Озарение Нострадамуса - Александр Казанцев

— Сожалею, синьор, но единственная племянница хозяйки изволит почивать, и будить ее по поводу посещения никому не известного француза я не решусь из боязни потерять место, а найти другую работу здесь, поверьте, ни мне, ни, боюсь, вам не удастся.

Подобные же попытки Нострадамуса посетить еще несколько городских домов оканчивались такой же неудачей.

Здесь, в Сицилии, не слишком уважали иностранцев, здесь были крепко укоренившиеся нравы и привычки. Лучше умереть от недуга, чем довериться неизвестно кому, быть может, подосланному теми, кто не забыл вендетту, ставшую в Сицилии национальным злом.

Перебравшись в еще один городок, он вскоре убедился, что без докторской шапочки рассчитывать на врачебную практику не сможет.

Пришлось искать случайного заработка, который позволил бы ему попасть на материк. Но и в Неаполе врачебные дела его пошли нисколько не лучше.

До богатых домов его просто не допускали, а люди среднего достатка твердили все о той же докторской шапочке. Впору было Нострадамусу поступать в местный университет и сдавать на доктора медицины, но для этого требовались такие деньги, о которых он и говорить не мог.

И тогда он обратился к совершенно неожиданной области. Тщетно пробиваясь к некоему больному вельможе, он убеждал знавшую французский язык его дочь, весьма красивую женщину, очень дорожившую своей уходящей красотой. Он сказал, что может помочь ей избавиться от прорезающихся морщин и сделать кожу нежной, как в ее юности.

Синьорита насторожилась. Для ухода за кожей лица, по ее представлению, докторской шапочки не требовалось. И она заказала Нострадамусу целительной мази, спасающей кожу и цвет лица.

А у Нострадамуса было кое-что в запасе. Он знал такие рецепты, которые впоследствии усовершенствовал и издал в ставшей знаменитой, хотя и неожиданной для ее автора книге «Истинное и безупречное украшательство лица» (1552 г.).

И постепенно он стал приобретать в зажиточных кругах Италии известность, как знаток средств возвращения молодости, что позволило ему появляться и в Венеции, и в Риме, и в других городах. Но деятельность эта не могла удовлетворить его.

Имея больше свободного времени, чем на родине, он попытался развить проявившийся в миг его великого горя дар. Проверяя себя, он обнаружил, что сравнительно легко входит в состояние медитации, когда способен увидеть в разожженном пламени на бронзовом треножнике, каким в древности пользовались, пророчествуя, дельфийские пифии, картины близкого и далекого будущего. Он понял, что должен использовать этот свой дар для предостережений роду человеческому. Однако люди не должны знать своего будущего, иначе утратят смысл жизни. Поэтому Нострадамус решил зашифровать время и место действия, а также имена увиденных им в будущем лиц, посвящая каждому такому эпизоду четверостишье, катрен. Он не был силен в поэзии, но не в литературной форме видел смысл своих прорицаний. Следуя выбранному принципу, намеренно перемешивал катрены, чтобы они шли не в хронологическом порядке, стремясь, чтобы предсказанное стало узнаваемым, лишь произойдя.

Тем временем чума, свирепствуя в Европе, унесла почти треть ее населения, до двадцати миллионов человек, а во Франции жертвами ее стали и Великий Сенешаль Прованса, и Великий Инквизитор в Тулузе.

Нострадамус, не боясь преследований, мог возвращаться на родину.

Но вместе с тем он заглядывал и в близкие, как он представлял себе, слои Времени и мог предсказывать своим современникам, что их ждет в начатых делах или намерениях.

Эти предсказания были настолько удачны и верны, что заезжий врач скоро стал более известен как прорицатель, к которому люди обращались даже с большей охотой, чем за косметической помощью.

Однажды он встретился со скромным монахом Перетти.

Неожиданно для окружающих Нострадамус встал перед ним на колени. На вопрос монаха, чем тот мог заслужить такую почтительность, Нострадамус ответил:

— Преклоняю колена перед будущим его святейшеством папой римским.

Не передать удивления, недоверия и смущения скромного монаха и всех, кто при этой сцене присутствовал.

Но слова предсказателя коренным образом изменили представления монаха о своем предназначении. И еще при жизни Нострадамуса он узнал о добром и заботливом кардинале Перетти, а спустя 17 лет после кончины пророка кардинал Перетти взошел на святой престол в Ватикане под именем Сикста V.

Это вознесло посмертную славу прорицателя на небывалую высоту по всей Европе.

