Другой Урал - Аль Беркем

Отдохнув, человек поднялся, и какое-то время наблюдал за странным явлением - ветерок все ходил и ходил по кругу, медленно неся первые паутинки. Хлопнув себя по коленям, человек поднялся, потрогал кеды…Высохли. Ух, задубели-то…

Размял - какой, однако, приятный запах. Детством, футболом, летними каникулами.

Лагерем. Походами… Проверил носки. Высохли.

– Ну, вот и все, маленькая, спасибо. - сказал человек сосенке, одновременно ловя себя на ощущении, что из него словно выталкивается что-то, как будто вместе со словами из горла вылетали какие-то бесплотные комочки.

Человек убрал коврик, обулся и немного посидел "на дорожку", задумчиво глядя на кружащийся над валунами воздух. Солнце начало склоняться к горам, ели стали черней, а сосны наоборот, зазолотились. Самочувствие было прекрасным. Ноги счастливо нежились в сухой обувке, бедренные мышцы полностью отошли, как и икроножные, спину не ломило.

Покидая место, человек оглянулся, чувствуя легкое неудобство…Наверное, это оттого, что я оставляю за спиной неразгаданную загадку, - грустно подумал человек. - но все загадки не разгадаешь, да и зачем? Должна же оставаться в мире хоть какая-нибудь тайна, хотя бы такая маленькая и трогательная, как эта полянка с валунами и нескончаемым ветерком по кругу…

Ему нравилось думать об этом как о "…маленьком сокровище, подаренном ему к отпуску Вселенной" - в глубине души человек был сентиментален, но кто не умилился бы при виде такого сказочного уголка?

Оказалось, что гнуса и комаров стало куда больше, чем на той стороне горы.

Кровососов и впрямь прибавилось, и не только их - каждое встречное живое отхватывало от него свой кусок. То, что было смято и обгрызено Местом, не могло за себя постоять, и неожиданную прибавку получили все - комары, гнус, некоторые из растений, мимо которых проходил человек, маленькие Места, а когда человек вернулся к себе - некоторые люди вдруг стали искать его общества. От него оставалось вполне достаточно, чтоб продолжить путь, но профессия не позволила осуществить полуосознанное желание забиться куда-нибудь в нору, никого не видеть, восстановиться. Он боролся с хандрой, и ежедневно побеждал себя, зато начал плохо спать, постоянно перекладывал подушку на другой конец кровати, стал забывать даже важные вещи, раздражаться по каждому пустяку, так что к Новому Году перессорился практически со всеми. Когда заподозрившая нехорошее жена загнала-таки его к знакомым врачам, те никаких особенных патологий не обнаружили, однако к следующей весне на кафедре появился некролог.

Песня про зайцев Слыхали про Иерихонскую трубу? Якобы стены какой-то древней крепости обрушились, когда она заиграла. С тех пор, как прочел это, думал - чего там - художественный текст, библия, древний памятник словесности, там и моря расступаются, и бог врукопашную хлещется с теми, кто в него верить не хочет, и всякие прочие мракобесия. Теперь верю, без вопросов, и втихомолку считаю дураками тех, кто кидается спорить.

Просыпаюсь в машине - стекла запотели, перегар, одежда влажная и вонючая - короче ужоснах, как метко сказано каким-то сетевым остроумцем. Выволакиваю затекшее тело наружу - е.., холодно-то как! Зуб на зуб не попадает, трясет, как мокрую кошку, притом башка как нарыв под ногтем и страшенный сушняк. Бедное животное, - думаю, глядя на опухшую рожу, - был бы щас ствол, замочил бы не задумываясь: до того, тебя, скотина, жалко. Машину обхожу - твою мать. Свет не вырубил, так и спал. У машинешки глазки мутные, совсем как у хозяина, за грязной оптикой еле-еле светится, аж в красноту: бобик сдох, значит. Прикуривать искать кого-то надо, компьютер отцеплять, а это не с похмелья работенка… Я представил, как иду ловить зажигалку - ноги разъезжаются, в голове кувалдой отбивается пульс, блевануть бы - а нечем, а идти еще… А сколько, кстати?

Мысль, как отбивная, вывалянная не в сухарях, а в крупном таком песочке, потянулась через высохшие мозги, заставляя передергиваться всем организмом - а ГДЕ это я, а? Подняв слезящиеся глаза, я осмотрелся - впервые, надо сказать; до этого меня как-то слабо волновала собственная локализация - раз в машине, значит, на дороге. Дорога автоматически означает пиво, пожрать, помыться даже, потом, правда, еще менты-менты-менты - и вот он, sweet home. С кроватью, успокаивающим бормотаньем телевизора и женой, всегда готовой и водички поднести страдающему мужу, и бульончика сварить для скорейшего выведения метаболятов этанола. Только б доехать. Вокруг меня шумел лес. Я стоял посреди изрядно заросшей просеки, над головой слабый ветер перебирал провисшие провода ЛЭП. Странно, незапитанная ЛЭП-то, а какая путевая - провода квадратов на пять-семь, да сами опоры тоже не копейки стоят. - машинально отметил я, намереваясь запомнить сюда дорогу. - Надо бы вернуться потом да опустить немного Чубайса, пока не под током, тут ведь не штука и не десять валяются. Мысли о работе придали мне мужества, и я, оглянувшись на машину, побрел в ту сторону, откуда вроде бы приехал.

