«Не замужем» - Анна Дмитриевна Лепер

концерт, и почти каждый вечер он кормил ее ужином в каком-нибудь кафе, недорого, но всегда вкусно и сытно. Он как будто спешил познакомиться ближе, старался что-то наверстать, восполнить, скомпенсировать. Внутри него чувствовался зажим: наверно, долгая холостяцкая жизнь откладывала такой отпечаток.

Как-то раз он пригласил на открытие какой-то маленькой художественной выставки: с участием одного из своих знакомых. Варвара с наслаждением надела одно из немногих оставшихся платьев, которые еще были ей по размеру, но которые до сих пор особенно некуда было выгуливать, и приехала к нему на встречу на метро: единственным его недостатком на тот момент можно было с натяжкой назвать только отсутствие машины и некоторое даже презрение к людям, передвигающимся на личном транспорте (проявление как раз державности мышления – ведь согласно призыву мэра москвичам рекомендовалось пересаживаться на метро). Но это была такая мелочь, с которой даже Варвара, убежденная автолюбительница, обожающая свою машину, дорогу, вождение, да и вообще отвыкшая от толп подземных переходов, была готова с радостью примириться. Поездив к нему на свидания на метро, она даже начала находить в этом определенную прелесть, какую-то ностальгию по молодости, когда еще ни у кого из ее окружения не было машин, когда приходилось подолгу стоять на остановке в ожидании автобуса, и за это время обдумать свой день, помечтать, построить планы. А потом проехаться в позднем полупустом салоне, где пахнет бензином, чужим потом и незнакомыми духами, и расслабиться, глядя в окно на проплывающие мимо столбы и деревья, и даже – о чудо! – подремать.

Был, правда, у Олега еще один маленький недостаток: иногда он говорил так запутанно и туманно, что она не улавливала сути сказанного, а переспрашивать боялась, потому что, однажды переспросив, почему-то вызвала досаду, которую тут же чутко уловила в его интонациях. Возможно, это объяснялось какими-то его внутренними комплексами, решила она и не стала заострять на этом внимания. Это было совершенно несущественно по сравнению со всем остальным.

Итак, они встретились у метро и вместе пошли искать заявленный в приглашении адрес. Было еще слишком рано, до открытия еще оставалось довольно много времени, и они решили по дороге зайти поужинать.

– Что мы будем есть? – спросил он, и ей было приятно такое обобщение.

– А что мы будем пить? – в тон ему отреагировала Варвара, решив, что не отказалась бы пропустить с ним по стаканчику пива, раз уж она так удачно теперь без руля.

И он без кривляний согласился и на пиво. Они выпили понемногу, потом еще понемногу, и на выставку как-то идти расхотелось. В этом кафе было так весело и уютно, легкое опьянение приятно разливалось по отвыкшему от алкоголя телу, напротив сидел мужчина с по-детски приветливым лицом, который хохотал над ее шутками и сам шутил так, что у нее уже щеки болели от смеха. За соседним столиком сидела семья с маленькой девочкой. Она то и дело с любопытством поглядывала на большого нескладного дядю, который не только не пытался сделать вид, что не замечает ее взглядов (как, скорее всего, сделала бы на его месте Варвара), но и всячески старался ее рассмешить, то делая из карандаша усы, приладив его между носом и забавно вытянутыми трубочкой губами, то соорудив из сушки монокль, в который, комично хмуря брови, глядел на девочку, заставляя ее заливаться смехом и смущенно прятать лицо в маминой юбке. И Варвара испытывала гордость, что рядом с ней такой мужчина, с которым всем вокруг хорошо.

Вышли из кафе они уже поздно вечером – и пошли гулять. Просто шатались по улице, держа в руках по бутылке того же пива, но купленного уже в ближайшем супермаркете (как в молодости!), потом добрели до какого-то бульвара, на котором откуда ни возьмись оказались большие качели. Они сели на них вдвоем и едва заметно покачивались на волнах счастья. Варя болтала в воздухе ногами, которые не доставали до земли, а Олег поддерживал амплитуду, сгибая и разгибая свои несуразные колени под пузырями джинсов.

Еще через некоторое время они замерзли и зашли в первую попавшуюся хинкальную. От пива и холода снова захотелось есть, и они съели по полновесной порции этих грузинских пельменей, запив их тем, что оставалось в бутылках. И тут же, сидя в чудом открытом среди ночи кафе, он ее поцеловал. Губы у него были гладкие, подвижные и очень нежные, и в его поцелуе не было властного требования страсти – только бесконечная нежность, пахнущая хинкальным бульоном, пивом и морозным воздухом.

После такого насыщенного вечера даже Олег уже не предлагал ехать домой на метро. Он вызвал такси, и всю дорогу они целовались на заднем сиденье. Он завез сначала Варю, а потом поехал домой сам. И никаких пошлых попыток напроситься на ночь или недвусмысленно пригласить к себе!

Переступив порог своей квартиры, она обнаружила в телефоне тысячу сообщений от подруги, у которой столь долгое и позднее молчание Вари уже вызывало беспокойство. Единственное, что смогла ей ответить Варвара уже лежа в постели, было «я пропала». И впервые за последние несколько месяцев провалилась в сон.

Утром, с первыми лучами пробуждения сознания, она почувствовала необъяснимое счастье – как это часто бывает после сна, когда человек еще не вспомнил самого события, несущего в себе радость или горе. Но эмоция просыпается раньше памяти. Сладко потянувшись и ощутив забытое блаженство в теле, она решила воспользоваться выходным днем и еще немного полежать в постели, чтобы продлить это чудесное ощущение.

Однако долго наслаждаться не пришлось. Посмотрев на экран телефона, звук которого она всегда отключала на ночь, Варвара ужаснулась: семь пропущенных вызовов от мамы. Это означало только одно: что-то случилось. Мама прекрасно знала о Вариной бессоннице и никогда не стала бы звонить так рано без серьезного повода. Родители вообще с годами стали относиться к ней очень бережно, и у Варвары это вызывало невероятно глубокие эмоции, смесь жалости и вины. Жалости – потому что этой осторожностью по отношению к переживаниям и закидонам дочери родители как бы постоянно извинялись за свои, возможно, чрезмерные попытки влиять на ее жизнь в молодости. А вины – потому что, принимая эти униженные безмолвные извинения, она временами все равно считала их недостаточными и раздражалась на слабых маленьких старичков, состоящих из тонких косточек и почему-то всегда ветхой одежды (несмотря на регулярное обновление гардероба, за чем она очень следила). Каждый раз после очередной вспышки эмоций она давала себе зарок, что никогда больше не поднимет голос на беззащитных, любимых и таких зависимых теперь