У черты - Александр Гордиан

…Над головой захрипело, и девушка очнулась от полудремы. Отпила воды из купленной на остановке бутылки. Рейсовый МАН «39й километр — Ясенево — Вешки» все так же наматывал на шины дорогу вдоль Периметра. С переднего сиденья поднялся нагловатый рыжий паренек, с которым Инга переглянулась на посадке — она холодно, он с интересом, и взял в руки микрофон. Автобус, судя по салону, отслужил в турбизнесе много лет назад, но громкоговорители работали.

«Сейчас он скажет раз-раз-раз», — обреченно подумала Инга.

— Шановни пассажиры! — сказал парень и весело подмигнул Инге, — Особливо, пассажирки! Мы с вами проезжаем вдоль так называемого Периметра, который есть просто забор между Зоной и нормальной жизнью, если можно ее так назвать.

Инга отвернулась, но парень не унимался и говорил красиво, стервец! О Чернобыле, взрыве, зоне отчуждения, которая неожиданно для всех стала Зоной. Просто Зоной с большой буквы. О монстрах говорил, об артефактах, о странных делах, что творятся на той стороне. Народ одобрительно гудел и вставлял реплики.

— В запрошлой неделе в Вешках собаки были, — все перебивал некий селянин в пиджаке на спортивную майку. — Собак этим годом много из Зоны прет, стаями. Монстры слепые! Ищенкову корову задрали, а саму загнали на дерево. Нюрка-то в теле, пудов шесть, как влезла не помнит, но как яе сымали… у-у, как яе сымали!

Селянин подпрыгивал от возбуждения.

— Врет она! — тут же завелась разбитная бабенка. — Какие собаки, вон проволока электрическая.

Инга уже заметила вдалеке разделительную полосу с густо натянутой сечкой.

— Сами забили, поди, — горячилась баба. — Корова-то у них старая, а так за нее канпесацию дают.

— Периметр действительно оборудован по всем правилам, — вклинился паренек и смотрел теперь строго, глаза в глаза. Инга даже прищурилась, не желая отводить взгляда.

— Там не только режущая проволока под напряжением. Там минные поля и пулеметы с автонаводкой. Каждый метр изгороди просматривается с телекамер, а в двухкилометровой отсечной зоне барражируют беспилотники…

— Были собаки! — гаркнул селянин. — Вешенские мужики семь штук постреляли!

— …а по рокадной дороге курсируют патрули миротворческих сил, — повысил голос парень. — Плюс блок-посты с артиллерией, плюс вертолеты, плюс наблюдательные пункты, плюс то, о чем мы не знаем.

— Менты еще, — пискнул кто-то, и автобус оживленно зашумел о ментах и почему-то о ценах на солярку.

— Чтобы оценить реальную опасность, — закончил парень, уже обращаясь исключительно к Инге, — достаточно сказать, что движение по этой дороге разрешено только по спецпропускам и в сопровождении, как уже говорили, сотрудников милиции. Кстати, поприветствуем! За рулем у нас, как всегда, дядя Саня, а службу несет… как вас по имени-отчеству?

— Ефрейтор Кулебяко! — буркнул толстомордый молодец в камуфляже, проспавший всю дорогу рядом с водителем. — Ты что разорался?

— Вот! Ефрейтор Кобе… Кулебяко охраняет нас от Зоны…

Самозваный гид не договорил. Автобус, миновав слепой поворот, вдруг задергался, шофер бил по тормозам короткими ударами. Зад ощутимо повело в сторону обочины, и автобус под общий стон-выдох встал поперек дороги.

— М-мать! — взрыднул шофер. — Чтоб тебе, гад!..

Дядя Саня пожелал неизвестному гаду столько всего занимательного, что Инга, наверное, и записала бы для памяти, но тут в лобовое стекло впечаталась снаружи ладонь. Неимоверно грязная, она поползла вниз с отвратительным стеклянным взвизгом, оставляя черно-красный след.

Автобус затих, Инга передернула плечами.

— Как в кино, — прошептала ее соседка, девица неприметной мышиной внешности.

Старый фильм о кораблекрушении Инга помнила, но здесь было не как в кино. Ничего эротичного и даже изящного. Кто-то пытался то ли остановить автобус, то ли просто удержаться на ногах. Таким безнадежным показалось это движение.

В гробовой тишине ефрейтор Кулебяко уронил автомат, и все разом загалдели.

— Задавили? Нет? Задавили?!

— Эй, Кобеляка, хва дрыхнуть, иди глянь…

— Пиндосам звоните! У кого мобила? У меня две гривны на счету…

— Ежжай! — верещала баба. — У меня дети!

— Люди, вы охренели?! — заорал в микрофон парень. — Посмотреть же надо!

С утробным звуком распахнулась дверь. Вспотевший ефрейтор изготовил автомат и грохотнул по ступеням подкованными ботинками. Пассажиры умолкли.