Тропка, незаметно взбирающаяся в гору, то и дело терялась в кустах шиповника и малины. Похоже, набили ее не обходчики ЛЭП, тропка явно затачивалась не под скорейший обход маршрута, а под сбор ягод. Я понял, что надо возвращаться и шлепать в другую сторону, да и посмотреть на следы колес не мешало бы. Приехать отсюда нереально: местность вполне противотанковая, да и вероятность встретить воду на горе, мягко говоря, невелика - а пить хочется страшно, во рту вместо слюны тягучая щелочь. Однако я почему-то продолжал идти, словно лишившись воли, на каждом изгибе обещая себе, что дойду максимум вон до того куста и все, разворачиваюсь. Однако и этот куст остался позади, потом еще, и еще, и еще - через некоторое время я уже наблюдал за собой, полностью превратившись в безучастно сидящего в уголке мозга свидетеля. Главным действующим лицом я уже не был - власть над моим телом перешла ко мне же, но ко мне другому. Другого мало волновало, что губы запеклись, что на майке, пропитанной холодным похмельным потом, сидит уже с килограмм комаров, а ноги подозрительно подламываются и дрожат - он явно знал, куда идет.

Ну, коли подписался управлять нашим телом, вот теперь сам с ним и плюхайся. Раз такой умник нашелся. - подумал я Другому, демонстративно усаживаясь сам в себе и обидчиво закидывая ногу на ногу. - Пои, корми, вези домой. Шизофрению тоже тебе лечить, дорогой мой. И на работу тоже ты ходить будешь. Выискался тут, понимаешь.

Другой не отреагировал, хотя все расслышал и прекрасно понял - это чувствовалось.

Только глянул искоса, словно на истеричную школьницу, и все; однако мне было уже не до его реакций - я вдруг понял, что предназначен именно для этого. Видимо, что-то потревожив, стронув с места своими мыслями, я еще в начале обращения к Другому явственно ощутил, что сейчас пойму что-то важное; и вот, voila - в самом деле понял. Четкое такое чувство, что, мол, вот это - и есть то, для чего ты родился, учился, служил, работал - все для этого. Это - оно, и ты попал в самое правильное место в наилучшее время, потому что оно - здесь. Еще бы понять, что же именно.

Пока я дулся на Другого, лес кончился - вернее, остался внизу. Передо мной высилась каменистая верхушка горки, из-за которой выглядывала очередная опора - ЛЭП, оказывается, обошла горку слева, а я и не заметил. Небо тоже изменилось - куда-то девалась жемчужно-серая пелена, превращавшая солнце в почти неотличимую от окружающей хмари область, только теплую и режущую глаза, когда случайно наткнешься взглядом.

Ну? И че? А, Сусанин хренов? - укоризненно подумал я Другому, но его и след простыл. Вот сука. В натуре, Сусанин. Я принял управление собой, и первым делом остановился, оглядываясь в поисках места, чтоб присесть и перевести дух - ноги гудели, и по опухлостям морды, облепленной раздавленными комарами, обильно текло.

Пришлось поднять перед футболки и вытереть лицо; правда, суше не стало, но хоть капли не щекочут, и то хлеб. Хотя… Все-таки щекочут. То, что я принял за щекотку, усиливалось и охватывало все тело. Мне казалось, что каменистое крошево под ногами мелко зудит, словно я стою над огромным дизелем, и толща породы, поглотив звук, все же пропускает ту высокочастотную вибрацию, прямо как на тепловозе, от которой ноют зубы и вещи тихонько едут по столешнице.

Я перестал привередничать и плюхнулся на задницу прямо там, где стоял - мне хотелось схватиться за землю; мельком брошенный взгляд на соседние горы едва не лишил меня остатков самообладания - они вибрировали, словно их изнутри били огромной кувалдой. Я устойчиво сел на осыпи, уперевшись руками и раскинув ноги.

Мозг, хрустя слипшимися от алкоголя шестеренками, пытался определить источник ЭТОГО, и в случае, если он приближается, организовать отступление. При ближайшем рассмотрении Это оказалось чем-то вроде звука, но это был был очень странный звук - запредельно низкий, его слушаешь животом, ладонями и ступнями, уши тут бесполезны. Глядя на горы, я четко отличал неподвижные и молчащие от исходящих этим зудом, и тихие были очень далеки.