Кроваво-красные бисквиты - Лев Брусилов

лично приехал на улицу Пехотного Капитана и попросил Фому Фомича присоединиться к следствию.

– Я не знаю, поможет ли мое участие делу… – проговорил начальник сыскной после того, как губернатор рассказал о цели визита.

– А почему это может не помочь? – Петр Михайлович порывисто встал с дивана и прошелся по кабинету. – Я так понимаю: чем больше людей занимаются каким-либо делом, тем быстрее и успешнее оно будет сделано!

Губернатор, вышедший в отставку генерал от инфантерии, рассуждал как военный.

– То есть навалиться всем миром и разом все закончить?

– Да! Или я ошибаюсь?

– Нет, ваше превосходительство, вы не ошибаетесь или, я бы так сказал, почти не ошибаетесь…

– Что значит «почти»?

– Я имел в виду, что вы не учли некоторую специфику нашей работы. Я сейчас говорю о сыске. Что на других поприщах, например на войне, считается благом, в полицейском расследовании может оказаться вредным и даже катастрофическим для результата.

Если судить по внешнему виду, а губернатор был человек мощный, грубо выструганный, широкий в плечах и высокий ростом, с голым, почти квадратным подбородком и усами как щетка, можно было подумать, что он, скорее всего, неуступчив и, как все военные, прямолинеен. Однако это было обманчивое впечатление. На деле Петр Михайлович оказался человеком вдумчивым и рассудительным. Это понравилось начальнику сыскной.

– Наверное, вы правы! – проговорил, снова усаживаясь на диван, Протопопов. – Но тем не менее в губернии действует отравитель. Пострадали уже трое! Наша первейшая задача этого отравителя отыскать и посадить под замок. В этом-то я прав?

– В этом вы правы! – согласился Фома Фомич.

– Ну а как мы это сможем сделать, если вы не примете участия в расследовании? – Протопопов вопросительно уставился своими серыми, глубоко посаженными глазами на фон Шпинне.

– Но ведь делом занимается Алтуфьев, а он, как я слышал от городского прокурора, опытный следователь…

– Скажу вам честно, – прервал начальника сыскной губернатор, – еще вчера меня Алтуфьев устраивал полностью. Я, так же как и вы, верил словам прокурора. Но сегодня понял, что Алтуфьев не справляется. Более того, он занимается откровенной профанацией. Может быть, это слово здесь и неуместно, однако я так думаю. Мне не до конца понятны тонкости и хитрости вашего, Фома Фомич, ремесла, и я это готов признать, но тем не менее отравителя нужно ловить, пока он нам тут половину губернии на тот свет не отправил. В этом отношении вы ведь не станете со мной спорить?

– Не стану, я полностью с этим согласен, отравитель должен быть пойман. И чем раньше мы это сделаем, тем лучше!

– Ваши слова внушают оптимизм! – улыбаясь, проговорил губернатор. – Значит, вы согласны, я вас правильно понял?

– С одним условием. Думаю, что создавать одну большую следственную группу, в которую войдут и представители судебной управы, и сыскной полиции, нецелесообразно.

– Вы хотите, чтобы я отстранил от расследования… – губернатор еще не закончил, а начальник сыскной с улыбкой сделал успокоительный жест рукой.

– Нет-нет, никого не надо отстранять. Ни в коем случае! Мне кажется, что все должны оставаться на своих местах, в том числе и Алтуфьев. Пусть делают то, что делают. Мы же, я имею в виду сыскную полицию, начнем параллельное расследование. Начнем тихо, спокойно, без натуги и пафоса.

– Ну что же, я согласен, приступайте! – Губернатор встал, поднялся и начальник сыскной. – Больше не буду вас отвлекать, работайте. Нет-нет, не стоит, не провожайте меня, я сам найду выход! – С этими словами Протопопов Петр Михайлович покинул кабинет.

После визита губернатора начальник сыскной запросил у судебного следователя Алтуфьева копии всех относящихся к делу об отравлениях документов. Внимательно изучил и начал действовать. Прежде всего вызвал к себе чиновника особых поручений Кочкина Меркурия Фроловича, приказал ему установить за кухмистерскими Кислицына наружное наблюдение.

И хотя в записках следователя было явно указано, что нищего у паперти Покровской церкви отравили вафельным рожком Кислицына, Фома Фомич сомневался в том, что владелец кухмистерских причастен к этому. Все было сделано слишком уж явно, указательно, скорее всего отравитель пытался… Начальник сыскной вдруг задумался: а чего, собственно, пытался этим добиться преступник? Запутать следствие? Но это смешно! Следствие и без него хорошо запутал Алтуфьев.

А после смерти нищего даже судебному следователю стало ясно, что горничная к отравлению Скворчанского непричастна. Но почему злодей повел себя именно так, ведь для него ситуация складывалась как нельзя лучше? Рано или поздно находящаяся под стражей горничная созналась бы в отравлении, ее осудили, и дело бы закрыли.

Почему же в таком случае отравитель этого не допустил? Или, скажем так, пытается этого не допустить? Может быть, горничная все же виновата, может быть, это она отравила городского голову? Но действовала она не одна.

У нее был сообщник, от которого она получила отравленные бисквиты. Спасая горничную, он спасает себя. Но почему в качестве козла отпущения был выбран купец Кислицын?

Кислицын сам приходил к Фоме Фомичу и просил взять на себя расследование, убеждая начальника сыскной, что горничная ни в чем не виновата, что виноват Джотто. Фактически купец пришел к начальнику сыскной полиции и обвинил в отравлении Скворчанского хозяина кондитерской «Итальянские сладости». А Джотто, узнав об этом, а это было несложно, ведь разговор проходил в трактире Дудина, решил Кислицыну отомстить. Но если отравил нищего итальянец, то это сразу же зачисляет его в отравители Скворчанского, что не согласуется с общей логикой.

Однако общую логику порой разрушают какие-нибудь частности, которые ускользают из виду. Начальник сыскной знал об этом и не торопился делать выводы.

* * *

Вечером того же дня, когда фон Шпинне нанес визит в кухмистерскую и поговорил с хозяином, на его столе появился список из двадцати девяти фамилий, написанный крупным детским почерком. В этом списке перечислялись все те, кто за последние несколько дней покупал вафельные рожки.

– Да, – заметил Фома Фомич, пробегая взглядом нумерованные строчки, – небойкая торговля. Так, не ровен час, и по миру пойти можно.

Он вызвал письмоводителя и приказал сделать с этого списка несколько копий, после чего велел дежурному найти Кочкина.

Меркурий Фролович Кочкин явился к Фоме Фомичу незамедлительно.

– Проходи, присаживайся! – пригласил фон Шпинне. – У нас появилось дело. Только что в сыскную поступил список из двадцати девяти фамилий. Купец Кислицын принес. Там, как я уже говорил, двадцать девять фамилий, все эти люди в последние дни покупали у Кислицына вафельные рожки. По логике, среди этих фамилий находится и фамилия того, кто отравил нищего на паперти Покровской церкви…

– Ну… – только и сказал чиновник особых поручений, как фон Шпинне опередил его.

– Согласен с тобой, здесь может