— Что там? — спросил шофера писклявый. — Видно?

Дядя Саня уперся в лобовое стекло и заглянул в мертвую зону перед бампером. Оттуда лязгнуло металлом.

— Добил?! — нервно хихикнули в салоне.

Шофер вдруг побледнел и слепо заискал рычаг. Дверь зашипела, начала схлопываться, но ее перехватили и со скрежетом разомкнули. Синюшная рука ухватилась за поручень, и в салон втянулся черный человек с красными глазами.

Рядом с Зоной таких шуток не понимали. Инга увидела, как селянин юрким движением сунул руку под пиджак.

Пришелец встал, опираясь на милицейский автомат как на тросточку. Покачнулся. В лицо ему не смотрели, или смотрели как Инга, из-под ресниц. Все же, это был не монстр. Невысокий, седой человек, иссиня-черный неестественной чернотой, словно гематома расползлась на все тело. Только глаза цвета свежей крови.

В дверь заглянул, не решаясь подняться, ефрейтор Кулебяко. Милиционер держал руку на весу и выглядел не так воинственно, как полминуты назад.

— Эй, мужик! — крикнул он в салон. — Автомат отдай, добром прошу!

Человек, не оглядываясь, уронил автомат и быстро зашагал между креслами. На ходу сжал плечо бойкому селянину, не давая выпростать оружие. Человек смотрел на Ингу, это она поняла отчетливо. Не за спину, не на соседку, на нее! Страх, и до того невеликий, привычно обратился азартом: что будет? Что этот черный седой красноглазый сделает?

Человек навис над ней.

— Разрешите?

Инга впервые услышала его пересохший голос. Она разжала пальцы. Человек бережно принял бутылку и одним движением влил в себя все, что в ней оставалось. Вода побежала по лицу, по испачканному — даже цвета не разобрать — армейскому комбинезону, закапала жидкой грязью. Человек выронил бутылку и опустился на пол.

— Шеф, — крикнул он негромко. — Мне до Вешек, я заплачу!

И заснул, приткнувшись к подлокотнику Ингиного кресла. Ефрейтор Кулебяко стоял над ним, щелкая предохранителем автомата, и не знал, что делать.

Рамзесу снился привычный сон.

Вероника приехала в чистеньком, вишневого цвета «Матизе», и Глеб ее просмотрел. Он не ожидал, что Ника появится из безделушечной машинки, следил за тротуаром и остановкой маршрутного автобуса.

— Привет! — тепло сказала Вероника.

Глеб сразу все понял. Даже не так, понимал умом давно, а сейчас почувствовал, как тяжелый комок, слепленный из вины, ревности и надежды, прорвался и затопил душу безнадегой. Ника должна была с разгону врезать ему жестким кулачком в глаз. Тогда все стало бы на свои места. Они бы поскандалили, а ночью громко помирились, пугая соседей.

— Привет, — Глебу пришлось откашляться.

Они зашли в ресторанчик, и официанты стали носить заказанные блюда. Угощение Глеб выбирал придирчиво, хотел угодить жене, а теперь, глядя, как она равнодушно двигает тарелки, застыдился. Все показалось убогим и провинциальным, этот ресторан на окраине, этот город.

Ника разделывала мясо, ловко управляясь ножом и вилкой. Раньше она ела не так, сначала все резала, а потом уминала блюдо с аппетитом новобранца.

— Ты стала еще красивее.

— Спасибо. Ты тоже… изменился, — обтекаемо ответила Ника.

— Это после госпиталя…

Глеб осекся. Нет, давить на жалость он не станет! Еще не опустился до этого. Да и к чему поминать лишний раз подпольную лечебницу?

— Госпиталь? — переспросила жена. — Зона, хабар, госпиталь, другая зона — исправительная. Потом знаешь что? Могила.

Глеб молчал, не находя, что ответить, и молчала жена, которой, очевидно, было нечего сказать.

— Зато ты в порядке, — прервал молчание Глеб. — Я рад за тебя.

— Да, я в порядке, — не стала щадить его Ника. — У меня есть любимый человек, любимая работа, любимая машина. Это нормальная жизнь.

— А я? — спросил Глеб, будто ныряя в омут.

— А ты умер, Глеб. Еще тогда. Я не знаю, кто мне звонил вчера и с кем я разговариваю сейчас.

— Я выжил!

— Ну, если это можно назвать жизнью…

Ника вдруг швырнула вилку, и тарелки жалобно зазвенели.

— Какого черта ты явился? — прошипела она, и Глеб отчетливо понял, что ей ничуть не легче. — Я же только-только успокоилась. Я тебя ждала, дурак, а ты!.. Видеть тебя не могу!

— Прости!

Глеб хотел поймать ее руку, но жена резко отстранилась. Нервно закурила и почти сразу же бросила сигарету в пепельницу.