Журнал «Вокруг Света» №9 за 2003 год - Вокруг Света

Назойливая пестрота вывесок, мелкие лавчонки, шумные пивные и закусочные, мгновенно заполнившие город, раздражали своей бесцеремонностью.

Идя по бывшей Гороховой, Анциферов поймал себя на мысли, что наиболее прекрасным, с удивительной четкостью и ясностью гармоничных перспектив, город казался ему именно в 1921 году: опустевший, безмолвный, похожий на архитектурную декорацию – такой, каким он вырисовывался на листах архитектурных проектов великих Росси, Томона, Захарова, Кваренги…

Он почти уже подошел к зданию Большого драматического театра на Фонтанке. С 1920-го спектакли стали давать в здании, известном старым петербуржцам, как «суворинский»: построенном в 1878 году Малом театре, труппу которого содержал известный издатель и журналист А.С. Суворин. Проходя мимо театра, Анциферов вспомнил, как 25 апреля 1921 года слышал здесь Александра Блока. Это был последний литературный вечер поэта. После революции Блок вместе с Максимом Горьким, Корнеем Чуковским, Николаем Гумилевым, Михаилом Лозинским разработал программу издания шедевров мировой литературы для массового читателя. Редакция «Всемирной литературы», организованной в сентябре 1918 года, размещалась на Моховой улице, 36. Блок был председателем управления БДТ– нового театра «героической трагедии, романтической драмы и высокой комедии», открывшегося в феврале 1919 года в Большом зале консерватории. Но революционный романтизм первых лет после октябрьского переворота все больше сменялся осознанием мертвящей власти нового чиновничества, тупой жестокости режима, в атмосфере которого задыхались творческие силы. Блок, вероятно, тоже задохнулся, бессильный изменить логику утверждения советского тоталитаризма.

Войдя, наконец, в знакомый с юности вестибюль Публичной библиотеки на углу более привычных ему Садовой и Невского, Анциферов подумал, что полную свободу он может ощутить только здесь – в окружении бесчисленных книжных томов, запечатлевших многовековой опыт человеческой культуры. Он работал в то время в отделе «россики», где комплектовались все издания на иностранных языках, посвященные России.

Впрочем, и в тиши библиотечных залов не получалось игнорировать новые порядки. Только было Анциферов, отрешившись от всех забот, погрузился в работу, перед ним появилась профсоюзная активистка со строгим лицом и напомнила забывчивому ученому о необходимости поскорее заплатить взносы в Общество друзей воздушного флота и Международное общество помощи революционерам. Анциферов сокрушенно вздохнул. Скромной библиотечной зарплаты никак не могло хватать на жизнь, приходилось подрабатывать и чтением лекций, и консультациями в Центральном бюро краеведения, размещавшемся в Мраморном дворце.

Выйдя из библиотеки, Николай Павлович пересек сквер с памятником Екатерине II и направился к зданию Аничкова дворца. Здесь, в бывшей императорской резиденции, с октября 1918 года размещалось уникальное учреждение – Музей Города. По мысли его организаторов, архитектора Льва Ильина и профессора химии Владимира Курбатова, написавшего знаменитый архитектурный путеводитель по Петербургу – музей был посвящен феномену городской жизни в охвате всех ее сторон: быта горожан, коммунального хозяйства, убранства интерьеров, характера планировки и застройки. В Музей Города Анциферова пригласили на заседание архитектурной секции, где обсуждались новостройки Ленинграда последних лет.

Лишь через 7 лет после революции за Нарвской заставой были построены первые 28 домов для рабочих, образовавшие скромный, но выразительный ансамбль Тракторной улицы (архитекторы А. Гегелло, А. Никольский, Г. Симонов). Возникли рабочие жилмассивы на улице Ткачей за Невской заставой, на Троицком поле, на правом берегу Невы у новой тепловой электростанции вырос поселок «Красный Октябрь». К 10-летию советской власти предполагалось открытие дворцов культуры на площади Стачек и на Выборгской стороне, проекты которых были выполнены в суровом стиле конструктивизма. Новинкой в бытовом обслуживании рабочих окраин стали фабрики-кухни, где готовились комплексные обеды, отпускавшиеся на предприятия. В 1923 году в центре города, в Кузнечном переулке, завершили строительство нового рынка, здание которого по проекту С. Овсянникова получило более свойственный Петербургу неоклассический облик. В том же духе были решены сооруженные в 1924-м пропилеи—портики на подъезде к Смольному (архитекторы В. Щуко, В. Гельфрейх).

