У Великой реки. Поход - Андрей Круз

Вышел из калитки — и направился по улице в сторону Берега. Хотя на Берег на самом деле не собирался. Но все трактиры и корчмы, куда заходят постоянные жители Великореченска, находятся неподалёку от забора, делящего наш город на жилую и гостевую части.

Такой порядок не только у нас заведён, многие завели. Особенно в больших и торговых городах. Местный народ живёт своим укладом и своим законом, а приезжие всяк по-своему этот уклад видят. Так пусть уж местные живут, как хотят, а приезжие тоже как желают, ну и как им дозволят.

Например, подгулявшего приезжего на Холм просто так не пустят. Поначалу вежливо, а если не поймёт, то могут и погрубее. Особенно если он из аборигенов. А что ему там делать? Там народ живёт, дети играют, зачем ему туда, незваному? Если трезвый, то спросят, к кому идёт и по какому делу — могут завернуть. Так что лучше мальчика сперва посылать, чтобы оповестил того, к кому идёшь. Мальчишек, готовых за медный полтинник сбегать куда просят, у ворот куча вьётся.

Закрыт вход на Холм и гулящим девкам — даже тем, у кого жёлтый билет в порядке. Потому как им там делать тоже нечего. Девки в борделях городских работают всё больше приезжие. Городок у нас хоть богатый, но маленький, своя таким промыслом займётся — ославят до конца жизни. Свои в других городах работают, наверное, да и зачем им? У нас и без того здесь жизнь сытая, поэтому к нам и едут — аборигенки всё больше. Христианская мораль в эти края никогда не приходила, да и не придёт по объективным причинам. Обстановка не располагает к монотеизму.

Так вот о приезжих: по прибытии идут в околоток, в специальный «бабский отдел», где старшая урядница Анфиса Зверева им «жёлтые билеты» выписывает. А как билет выписан, так у девицы все гражданские права урезаны. Туда нельзя, сюда нельзя, того нельзя, сего… И будет так, пока девица билет обратно не сдаст, решив к нормальной жизни вернуться. В общем, одно из двух: или деньги зарабатывай известным способом, или будь полноправной если не жительницей, то, по крайней мере, приезжей.

Все гулящие девки поступают под надзор «бабского отдела». В отделе кроме самой Анфисы ещё четыре местные жительницы работают. Вот они с момента получения пресловутого жёлтого билета и надзирают за благонравием своего развратного и непутёвого контингента.

Нарушать правила не стоит. Если мелким преступникам в городе назначают месяц-другой тяжких и грязных работ, то с дамским полом поступают гуманней. Всё же негоже девку, пусть даже распутную, заставлять дерьмо из ям ручным насосом качать. Если речь идёт не о серьёзных преступлениях, а скорее о нарушениях порядка, нарушительниц сразу передают в «бабский отдел» для «определения ей наказания в административном порядке». По понедельникам все помощницы Анфисы Зверевой собираются в околотке, и уводят повинную девицу в специальный сруб вроде баньки на задах околотка, «банькой» и называемый. Затем вызывают туда фельдшерицу из больницы, запираются на тяжёлый засов, после чего оттуда доносится свист розог и визг наказуемой. Тоже обычно помогает. А «банька» и исключительно дамский персонал отдела — из уважения к женской стыдливости, буде у кого из преступниц таковая осталась.

Тюрьмы же у нас в городе нет: слишком уж городок мал для того, чтобы таковую иметь. Поэтому наказывают у нас или тяжкими работами, или, в случае с мелкими преступницами, поркой, или штрафами разной величины. Преступников настоящих, серьёзных, под конвоем в Тверь отправляют, откуда им путь на каторгу, на рудники. Это уже воров да разбойников. И вершина всего — смертная казнь. Но казнь всегда за смертоубийство или за незаконную волшбу, направленную на подчинение человека или лишение его жизни. Такое случается нечасто, и обычно виселица пустует.

У нас вообще с этим полный либерализм. Всё же город-то на три четверти пришлыми населён, вот потому и уклад такой. В иных городах, в аборигенских, или графствах с баронствами — там на всякое насмотришься. Раз Средневековье в полном разгаре, то и нравы соответственные. И на кол сажают, и в котлах варят, и лошадьми рвут. Теперь, правда, вместо лошадей во многих местах лебёдки с Ярославского механического завода пользуют. И медленней, и дешевле. А где-то, по слухам, на ратушной площади вместо эшафота пилораму поставили. Но тут уже за что купил, за то и продаю.

Улица, ведущая к Берегу, местами освещалась, тусклые лампочки фонарей разгоняли густеющий мрак всего на несколько шагов от столбов. Но я и без фонарей каждую колдобину знаю, хоть таковых и немного. Аккурат на прошлой неделе здесь улицу снова подсыпали. Целая баржа с гравием в город пришла, и возили её грузовиками.

Гравий похрустывал под подошвами ботинок, со стороны Берега доносилась приглушённая расстоянием музыка. Веселье уже начинается. Я повторил почти весь путь, который проделал от ворот до дома на машине, разве что на площадь выходить не стал, а дотопал до трактира под названием «Царь-рыба». Сие питейно-едальное заведение располагалось на Холме и посещалось всё больше местными. И кормили здесь так, что любо-дорого.

Я поднялся по ступенькам гулкого деревянного крыльца, поздоровался с двумя знакомыми шкиперами барж, курившими папиросы на крыльце. Внутри трактира, к моему счастью, курить не разрешали. Я вошёл в дверь, захлопнувшуюся за моей спиной на пружине, огляделся. Зал был заполнен наполовину, я видел немало знакомых лиц, но из приятелей моих никого не было.

Сел один за пустой четырёхместный столик у окна, сколоченный из толстой ошкуренной доски. Такими же здесь были и стулья. Едва сел, как ко мне, плавно покачиваясь, будто дирижабль на ветру, подплыла Марина Ивановна, жена владельца трактира Митрича, суетившегося сейчас на кухне, за окошком раздачи. Но если Митрич был мелок, бородат, суетлив и шумен, то супруга его блистала дородностью, статью, ходила «белой лебедью», поскрипывая досками прогибавшегося под её немалой тяжестью пола, а говорила всегда ласково и растягивая гласные. Щиколотки да запястья у неё были толщиной чуть не в моё бедро, но лицо на удивление приятное.

— Здравствуй, Саша.

— Здравствуйте, Марина Ивановна, — поприветствовал я хозяйку.

— Один будешь?

— Пока один. Поем без суеты.

— И то верно. Что будешь кушать?

— А чего сегодня хорошего?

Тут всегда полезно спрашивать, потому как плохого не присоветуют.

— Если совет нужен, то бери уху тройную и котлетки из сомятины. Петька с хорошим уловом сегодня, всё прямо из речки.

Петька был племянником Митрича и командовал рыбацкой артелью. Было у них три больших баркаса, так что снабжали они рыбой чуть не весь город и ещё на сторону продавали. А в трактир шла рыбка самая лучшая, если уж Марина советовала что-нибудь попробовать, оно того всегда заслуживало.