Чужая воля - Юрий Леж

— Взяла у деда потренироваться, — равнодушно ответила агентесса.

— Потренироваться в чем? — успел спросить следователь, но тут же перебил сам себя: — Это неважно. Вы где-то учились стрелять, ухаживать за оружием?

— Нет, это получилось спонтанно, — ответила Некта, откровенно улыбаясь во весь рот. — Взяла пистолет, зашла в комнату. Бах-бах!!! Гляжу, а все уже валяются убитые…

— Зачем же вы так… ерничаете, — обиженно округлил глаза Аркадий Яковлевич. — Понимаю ваше нервозное состояние, но все-таки… Зачем вы добили раненных?

— Как же их не застрелить? Их обязательно надо было застрелить, — перефразируя классика, ответила девушка. — Кому на благо их лечение, суд, содержание в тюрьме? Мне? Деду? Вам?

— Но это же чистейшее превышение пределов необходимой…

— Говори, да не заговаривайся, милейший, — перебил следователя старик, остановившийся возле столика. — Мне показалось, что мы все уже обсудили. Никто никого не добивал, моя внучка стреляла, исходя из реальной угрозы для моей и её жизни. Вот и всё. Дело закрыто и сдано в архив.

— Уважаемый Иван Кузьмич! — следователь встал со стула. — Вы хотите, чтобы я закрыл глаза на явное умышленное убийство трех или даже четырех человек? И только потому, что убила их ваша… родственница?

— Знаешь, Надельсон, ты мне никогда не нравился, — неожиданно противным голосом тщательно выговорил судья. — Какой-то ты… не в меру и не к месту принципиальный. Думаешь, твой дядя в Верховном Суде будет тебя вечно прикрывать и зачищать твои ляпы? Смешно, кажется уже не мальчик, чтоб в сказки верить…

От удовольствия Некта даже прикрыла глаза. Слышать такое от судьи ей еще не приходилось, и агентесса наслаждалась этим маленьким воспитательным процессом.

— …а если ты еще раз просто подумаешь привлечь мою внучку даже не за убийство, за переход улицы в неположенном месте, я из тебя сделаю манную кашу, которую с отвращением, но будут лопать выпускники юридических факультетов… в назидание, так сказать…

Голос старика затихал, будто отдаляясь, и его последние слова о том, как он будет с помощью приятелей-судей изводить несчастного следователя, придираясь к каждой запятой в завершенных им делах, агентесса практически не слышала…

…Некта открыла глаза. Вокруг было темно, тихо и спокойно, но именно это ночное безмолвное спокойствие неожиданно ударило по нервам, зародив в душе живущей странное иррациональное смятение еще не сбывшегося, но ожидаемого с минуты на минуту тревожного происшествия.

Резко подтянув ноги, девушка села на постели, прижимаясь подбородком к голым коленкам — как обычно, она спала обнаженной, давая отдых телу — и огляделась. Сплошная, глубокая темнота немного рассеялась перед глазами, и Некта поняла, что проснулась она на широченной, предназначенной, как минимум, для четверых, кровати, расположенной в одной из спален загородного дома деда. В углу сумрачным горбом маячил, отражая темноту, туалетный столик с высоким зеркалом, рядом с постелью с обеих сторон расположились удобные тумбочки, а вот роскошное пуховое одеяло сбилось во время беспокойного сна, свалялась в бесформенный комок в ногах.

Да, сюда старик и привез Некту неделю назад, когда она на четвертый день забрала его из клиники, единственная из всех близких и не очень знакомцев судьи озаботившаяся свежим костюмом, сорочкой и прочими одежками для выходящего на волю пациента. Да и новую машину с новым водителем судейский департамент выделил только после её настойчивой просьбы, больше похожей на откровенный шантаж.

А дом, самовольно записанный агентессой себе в наследство, оказался роскошным: с большим вестибюлем для приемов на первом этаже, с просторным кабинетом, уютным, хоть и оформленным в готическом стиле, каминным залом, двумя спальнями, столовой и библиотекой… ох, еще много чего было в этом доме. Впрочем, умеющая при необходимости обходиться и малым, Некта за свое бытие живущей успела повидать и дворцы, и замки еще более впечатляющие, но не такие уютные, больше похожие на не успевшие состариться музеи, чем на человеческое жилье.

В этом доме и поселилась агентесса, бывая в своей городской квартирке лишь днем, да и то недолго, если, конечно, не выпадало очередное свидание с Сашками Цветковыми. Отсюда каждое утро вместе с дедом Некта уезжала в суматошную, заполненную грешными душами бывшую столицу, сюда же и возвращалась, обычно дождавшись окончания трудового дня судьи или в зале заседаний, или прямо в его кабинете, по привычке именуемом комнатой совещаний.

