Огненный вихрь - Хелен Бьянчин

Джейк заложил руки в карманы брюк и несколько секунд молча наблюдал за ее реакцией. Ему явно хотелось позлить Лизетту, но она решила про себя, что не доставит ему такого удовольствия. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он подал ей следующую реплику:

– Вы ни в чем не раскаиваетесь, Лизетта?

Вспомнив, как расцветал Адам, когда она была рядом с ним, она без колебаний ответила:

– Нет.

– Но ведь вы могли себя обеспечить на всю жизнь, чтоб никогда больше не работать. Отчего же вы этого не сделали?

Он стремился уничтожить ее – это читалось в глазах, в угрожающей позе, – и ртутный столбик, отмечающий накал ее гнева, поднялся еще на несколько делений.

– Я получила от Адама квартиру, машину и акции, приобретенные на мое имя. – Она взглянула на него с гордостью. – Этого вполне достаточно, чтобы призрак нищеты никогда не маячил на моем горизонте.

– И все-таки это мизер по сравнению с общей суммой, в которую оценивается состояние моего отца, – настаивал Джейк.

– Я понятия не имела о размерах его капитала, – отозвалась Лизетта. – И все наследство, кроме того, что он подарил мне во время нашей совместной жизни, по праву принадлежит вам.

Его потемневшие глаза напоминали отполированные агаты, а у нее в груди уже нарастала неудержимая ярость.

– Что вам от меня нужно? – резко спросила она.

– Поговорить, – ответил он своим обманчиво мягким голосом. – Надеюсь, это не возбраняется?

– О чем?

Лизетта в одночасье утратила все свои хорошие манеры, и то, что этот человек сумел-таки вывести ее из равновесия, злило еще больше.

– Главным образом о вас. На службе вы уравновешенны, деловиты, но, стоит с вами пообщаться вне стен офиса, вы предстаете совсем в ином обличье. Вчера вечером вы мне это продемонстрировали, а сегодня продолжаете доказывать.

– Не вижу необходимости общаться с вами вне стен офиса, – отрезала Лизетта, ненавидя его за этот неприкрытый цинизм.

– Даже так? А по-моему, раз уж я в Мельбурне, то просто обязан уделить вам некоторое внимание. Кроме того, не скрою, меня сжигает любопытство: чем же вы так очаровали моего отца? Так очаровали, что он завещал вам половину своего состояния?

– Не забывайте, что я почти полностью отказалась от этого состояния! – бросила она, дрожа от бессильной злобы. – Прошу вас оставить меня в покое.

– Как только сочту нужным.

– Если вы сейчас же не уйдете, я позвоню в охрану и попрошу избавить меня от вашего вторжения.

Она сказала это, а про себя подумала, что такую силу воли, пожалуй, не сломит никакая охрана; внутри у нее расползался липкий страх.

– Ну, я же всегда могу предъявить удостоверение личности и объяснить, что у нас небольшая семейная размолвка, – ледяным тоном заверил он. – Имейте в виду, наше общение, по крайней мере на деловом уровне, будет продолжаться ровно столько, сколько я захочу. – Он недобро улыбнулся и целую вечность сверлил ее глазами с явным намерением запугать. – А если вдруг вздумаете уволиться, я вас везде достану.

От его голоса кровь застыла у нее в жилах, Лизетта не верила своим ушам.

– Не смейте мне угрожать!

– Вы ведь, наверно, отдаете себе отчет, – продолжал он, будто не слыша, – как важно для юриста иметь безупречную репутацию.

– Вы полагаете, что в ваших силах мне ее испортить?

Он лукаво прищурился.

– Для этого достаточно пустить слух, что вы, после того как успешно обвели вокруг пальца моего отца, перенесли свои чары на меня.

Да, она сознавала, что такая сплетня, поданная надлежащим образом, могла бы разрушить ей и жизнь, и карьеру.

Что же придумать, чтобы сбить с него эту спесь? Лизетта обожгла его полным ненависти взглядом.

– Я могу подать в суд за клевету.

– К сожалению, пока все улики против вас.

Не слишком хорошо сознавая, что делает, она взмахнула рукой и влепила ему оглушительную пощечину.

Но тут же в глазах ее отразился ужас: никогда прежде она не была так ослеплена яростью и в жизни ни на кого не поднимала руки.

Время будто остановилось, в наступившей тишине отчетливо раздавался стук ее сердца.

– Ну что, вам лучше? – надтреснутым голосом произнес он.

Лизетта открыла глаза: его черты расплывались передней. Атмосфера в комнате была до того накалена, что Лизетту словно парализовала темная глубина его глаз, излучавших неведомую опасность.

– Я не намерена перед вами извиняться.

Неужели это ее голос? Такой низкий, хриплый от еде сдерживаемой ярости.

– Не сомневаюсь, – протянул Джейк и зловеще улыбнулся. – Замой действия тоже извинений не ждите.

Мускулистые руки стиснули ее плечу, легко сломив сопротивление, он притянул Лизетту к себе.

Была ли на свете сила, способная приостановить медленный наклон его головы, жадное движение его губ, не просто захвативших в плен ее губы, но, казалось, проникающих в самую душу?

Это был неумолимый натиск. Когда Джейк наконец выпустил ее из объятий, она даже не смогла ничего ему сказать, только глаза горели огнем смертельной обиды и унижения. Губы ее распухли и онемели, в горле саднило от невысказанных обвинений.

Цепкие пальцы взяли ее за подбородок; Лизетта стремительно прикрыла глаза ресницами, инстинктивно защищаясь от непрошеных злых слез. Уже не думая о приличиях, она ударила его по руке и тут же вскрикнула от боли, когда он стальными тисками сдавил ее запястья. Она стала вырываться, чувствуя всю бесполезность этого занятия и распаляясь все сильнее.

– Отпустите меня, черт бы вас побрал!

Глянув в страшную темноту его глаз, Лизетта даже поразилась: и как у нее хватает мужества противостоять ему?

– Вы наглый, самоуверенный подонок! Что вы себе позволяете?

Его улыбка была такой мрачной, что Лизетта впервые не на шутку испугалась: ведь здесь некого даже позвать на помощь, а куда ей состязаться с ним в физической силе!

Джейк слегка прикрыл глаза тяжелыми веками, так что невозможно было уловить выражение его глаз.

– Считайте, что мы квиты. – Он провел пальцами по ее трепещущим губам, как бы пробуя их нежную шелковистость.

– Убирайтесь вон!

Он слегка потрепал ее подбородок, заставив смотреть себе в глаза, а потом нагнулся и снова завладел губами.

Считая все это лишь актом возмездия, Лизетта оказалась совершенно неподготовленной к настойчивым ласкам его губ, к нетерпеливой нежности языка, как будто исследующего сокровенные глубины ее рта. Она хотела закричать и не смогла, объятая его подавляющей чувственностью.

Сердце забилось беспорядочно и учащенно; в то время как одна половина ее сознания готова была поддаться наплыву эмоций, другая страдала от унижения.

Каждая клеточка ее тела ощущала сумасшедшее, пьянящее возбуждение, но это продолжалось лишь несколько секунд, потом страх остудил пульсирующую в венах кровь. Из горла вырвался глухой отчаянный стон, она с усилием освободилась от его губ и обеими руками уперлась ему в грудь.