Когда круг замкнулся - Светлана Бестужева-Лада

– Такая маленькая, хрупкая, а меня от постельки своей плечиком отодвинула и говорит: «Сама. Не маленькая». И даже не улыбнулась, а постельку заправила как солдат-старослужащий. Бедный ребенок! Из нее отец, по-моему, хотел бесполого робота сделать, так переживал, что сына у него нет, а есть дочка.

Вторая соседка, одинокая и интеллигентная Ксения Станиславовна, пыталась приохотить меня к музыке и художественному рукоделию, но совершенно безуспешно. Мне не хотелось часами разыгрывать на ее стареньком пианино гаммы, равно как и выводить иголкой по канве какие-то узоры. Зачем? Отец все равно не признавал в доме никаких «художественных излишеств» и вышитую думочку вряд ли бы одобрил.

К тому же и с его точки зрения все это была пустая трата времени, игра в бирюльки и дамские капризы. Его ребенок – изнеженная барышня?! Да никогда в жизни! Но от музыкальных упражнений мне увернуться не удалось, тем более что и у нас самих музыкальный инструмент имелся.

Папочка мог бы и не переживать: он почти достиг своей цели. Во всяком случае, я не похожа на большинство женщин: меня не волнуют тряпки, косметика и прочая фигня, над любовными романами я зеваю, а сплетни ненавижу. Физические отношения мужчины и женщины довольно долго вызывали у меня чувство недоуменной брезгливости.

По телевизору-то много с некоторых пор можно было увидеть, а уж в общаге – и подавно, причем, как говорится, в натуре и с последующей разборкой полетов. Но я, ко всему прочему, четко усвоила из наставлений отца, что от таких занятий бывают дети и неприличные болезни, а вот уж это мне вообще было ни к чему.

Впрочем, мужская половина нашего студенческого коллектива проявляла ко мне ничуть не больше интереса: недостатка в веселых и незакомплексованных девушках не было, причем большинство из них физически были много привлекательнее меня. И вот только Мишка… Все, гимнастика окончена вместе с воспоминаниями. Наступает самый приятный момент моего дня. И этим нужно воспользоваться.

Первая утренняя радость – первый глоток кофе, горячий тост с сыром, первая сигарета. Когда-то я вывела для себя нехитрую формулу счастья: если я с удовольствием завтракаю, значит, накануне ничего особенно неприятного не произошло, грядущий день тоже вроде бы не готовит сюрпризы, значит…

Значит, сегодня о счастье можно забыть. Вчера был очень трудный день, причем все неприятности, связанные с убийством подруги некоего столичного магната и кражей у нее драгоценностей на сумасшедшую сумму, пока еще только начинаются. И подозреваемых нет – только если кто-то решил таким образом насолить этому самому магнату и нанял убийцу. Если…

Но киллеры не крадут у жертвы украшения и не убивают их в солярии. Наш медэксперт, конечно, почти правильно сказал насчет небольшого засоса на шее убитой, только немного ошибся. Девушке просто нажали на вполне определенную точку, что дает обычно мгновенный летальный исход.

Но только в том случае, если это делает профессионал, потому что не знакомому с этим приемом человеку практически невозможно задушить кого-то «в одно касание», да и в несколько тоже, если уж на то пошло. Этому меня учил мой Наставник, и неплохо выучил. Интересно, где он сейчас? Между прочим, если бы не странное, мягко говоря, воспитание, данное мне отцом, Наставник никогда бы не появился в моей жизни, а это было бы неправильно…

Кстати, о воспитании. Заговорив, я этим процессом не слишком увлеклась, предпочитая помалкивать. Может быть, это происходило потому, что я подсознательно чувствовала: отец младенческим лепетанием умиляться не будет, а вот общение «на взрослом» уровне для него было в самый раз. Правда, со стороны это сильно напоминало отношения солдата и командира, но кто сказал, что это плохо?

К тому времени, когда надо было идти в школу, я превратилась в образцово-показательного солдатика, для которого самое главное – дисциплина, а приказы начальства обсуждению не подлежат. Кроме того, отец научил меня готовить: чистить картошку, варить кашу, жарить купленные в магазине котлеты.

В гарнизонный магазин, кстати, я тоже ходила сама, а потом отчитывалась перед отцом за потраченные деньги. Купить себе шоколадку или мороженное мне в голову не приходило: такие вещи были поощрением за примерное поведение и отсутствие нареканий. Справедливости ради скажу, что поощрения я получала практически каждую неделю. И всегда с одним и тем же вздохом:

– Была бы парнем, цены бы тебе не было.

