Лестница на шкаф. Сказка для эмигрантов в трех частях - Михаил Юдсон

— Кома-анда! — протянул очнувшийся Илья. — Ага! Это-то нам очень знакомо, как же…

Он рассматривал браслет на руке Ратмира — металлический обруч охватывал круглую выпуклую пластинку, так называемый «щит пращуров», на котором были выбиты какие-то цифры, кажется «XV».

— Понимаете, Илья Борисович, — проникновенно говорил Ратмир, — класс есть единый организм, универсум, экипаж на всю жизнь. Братство! Групповое накопление желаний, слиянье воедино, взаимозаменяемость, как бы последовательное расширение границ Троицы…

— Да что вы, ребятки, — испугался Илья. — Куды!.. Пресвятые Доктор, Физик, Координатор! И потом, неужто вы вправду считаете, что можно практически не расставаться? Ведь как обычно после школы: друзья разбрелись, разъехались, разбежались. У всех свои заботы и свои забавы, в своем кругу, по своим углам. Другой раз так тебя препояшет… и поведет, куда ты не хочешь… Это жизнь, это неизбежно, как снег.

«Зачем это я им? — подумал Илья. — Экое, значит, знание света. Или это я себе?»

— Считайте, что бродит в нас детское стремление сбиться в кучку, — улыбнулся Ратмир. — Роевой инстинкт! Остаются же всем классом в родном улусе! А мы хотим вместе навострить лыжи. Мы даже собираемся принести несомненную пользу окружающим, — Ратмир оскалился, — хотя бы тем, что, выходя из окружения, не повредим им флажки… И, главное, очень надеемся, что нам поможете вы — дав необходимые знания тем, кому это нужно.

Он мягко впихнул в руки Илье тетрадь с нуждающимися:

— Естественно, мы не останемся в долгу, будем вам бесконечно признательны и постараемся еще пригодиться…

— Да уж спасибо, да не надо… — уныло отбивался Илья от домогательств говорливого отрока.

— Ну, скажем, — небрежно обронил Ратмир, — мы гарантируем вам беспроблемную практику…

— Директор-то у нас вот где! — здоровенный парнишка, сидевший возле двери, добродушно предъявил Илье огромный кулак.

— Травки вареные владыка любят жрать, — вежливо объяснили откуда-то из угла. — Грибы нюхать… Не оторвешь!

— …А кроме того, — продолжал Ратмир, — домой целым вернетесь.

Глаза у него на мгновенье поледенели, застыли.

— В каком смысле? — вздрогнул Илья.

— В прямом русском смысле — невредимым. Да это все потом, это неважно, главное — вы теперь с нами.

— Что б мы без вас делали, отец учитель! — загудели с разных сторон.

— Хоть ложись и замерзай…

— Ой, Илья Борисович, миленький!

— Просто выручаете…

— Ну ладно, — пожал плечами Илья. — Если уж так приспичило, выпестую. Подтяну по сей дисциплине. Только как же я вам стану объяснять — на пальцах?

— Зачем же, — скромно сказал Ратмир. — Есть у нас компьютеришко. Откопали. Как положено, в подвале стоит. Может, сейчас прямо и осмотрите? Да? Ну вот и отлично, а мы тут пока свои дела вершить будем.

— Во сне не летаете? — собирая принадлежности, на всякий случай осторожно поинтересовался Илья.

— Только с крыши на чердак, — холодно ответствовал отрок. — Мы реалисты. Евпатий, брат мой, проводи отца учителя!

Громадный детина, объяснявший, где они держат директора, выбрался, сопя, из-за парты и пробасил:

— Айда, пойдемте, отец учитель. Ваде мекум!

Илья, признаться, рад был поскорей унести ноги из дружного класса, а в коридоре он даже начал подумывать, а не сбежать ли прямо сейчас из странноватой реальной гимназии, этакого Братского монастыря, но смущали узорные решетки на окнах, братан Евпатий с выбритым по-монашески затылком, косолапящий рядом, да и за ворота не уйти, догонят и поволокут по снегу…

— Вот тоже еще какие-то стремные поверья, бабкины табу — что, дескать, обязательно надо хранить сию счетную махину под землей! Невнятица! — бурчал, вольнодумствуя, Евпатий. — Какого рожна?! Это же не клубни… Где разумное внестремное объяснение?

— Говорят, от сглазу, — неуверенно объяснил Илья.

— Ну, а зачем храмы обязательно на пригорках ставить? Чтоб на салазках кататься? — иронически вопрошал верзила. — Вообще, все эти затеи настолько простодушны, что мыслящему человеку… — Он махнул рукой и сплюнул: — Может, наша Книга — для начальных классов?

Тем временем они спустились в подвальные помещения и зашли в тесно заставленную ящиками и мешками кладовку, где на горячих трубах были навалены бушлаты, а на них сладко спал замызганный мужик.

— Какой-то запах тут, — пробормотал Илья.

— Да это у нас… — Евпатий быстро взглянул на Илью. — Сушилка для грибов.