И вновь непонятное встревоженное состояние, с которым проснулась агентесса, кольнуло её смутным невнятным беспокойством. Как там в соседней спальне дед? Неужели… в его-то возрасте смерти можно ждать в любую минуту, и никакое самое тщательное врачебное обследование не скажет, когда придет срок… Впрочем, нет. Чуть расслабившись, Некта откинулась на вздыбленные за спиной подушки, поняв метафизическими ощущениями живущей, что со стариком все в порядке, он спит и помирать, кажется, не собирается. Отчего же такая встревоженность? И откуда пришел этот детальный, красочный, идеально похожий на явь, сон?

Взъерошив и без того беспорядочные пряди светлых волос, агентесса, окончательно просыпаясь, наконец-то, сообразила, что получила потустороннее послание. Вряд ли от беса-куратора этого Отражения, зачем ему вмешиваться в чужую работу без дополнительных просьб и понуканий? Видимо, это могло быть только прямое послание от Иерарха. И теперь девушке предстояло разгадать — чтобы значил показанный ей во сне бандитский налет, смерть четырех человек и хладнокровие самой Некты при защите деда и себя.

«Как жаль, что рядом нет Симона, — подумала девушка, звездой раскидывая по постели руки и ноги. — Вот он такие загадки щелкал, как орехи…»

4

Прошла еще одна не запомнившаяся ничем неделя: утренние молчаливые поездки в город, бесцельные блуждания по коридорам и аудиториям Университета, скучный обед в дневном чопорном ресторане или дорогом для простых студентов кафе, расположившимся неподалеку от учебных корпусов, парочка встреч на съемной квартире с полюбившейся Некте трогательной в своем искреннем отношении друг к другу парочкой Сашек Цветковых, горьковатый вкус вермута Bianco на губах, проникновенные и задорные интимные ласки до полного изнеможения партнеров, привычные вечерние ожидания старика в ставшем хорошо знакомым здании Городского федерального суда, возвращение уже затемно по той самой роковой трассе, умиротворяющее спокойствие пустынных полутемных комнат, манящая сумасшедшая бездна книг, в которую агентесса погружалась, как в первозданную тьму вселенной, недолгие, иной раз многозначительный, но чаще — пустые разговоры с дедом, а потом одинокий сон в полной призрачных теней прошлого отдельной шикарной спальне. Казалось, так будет всегда, до скончания дней, до Светопреставления в этом Отражении, до Сумерек Мира, которыми, как страшными сказками детей, везде и всегда пугают взрослых.

Но в этот день старику исполнялось девяносто. Редко кто из грешных душ не только здесь, но и в любом другом Отражении доживал до таких лет, а судья не просто дотянул — вполне активно работал, при этом не допуская фатальных ошибок, был трезв и цепок умом и впадать в старческий маразм вовсе не собирался. Вот только к юбилею своему относился крайне отрицательно, впрочем, лучше многих понимая неизбежность и подарков, и поздравительных телеграмм, и цветов, и пышных, пустопорожних речей. Хорошо хоть Некта с утра всего лишь чмокнула деда в висок и буркнула как-то не очень разборчиво то ли: «Поздравляю!», то ли: «Помрешь-то когда?». Агентесса и при жизни не умела, да и потом откровенно не хотела учиться официальным торжественным церемониям, предпочитая цветистым пышным словам конкретные дела. Конечно, она могла бы подсуетиться, напрячь беса-куратора или напрячься самой, добыть для старика что-нибудь антикварное, необыкновенное, изящное… но, во-первых, судья не был ни знатоком, ни ценителем раритетов, будь то холодное оружие, драгоценные камни, полотна старых мастеров или редкие инкунабулы, а во-вторых, самой агентессе претило как бы откупаться от гостеприимства безоговорочно поверившего ей деда дорогим подарком.

Потом был обычный, ничем от прочих дней не отличающийся завтрак в утренней гулкой столовой, за сервированном тонким фарфором и покрытым белоснежной скатертью длинным овальным столом. Как ухитряется приходящая домработница незаметно для обитателей дома обслуживать их, для Некты оставалось загадкой. Она всего пару раз мельком видела сухопарую, высокую фигуру пожилой женщины, и если бы не это, то вполне могла решить, что старику по хозяйству помогает привидение, успевающее приготовить любимые им блюда, накрыть на стол, сменить постельное белье и полотенца в ванной, вычистить обувь и одежду и даже поставить с утра у входной двери зонтики, если на улице случался дождь.