Он возвратился во Францию в 1529 году и направился прямо в родной университет Монпелье, где в свое время закончил медицинский факультет, чтобы поступить теперь туда для совершенствования и получения докторской степени, памятуя, как она оказалась необходимой при его скитаниях в чужих странах.

Несмотря на его «несносный характер» и высмеивание им традиционных методов лечения, применяемых коллегами, через четыре года ему все-таки были вручены положенные доктору медицины докторская шапочка, золотое кольцо и том Гиппократа.

И новый доктор медицины с увлечением занялся врачебной практикой, направляясь сразу в самые опасные зоны не покидающей прекрасную Францию чумы.

С почетом был принят он в приглянувшемся ему городке Салон с прекрасным климатом.

Там встретилась ему и богатая вдова Анна Понс Женевелль. Увлеченная знаменитым уже доктором, она вышла за него замуж и подарила ему четырех детей. Старшему своему сыну Цезарю он написал свое знаменитое послание, где раскрывал свою пророческую деятельность.

Но деятельность эта все больше привлекала внимание недоброжелателей. Его катрены подвергались критике и поэтов, и философов, и — что было особенно опасно — отцов Церкви.

И Нострадамусу, отвлекаясь от каждодневной борьбы в очагах эпидемии, пришлось задуматься над другим посланием к самому королю.

Эту мысль подсказал ему случайно повстречавшийся в одном из очагов эпидемии флорентийский граф Спада, которому он в предотвращение возможного заражения чумой ввел свою сыворотку в кровь.

Граф Спада заинтересовался только что изданными катренами Нострадамуса (1555 г.) и посоветовал ему поднести их королевской чете.

Новелла четвертая. Испытания

Великие люди бывают великими иной раз даже в мелочах.

Притих в страхе и горе городок Ажен. Ни цветущие сады у каменных уютных домиков, ни ясное синее небо над ними, ни бодрящий теплый ветерок с моря не могли вернуть былое оживление и суету на опустевшие зеленые улицы, по булыжной мостовой которых то и дело громыхали колеса телег с просмоленными гробами на них. Повисшую над городом гнетущую тишину нарушали лишь рыдания вдов да стук молотков и визг пил богатеющих гробовщиков.

— Надеюсь, мэтр, вы не откажетесь заглянуть по дороге, сделав лишь небольшой крюк, в пожалованный мне замок, прежде принадлежавший господину Флоренвиллю, неудачно прогневавшему нашу несравненную и мудрейшую повелительницу. Мы отобедаем там с вами, отдохнем и отправимся в дальнейший, столь приятный в вашем обществе путь.

Нострадамус понимал, что отказ его равносилен ослушанию королеве. На покровительство ее супруга, Генриха II, он рассчитывал.

Замок графа Спада вовсе не походил на средневековую крепость, а был просто обширным загородным домом. Может быть, с того времени и стали во Франции аристократы называть свои загородные дома или виллы замками.

Величественная карета въехала во двор, а из-под ее колес с гоготом и кудахтаньем разбегалась домашняя птица — гуси, утки, куры, совсем как возле дома зажиточного крестьянина.

Да и зажиточность флорентийского графа зависела от крестьян — арендаторов его земель, немалая часть их доходов доставалась владетельному графу.

— Вот и хорошо, — сказал граф, учтиво помогая гостю, страдающему подагрой, выйти из кареты, — мы обойдем этот двор, посмотрим на живность и выберем себе обед по вашему вкусу, мэтр.

— К вашим услугам, граф, — отозвался Нострадамус, разминая затекшие от долгого сидения в карете ноги.

— Какая прелесть эти птицы, не правда ли, мэтр? Но мы подойдем к крольчатнику. У меня замечательные кролики, рагу из них мой повар приготавливает лучше любых королевских яств.

— Я не такой уж гурман, граф, и полагаюсь на ваш вкус.

— Нет, нет, мэтр! Вам предоставляется право самому выбрать кролика для рагу. Вот белый, а вот черный. Ваше слово прорицателя — и вы угадаете, кого мы будем завтра есть.

— Право, граф, мне все равно. Но если вы уж так хотите, то прикажите сделать рагу из черного кролика, у него красные злые глаза, а белый выглядит таким мирным.

— Прекрасно, мэтр! Ваш выбор равносилен предсказанию, теперь мы знаем, кого мы будем смаковать за обедом!

Нострадамус внимательно посмотрел на лукавого царедворца и понял, чей замысел он в меру своей фантазии выполняет, для чего ему потребуются свидетели.