Он подошел к мужику и легонько подергал его за кольцо в ноздре. Мужик испуганно вскочил, тараща глаза.

— Что же вы, — укоризненно сказал Евпатий. — Разве так можно, веслами об лед! Пересушатся ведь.

Он заботливо оттащил несколько мешков подальше от труб.

— Вот ведь весь труд так насмарку, Илья Борисович. Ничего же нельзя доверить никому. Оглоблей бы огреть, да ладно… Идемте, идемте, не вдыхайте глубоко.

Мужик, сокрушаясь, что-то жалобно мычал вслед.

— Это кто же был — школьный сторож? — спросил Илья, когда они топали дальше по гулкому бетонному тоннелю.

— A-а, да нет, это как раз наш учитель языка. Хворает он, варенья перебрал, — Евпатий выразительно щелкнул по кадыку. — Событие же отмечалось — Сретенье Успенья, помните, еще тогда подтаяло маленько…

— Да это когда было-то!

— Вот, с тех пор… Здесь держим, настоями отпаиваем. Так-то он тихий, а бывает — кидается. Зеленоватых песцов, говорит, видит — как идут они у него по завязанному рукаву, помахивая хоботами…

Евпатий вздохнул и процитировал Илье из какой-то стародавней летописи: «Учителя пили дико и свирепо, и забывали подтяжки в публичных домах».

Осмотр компьютера, или, говоря по-книжному, индрика занял у них не много времени.

Стоял тот посреди просторного каменного мешка и был очень внушительный, на колесах. Индикаторы мигали, шкалы там разные светились неугасимо, рычаги торчали.

Илья обошел его кругом, потрогал фанерные борта, постукал валенком в тугие скаты. Тумблеры, панели — все было выпилено, как надо.

— Он самый, — с уважением констатировал Илья. — Вылитый индрик.

— Смастырено на совесть, — подтвердил Евпатий. — Теперь бы узнать, куда чего совать и на что нажимать… Научиться бы!

— Постепенно, шаг за шагом, обязательно все узнаете, — успокоил Илья. — Всему свое время под снегом.

«Как бы не оставили меня здесь, в подвале, — подумал он опасливо, вспоминая жалобное мычанье учителя словесности, — а то прикуют за ногу к компьютеру и вынудят ходить по кругу, налегая впалой грудью на рычаг, и таким образом приносить пользу, что-нибудь молоть, грибы ихние, например…»

Но Евпатий вдруг почтительно осведомился, завтракал ли носитель знаний, отец учитель, и, узнав, что завтракал, но давно, предложил немедля отправиться в трапезную («Такой строганинки с душком в другой школе вы не отведаете!»), а то ведь сегодня их ждут еще нелегкие испытания — прогулка в Лес, и надо подзаправиться перед дальним походом.

Усталый (объевшийся!), но довольный, выполз Илья из трапезной, вытряхнул кости из рукава и, мурлыча:

«Ты нас трапезой насыщаешьИ нам в Сионе зиждешь град»,

неспешно двинулся по коридору в направлении учительской.

И пища оказалось обильной и вкусной, и застольная беседа тонкой и приятной: мягко спорили, когда организму полезнее молиться — перед едой или сразу же после (сошлись на том, что главное — не мешать железными налокотниками ближним и тщательно пережевывать для пущего пищеварения).

За окнами мело. В коридоре было тихо и пустынно. Навстречу попался только все тот же отшельничающий, наверняка отлынивающий от занятий мальчик, активно зато ковырявший в носу.

— Не ковыряй в носу! — размягченно попросил Илья. — Пожалуйста!

— А он чистый! — пробормотало дитя. — Там нет ничего. Это у меня манера мыслить, задумываться…

В учительской директор Иван Лукич в фиолетовой скуфейке, стоя за трибункой в красном углу, проводил ежедневную проповедь. Учителя — в основном пожилые тетки в телогрейках и шерстяных платках, хмуро сидели на лавках, уронив натруженные руки с грубыми, почерневшими, потрескавшимися от проверок тетрадей пальцами.

Илья пристроился возле двери, где на стене висел переговорный аппарат надежного дедовского образца. Пришла дразнящая мысль рискнуть, протелефонировать Люде. Он тут же принялся крутить ручку, снял наушник и приглушенно в него заныл: «Барышня, сударыня… Пожалуйста, дайте квартиру Горюновых… Позвать Люду… Заранее вам благодарен».

«Ту, ту, ту, ту», — закапало в трубке, как в летнюю оттепель.

— Номер занят, — деловито пропела трубка. — Повторять будем?

— Будем, — вздохнул Илья.

Тут Илью заприметил златоуст-директор. Прервавшись, он некоторое время внимательно в него вглядывался — кажется, был удивлен, что на практиканте после близкого общения с детьми нет видимых повреждений, потом покинул трибунку, подошел к Илье и ободряюще похлопал его по плечу: «С почином вас, Илья Борисович!»