Критические суждения о памятниках новой власти не рекомендовались. Можно было только потихоньку пожимать плечами, глядя на воздвигнутый у Финляндского вокзала гранитный броневик, увенчанный натуралистически вылепленной, тяжелой фигурой Ленина. К тому времени отошла в прошлое кампания «монументальной пропаганды» 1918—1920 годов, когда на улицах Петрограда соорудили десятка два памятников борцам за социализм. Но поскольку делали их из «временных» материалов – дерева или гипса, простояли они недолго. Некоторые же из них, созданные художниками-футуристами, пришлось убрать вскоре после открытия «по просьбам трудящихся».

План «монументальной пропаганды» включал не только поспешное сооружение революционных изваяний, но и снос памятников «царям и их слугам».

К счастью, это не коснулось прославленных монументов Петербурга, но ряд памятников, сооруженных во 2-й половине XIX – начале XX века, были уничтожены. На постаменте памятника Александру III на Знаменской, переименованной в площадь Восстания, вырубили глумливые вирши Демьяна Бедного, но демонтаж этой замечательной скульптуры работы Паоло Трубецкого произошел позже, в 1937-м. К этому времени был ликвидирован и Музей Города, а здание Аничкова дворца приспособили для первого в стране Дворца пионеров. 

Долго засиживаться в музее не пришлось, Анциферов спешил на заседание общества «Старый Петербург», где была назначена его лекция о памятных местах Достоевского. Шумный проспект 25 Октября как будто забыл о заколоченных витринах, разбитых мостовых, ободранных фасадах с пустыми глазницами окон периода «военного коммунизма». В «Елисеевском», переименованном, как водится, в магазин «Пролетарий», прилавки ломились от деликатесов и фруктов. Правда, продавались они по коммерческим ценам, доступным лишь немногим. 

Анциферов вспомнил 23 сентября 1924-го, когда бывший Невский представлял собой бурлящую мутную реку, по которой неслись тысячи сосновых шашек торцового покрытия, которыми были вымощены мостовые. После того страшного наводнения мощение торцами возобновлять уже не стали. Трамвайные пути выложили диабазовой брусчаткой, а тротуары – асфальтом.

…Неожиданно грянул духовой оркестр, по центральной части проспекта двигалась толпа рабочих в косоворотках и девушек-активисток в красных косынках, которых охраняли бдительные милиционеры в касках. Демонстранты несли лозунги с обычными призывами и здравицами в честь братства пролетариев всех стран, портреты вождей, карикатуры на империалистических «акул». На этот раз шествие было посвящено открытию в Ленинграде международного конгресса «рабочих-эсперантистов».

Издалека был виден стеклянный купол с глобусом роскошного здания в стиле модерн, сооруженного в начале века для компании по производству швейных машин «Зингер». С 1919 года здесь разместился Дом книги: не только книжный магазин, но и разные издательства, занимающие верхние этажи. Анциферов не мог не заглянуть туда и не перелистать свежие новинки. И прямо в дверях столкнулся с неизвестным ему молодым человеком, облик которого поражал экстравагантностью. Длинная тощая фигура в жокейской шапочке, клетчатых гамашах, трубка, зажатая в зубах. Впрочем, 20-летний поэт Даниил Хармс вообще тогда никому не был известен, кроме своих ближайших друзей: Николая Олейникова, Николая Заболоцкого. Друзья, называвшие себя «чинарями», писали стихи и прозу, новизна которых была недоступна современникам и оказалась оценена лишь спустя многие десятилетия. На жизнь молодые поэты зарабатывали гонорарами за детские стихи, которые печатал в своих журналах «Новый Робинзон», «Еж» и «Чиж» Самуил Маршак, руководивший детским отделением Государственного издательства, также помещавшегося в Доме книги.

За Мойкой Анциферов повернул налево, вдоль чичеринского дома, сооруженного в конце XVIII века. Этот квартал с его богатейшей историей – от старого Гостиного двора, сгоревшего в 1735 году, и деревянного Зимнего дворца Елизаветы Петровны – всегда привлекал знатоков города. Для петербургских интеллигентов, не оставивших город после революции, это старинное здание было памятно Домом искусств – организацией, занимавшейся устройством быта писателей и ученых в голодные 1919—1922 годы. Здесь устраивались лекции, собрания, работали литературные студии, а некоторые литераторы – Александр Грин, Владислав Ходасевич, Аким Волынский, Осип Мандельштам, предпочли поселиться в приспособленных под жилье апартаментах банкира Степана Елисеева, последнего дореволюционного