«Если», 2007 № 01 - Дмитрий Николаевич Байкалов

этого покончил с собой Больцман, не выдержал противоречия. А в середине прошлого века возник другой кошмар — это бесконечности, от которых невозможно было избавиться в квантовой механике. И если бы не идея Стана о просвете, о двумерной оболочке, своеобразной коре, в которую одеты ветви мироздания, то физика Многомирья сейчас…

— Он был гением? — перебила я.

— Наверное.

— Зачем вы мне все это рассказываете? — спросила я, не обращая внимания на твои знаки и на то, что на Альциоре произошла вспышка, опалившая мою крону так, что я ощутила ожог.

— Я только хотел вернуть фотографию, — сказал Игорь, пряча взгляд.

— Нет, — сказала я. — Фотографию вы могли выбросить.

— Стан любил вас, Юлия.

— Да, я это уже поняла. И поняла, что решение задачи… Я ничего не смыслю в этой вашей науке… Он — и вы, потому что без вас он не мог сделать расчет, — нашел в Многомирье мои… части, да? Нашел то, что сделало меня мной. Он хотел, чтобы я была счастлива. Не качайте головой, он хотел этого, я знаю, потому что когда-то тоже больше всего хотела, чтобы был счастлив человек, которого я тогда любила. Я говорила об этом Станиславу Никоновичу, и он мне обещал, а решил на самом деле другую задачу, для меня, и теперь я понимаю почему, но это ведь не все, верно? Есть еще что-то, о чем вы не решаетесь сказать? Есть, я чувствую…

— Да, — кивнул Игорь. — Наверное, лучше, чтобы вы знали.

Он все-таки выпил кофе — залпом, будто опрокинул рюмку водки.

— Видите ли, Юлия, — сказал он, — мы еще очень мало знаем о Многомирье. Что знали физики о Вселенной сто лет назад? Даже галактики еще не были открыты. А Многомирье — это миллиарды вселенных, может, даже бесконечное количество, видите, мы даже этого не знаем. И каждое мгновение рождаются новые ветви, новые миры, мы пытаемся понять связи, придумываем аналогии. Менский представил его в форме кристалла, Савранский говорил о просветах между ветвями, Лебедев — о склейках, когда просвет в каком-то месте истончается, и ветви начинают взаимодействовать. А еще мы знаем теперь, что человек, всякая личность — это не индивидуум, не единица в нашем пространстве-времени, а мультивидуум, то есть существо, живущее во множестве ветвей и представляющее собой… Да что я вам рассказываю, Юлия, уж это вы знаете, чувствуете… благодаря Стану.

Он говорил много, он, по-моему, говорил не по делу, он хотел что-то сказать и тянул время, толкуя о вещах, которые меня совершенно не волновали. Кристаллы, склейки, просветы, мультивидуумы — физика, теория… Зачем мне?

Не торопи его, сказал я; я и не тороплю, подумала я, но когда же он наконец…

— Видите ли, Юлия, — произнес Игорь. — Стан был человеком идей, а расчеты… Впрочем, я уже говорил… В общем, он вас любил. Да, это я говорил тоже. Он хотел, чтобы вы не просто стали собой в Многомирье, но чтобы вам было хорошо в нем жить. А это оказалось невозможно без… Ну, он ведь был связан с вами своим чувством. Вы могли стать собой, только если прервать эту связь, этот причинно-следственный поток…

— Вы хотите сказать, что Стан умер… не от сердца?

Игорь помолчал. Он не смотрел мне в глаза, старательно отводил взгляд, будто считал себя в чем-то передо мной виноватым.

— От сердца, — сказал он наконец. — Стан поставил начальные и граничные условия задачи. И систему уравнений мы собрали вдвоем. Он предполагал всего лишь получить условия разрыва непрерывности — чтобы рассчитать обрыв связи между ним и вами.

— Он хотел убить свою любовь, — жестко сказала я.

— Можно сказать и так.

— Почему он решил за меня? Почему он это с вами обсуждал, а не со мной?

— Ну… Стан был уверен, что…

— Что безразличен мне, да? Но ведь он мог хотя бы намекнуть!

— Он говорил, что женщина прекрасно чувствует, когда ее любят.

— Господи!

— Его система уравнений, — печально сказал Игорь, — была с вашей несовместна, поверьте.

— Как он умер? — спросила я.

— Вы знаете. Сердце. Коронарная недостаточность.

— А точнее? Это можно вызвать искусственно?

— Нет, конечно. Искусственно можно растянуть просвет, это ведь двумерная поверхность, разделяющая ветви — те, в которых счастливы вы, и те, в которых он… Это мы и рассчитали вдвоем.

— Связь между нами прервалась, и он умер, — сказала я. — А я даже ничего не почувствовала.

— Ну… — это его «ну» стало меня раздражать, захотелось схватить Игоря за лацканы пиджака и хорошенько встряхнуть. — Вы не могли почувствовать, Юлия, это была односторонняя связь.

— Неразделенная любовь, — пробормотала я.

— Ну… да. Так, собственно, это и происходит на самом деле.

— Он понимал, что умрет?

Не надо так, сказал я; надо, подумала я, надо, мы должны знать все. Зачем? — подумал я.

— Не знаю, — помолчав, ответил Игорь. — Вот что меня гложет все это время. Я не знаю. Что мы понимаем в физике Мультиверса? В ветвях, склейках, просветах, ветвлениях? Мы пока, как те древние греки, для которых весь мир состоял из четырех стихий, так же все упрощаем. Стан мог не представлять последствий, но мог догадываться, а мог и знать точно, я же говорю — интуитивно он предвидел почти любые мои решения: мог сказать, каким окажется результат расчета, еще до того, как я включал компьютер. Это меня и мучит — знал или нет.

— И решили переложить груз на меня, — сказала я. — На нас.

Он наконец поднял на меня глаза. Взгляд был совершенно больным. Он измучился, не сумев для себя решить, в чем на самом деле виновен.

— Вы подумали, — продолжала я, — что мне… нам… легче будет нести этот груз, потому что я… мы…

— Человек Многомирья, — тихо произнес он, я едва расслышала и наклонилась к нему через стол. — Мультивидуум. А я всего лишь просто человек.

— Но вы — специалист! — воскликнула я. — Вы и для себя можете рассчитать…

— Рассчитать могу, да. Но нужно создать задачу. Вы думаете, расчет — главное? Что я без Стана? Ни-че-го. Ноль.

Я встала. Мой кофе и моя плюшка так и остались нетронутыми.

— Извините, Игорь, — сказала я, и на этот раз я даже не попытался сдержать тебя; я должна была сказать это, и я с тобой согласился. — Извините, но в каком бы мире мы ни жили и кем бы себя ни ощущали… вы в вашем трехмерье, а я, какой себя сейчас знаю… каждый несет ответственность за сделанное им.

— И вам нисколько не…

— Перестаньте!

Я вышла из кафе, чувствуя спиной его взгляд; наверное, мне это только казалось,