, днем расползаются по домам и подъездам — отсыпаться. А к вечеру снова стекаются к родному «пятачку» и пьют уже до упаду. Этот же непонятный бомж светился на улице в самое неурочное время, почти всегда в одиночестве, почти всегда в «коматозе». Да еще его красная куртка отличала бедолагу от других «собратьев»: все еще яркая, несмотря на слои как застарелой, так и свежей грязи, с рыжим мехом на капюшоне. Под курткой — вельветовые штаны сочно-болотного цвета: явно хорошие, качественные вещи, хотя и не новые. Лица его никогда не было видно — оно глубоко пряталось в капюшон, и серые, грязно-мокрые патлы свисали почти до подбородка. Все это вместе, да еще что-то, не поддающееся анализу, безошибочно выдавало в нем недавно «павшего».

— Господи, Господи, — причитали старушки у подъезда, — Боже ж ты мой, что с русскими мужиками делается?!!

— Что делают, то и делается. Эх-х…

Видимо, старушкам он тоже примелькался. Проходя мимо лавочки, Юлия услышала обрывок прочувствованного диалога.

— Не дают людям жить — и все тут. Мужик ведь — он что? Он работать должен! — громко рассказывала тетка в меховой ушанке. — Деньги должен в дом приносить, а где ему работать?! Эти, прости господи, мобильники продавать? А? Вот то-то… А без нормального занятия он и семью не может прокормить — и кому он нужен такой? И что ему делать?!

— Что делать… — грустно качала маленькой головкой в шерстяной шапочке ее товарка. — Только пить горькую…

— Ох, жизнь…

— Что дальше-то будет?

— Гибель русского народа, вот что. Это заговор — я тебе говорю! Войной нас не загубили, так миром загубят.

— Ясное дело, ясное дело…

На подходе к метро Юлия привычно дремала, плетясь в медленном потоке сгорбленных спин, в запахе перегара и кислой капусты. Впереди — как всегда прямо на дороге, заставляя толпу застопориваться, стояла черная полированная гранитная плита. На ней ажурным почерком — посмертная надпись под фотографией грустноглазой красивой девушки с длинными прямыми волосами. Юлия всегда смотрела на рекламу ритуальных услуг, гостеприимно приглашающую в смерть.

За плитой чернел зияющим отверстием в бетонной стене душный переход к метро и пригородным электричкам. И толпа покорно шла туда, смирившись с тем, что каждое утро начинается с этого «мементо мори». Казалось, что каждый день они умирали, входя в эту черную пасть… А впрочем, так оно, возможно, и было?

На работе, как и следовало ожидать, сегодня все оказалось немного не так, как обычно. По сути, работа стояла — возились так, по мелочам: кому маску освежающую сделать, кому бровки покрасить, а в основном — чай, кофе и шампанское в тесной уютной подсобке.

— Юлек, шампусика!

— Не, Мань… не хочу.

— Хорошее, — убеждала Маня. — Мне клиент принес. Французское! Всем по глоточку…

— Спасибо…

Юлия смотрела на веселые пузырьки в стакане недоверчиво, даже опасливо. Она не пила с того самого сентября… Да и не хотелось. К тому же целый день нет-нет да и возникала перед глазами эта рука, на которую она сегодня чуть не наступила. Заскорузлая, покрасневшая кожа, вспухшие пальцы, грязные ногти с подозрительным коричневато-ржавым оттенком. Лучше было не думать о предположительном составе этой грязи.

— Не узнаем мы тебя, Малеева, — осуждающе сказала мужской мастер Маня, разливая французское шампанское по разнокалиберным чайным чашкам.

— Да, Юлек. С тех пор как ты в Испании отдохнула — не пьешь, не куришь, не… Печально это как-то, — подозрительно покачала аккуратной головкой мастер маникюра Мариша.

— Ничего не рассказываешь, — печально согласилась администратор Зоечка. — Ладно, это твое дело…

— Но то, что ты все время грустная, будто тебя убили — это уже наше дело!

— Да ладно, девочки… — Юлия поморщилась, предчувствуя дальнейшие расспросы. — Просто, апатия какая-то. Вот и все.

— Это, между прочим, на работе отражается, — Маня была настроена решительно. — Ты так всех клиенток растеряешь. Мы зачем просили все вместе у начальства, чтобы тебя обратно взяли после твоего последнего закидона, а?!

— Да как можно быть в хорошем настроении с таким видом? — авторитетно вступила в разговор молчавшая до этого Ленка Лукашина. — Ты на себя в последний раз когда внимательно в зеркало смотрела?

— Не помню, — улыбнулась Юлия.

— Вот-вот. Ладно. Вставай, пошли, — Ленка решительно поставила на стол пустую чашку. — У меня сегодня больше никого не будет, и вообще — у меня праздник. Давай, поднимайся.

— Куда? — напряглась Юлия.

— Хочу тебе подарок сделать. Могу? Иди-иди, чудо…

— Какой подарок, Лен?

— А тебе не все равно? У тебя ж апатия, так что расслабься.

Приближался конец рабочего дня. Они снова сидели в прокуренной подсобке. Кто-то собирался домой, кто-то допивал шампанское, и все одобрительно разглядывали новую прическу Юлии.

— Ну, что?! — радовалась раскрасневшаяся Маня. — С такой красотой и шампанского не выпить?

— Ну… Ладно!

Юлия осторожно глотнула холодную кисло-сладкую жидкость. И тепло, как ни странно, прошло с пузырьками в горло, а оттуда и в сердце. Юлия опасливо покосилась в большое мутное зеркало над столом. Бледность кожи никуда не делась, но стала теплой, прозрачной. Непривычно блестящие, ярко-медные волосы, завитые Ленкиным волшебством в крупные пышные кудри, бросали на лоб, щеки и шею розовый отсвет. С этим вызывающим цветом волос глаза-хамелеоны стали откровенно зелеными, обольстительными и кокетливыми.

— Смотри, смотри… — удовлетворенно улыбалась Лукашина, любуясь на свою работу. — Прямо Милен Фармер!