В результате я искренне считала, что женский пол – это какой-то врожденный дефект, и что чем больше в моем поведении будет от мальчишки, тем больше мною будет доволен отец. Даже игрушки у меня были соответственные: конструкторы, всевозможные наборы «Сделай сам», модели самолетов и кораблей, которые нужно было клеить.

Не могу сказать, что мне это было очень уж интересно, но осваивала я эти «премудрости» довольно лихо. Если теперь я в состоянии сама поменять прокладку в водопроводном кране или справиться с перегоревшими пробками – то в этом огромная заслуга отца, отлично подготовившего меня к самостоятельной жизни.

А в том, что я избавилась от этого комплекса женской неполноценности – огромная заслуга Михаила…

Но зачем профессиональному убийце воровать драгоценности? И зачем вору (если допустить, что это был вор) убивать несчастную девушку? Она мирно лежала под непрозрачным колпаком, слушала музыку из своего плеера, так что можно было спокойно вынести не только золотишко, но и все из солярия вообще. Зачем было открывать колпак, да еще снимать с жертвы черные очки, а потом снова их надевать? Может быть, убийца может убивать одним своим видом? Изумление-то в глазах был неподдельное, как будто она кобру увидела… Или трехголового теленка.

Вторую чашку кофе я наливаю себе чисто машинально – под очередную сигарету. Насколько я могу вспомнить, такие отступления от режима мною допускались крайне редко. Сейчас я должна была бы совершать сорокаминутную пробежку – как раз вокруг города по дуге.

Между прочим, неспешным шагом город можно обойти по периметру за час, и пересечь в любом направлении за тридцать минут. Правда, зимой это – удовольствие ниже среднего, но если грамотно одеться… В любом случае, в смысле кроссов город крайне удобен своей компактностью и безопасностью: движение интенсивностью не отличается. В другом месте так не побегаешь.

А город красивый… Широкие улицы, обсаженные низкорослыми, почти карликовыми деревьями, небольшие скверы. Кафе, сооруженное в старом (если не старинном) паровозе, которое местные жители называют «Анна Каренина». Новый храм, воздвигнутый на одном из холмов, и новая мечеть возле озера среди сосен. Интересный, одним словом, город.

Нет, со мной сегодня положительно происходит что-то странное, я даю волю эмоциям и пренебрегаю ритуальными процедурами. Даже в институте я так не распускалась. А уж при жизни отца…

В нашем военном городке была и начальная школа, хотя обучалось в ней в разные времена всего от двадцати до сорока детей во всех четырех классах. Как и воспитательницы в детском саду, так и учительницы в школе были офицерские жены, как правило, имевшие соответствующие дипломы. Это вообще-то редкая удача для супруги военного – работа по специальности. Ну, почти по специальности, особых знаний и педагогических навыков от них никто не требовал. Воспитывали и учили детей, как умели.

А в нашей маленькой семье день проходил по раз и навсегда установленному графику. Подъем – в шесть часов утра, заправка постели, зарядка, водные процедуры, сорокаминутная пробежка, завтрак. В семь тридцать отец уходил на службу, а мне полагалось полчаса на влажную уборку помещения и сборы в школу.

Возвращалась я из школы сразу домой, обедала, мыла за собой посуду и ровно час гуляла. Либо на велосипеде, либо на лыжах. Поскольку время для этого было обозначено раз и навсегда, гулять с кем-либо из моих школьных приятелей и приятельниц было проблематично: в их семьях из расписания не делали культа.

Затем – уроки, приготовление ужина (а заодно и обеда на следующий день) и ожидание прихода отца. Это время считалось моим личным и напрямую зависело от того, как быстро я сумею справиться с домашним заданием, и как долго отец пробудет на службе. Плюс полчаса упражнений на пианино: отец, как ни странно, вполне прилично играл на рояле и считал, что разыгрывание гамм и этюдов способствует укреплению самодисциплины.

Забегая вперед, скажу, что из музыкальных занятий ничего не вышло ввиду абсолютного отсутствия у меня способностей. Ну, и тот самый медведь, который на ухо наступил. Даже отец это понял довольно быстро и отступил, вздохнув:

– Не всякий пехотинец годен для военного оркестра.

И на том, как говорится, спасибо.